— Нобелевскую премию в этом году дали Бобу Дилану, рок-н-ролл окончательно канонизирован. Значит ли это, что возвращаются старые добрые рок-ценности и рок опять будет в авангарде борьбы за свободу?

— Украинский рок-н-ролл никогда не был политизирован, он скорее лиричен — в отличие от протестного российского рока или того же Дилана. Да, есть рок- и даже поп-исполнители, которые политически ангажированы, но это скорее исключение. Не знаю, почему так вышло. Может быть, причина в украинской традиции, фольклорной, архаичной.

— А насколько украинская песенная традиция вообще вписывается в рок-н-ролл?

— Я был одним из первых, кто начал петь рок по-украински. Оказалось, что эти традиции прекрасно сочетаются, наш язык очень пластичен, он хорошо ложится на рок-мелодии. Много синонимов, можно играть ударениями. И это перешло из народных песен, из поэзии в современную музыку. «Вопли Видоплясова» первыми начали экспериментировать на грани рока и народной музыки, я даже ввел термин «этно-рок». Во времена Кучмы украинская народная песня, народная одежда, та же вышиванка, были способом негласного протеста, как сегодня в Беларуси. А 2 года назад, когда началась война, произошел всплеск рок-музыки на украинском — появились новые коллективы, новые песни.

— Это связано с потребностью в самоидентификации?

— Скорее с коммерциализацией. Появился коммерческий украинский рок-мейнстрим. Это началось еще в конце 90-х, но сейчас обрело новое качество. На стыке электронной музыки, рока, народной традиции работают «Хардкисс», «Бахрома», Onuka, чуть раньше возникли группы «Бумбокс» и «Океан Эльзы».

— Почему в 2004 году у тех, кто вышел на Майдан, не получилось то, что получилось 10 лет спустя?

— А сейчас, вы считаете, что-то получилось? По-моему, революция не может быть успешной. Либо она оказывается задушена, либо приводит к смене формации. Смена формации со временем дает стабильность, но сам переход — это боль и кровь. На самом деле сейчас просто повысился градус. Тогда прошли по лезвию бритвы, а теперь все это пролилось большой кровью. Плюс другое поколение. Революция 2004 года была культурной и музыкальной, и Ющенко, и Янукович строили свои кампании на концертах, это было музыкальное противостояние. Последний Майдан тоже пытались сделать музыкальным, но сразу не пошло.

Трудно объяснить тем, кто там не был, но Майдан — это полное ощущение рая: внутренняя свобода, товарищество, нет страха, все возможно, ты веришь в себя и в человечество. На самом деле что-то подобное происходит и на рок-концертах, и даже просто на массовых гуляньях. А потом, как после любой эйфории, наступает отрезвление.

— Можно ли сказать, что на Украине сейчас эпоха пассионариев? Много ли людей, которые могут повести за собой среди артистов?

— У нас эпоха маркетинга, музыка превращается в реальный бизнес. В нее пришли рыночные технологии, она стала продуктом, так мы получаем новых артистов. Если до 2004 года это была музыка ручной работы, то сейчас — производство. Да, есть непричесанные таланты, есть идеи, но самое интересное остается в андерграунде. Знаете, это как после революции 1917 года — возникло огромное количество новых имен, нового материала. А потом этих людей расстреляли, у нас к середине 1920-х, в России чуть позже. И все равно это породило культурный феномен, который повлиял на следующие поколения. Так и нынешняя волна даст какой-то результат в будущем.

— А с концертами стало легче или труднее?

— Три четверти концертов наша группа давала в России. С начала 2014 года мы туда не ездим, соответственно, количество концертов резко сократилось. И это общеукраинская история: политические, культурные, коммерческие связи с Россией по существу разорваны. Хотя, когда мы ездили на «Кубану» в Прибалтику, я был шокирован: перед концертом меня встретила куча фанатов с нашими плакатами, с дисками, даже с винилом. В холод, в дождь, люди приехали автобусами из Питера и из Москвы — специально на наш концерт. Это было очень впечатляюще. Так что когда-нибудь, я думаю, все наладится. Географически же мы никуда не денемся, материки не разойдутся.

Что касается концертов дома, то ситуация непростая. Революция приводит к творческой вспышке и одновременно к маргинализации общества. У нас сейчас много говорят о возвращении в 1990-е: быкота, гопота, мода на низкий стиль. На звездах шансона залы ломятся. Российские «шансонье» сюда ездят.

Корпоративы практически прекратились по экономическим причинам. Спонсоры тех фестивалей, которые я провожу, очень плохо себя почувствовали, бюджеты сократились в 4-5 раз. Если раньше я мог пригласить кого-то из-за границы, то в последние годы это только украинские артисты. Сейчас экономика понемногу начинает крутиться, может, что-то вернется. Возникают даже какие-то новые фестивали. Ребята, которые проводили Казантип, организовали очень успешный фестиваль под Одессой — все то же самое, только связали его со спортом и таким образом «отмыли» имидж Казантипа, который ассоциировался с разного рода стимуляторами. Очень масштабно прошел фестиваль Atlas Weekend, приехало много зарубежных артистов. Выжил «Гогольфест», дважды в год, летом и зимой, проводится фестиваль «Країна Мрiй». Раньше на Рождество только я проводил фестиваль как фанат традиций, а сейчас будет масса культурных событий по всему Киеву. Хорошо идут ярмарки, возник тренд «made in Ukraine», престижно надевать что-то украинское, использовать традиционные украшения, поделки.

— Знаете, моего соседа по вагону, мужчину около 30, сегодня сняли с поезда «до выяснения обстоятельств», потому что у него не было приглашения.

— Поймите, мы находимся в состоянии войны с Россией. В 1919-м его могли бы расстрелять на полустаночке, а теперь видите, как все гуманизировалось… Все равно у нас до сих пор выступает больше российских артистов, чем украинских. А украинские артисты все перестали ездить в Россию. По крайней мере, украиноязычные: Лобода или Потап и Настя по-прежнему гастролируют, но это не считается.

Все говорят о проблемах с русским языком, а на самом деле здесь проблемы с украинским. Украинских учебников, фильмов, мультиков, музыки нет в магазинах, нет в эфире. А в России тем временем закрыли украинскую библиотеку, украинские школы, сейчас закрывают последний украинский храм. Вот и вся разница.

— А на Западе украиноязычная музыка идет?

— Среди своих. Диаспора приходит на концерты, но говорить о каком-то прорыве не приходится. Даже афиши вешают только на украинском языке, на английском не дублируют. У нас сейчас больше половины концертов проходит за рубежом, но публика — все равно украинцы, белорусы, прибалты, русские.

— Летом в Лондоне меня поразило, как часто на улице слышишь украинскую речь. Раньше такого не было. Вы не думали об отъезде?

— Я уезжал, потом вернулся. Сейчас, наверное, я бы уже не уехал. А в конце правления Януковича не думаю, что были украинцы, которые не раздумывали бы ехать—не ехать. Я в том числе.

— Чем это все закончится, на ваш взгляд?

— Закончится развалом совка в головах у людей. Когда совок окончательно развалится, Украина заживет по-новому. Может, даже дороги отремонтируют.