В Казани к чемпионату мира по футболу уничтожают пойменную рощу. Деревья и кустарник, среди которых обитает горностай и встречаются «краснокнижные» виды растений, засыпают многометровым слоем песка под автостоянку «Казань Арены». Горожане блокировали тяжелую технику и начали звонить и писать во все мыслимые инстанции — полицию, природоохранную прокуратуру, суд, исполком, администрацию президента Татарстана, оргкомитет ЧМ-2018, ФИФА. Поскольку реакции нет ниоткуда, группа активистов обратилась к Владимиру Путину, пригласив его на экскурсию-прогулку по роще и потребовав остановить ее уничтожение. Свое требование активисты обосновали тем, что президент несет ответственность за неэффективность исполнительной власти в России и «ручную» систему управления.

Письмо граждан вызвало полемику в социальных сетях. Уместно ли требовать от президента остановить засыпку рощи? Не лучше ли было попросить? Если проанализировать обращения российских граждан к их мэру, губернатору, какому-либо министру, президенту, можно заметить, что ключевым для них действительно является слово «просим». Граждане просят провести газ в дом, где живет ветеран войны; обеспечить ребенка жизненно важным препаратом; предоставить жилье выпускнику детского дома; отремонтировать дороги; не допустить вырубку леса или парка; сохранить реабилитационный центр; установить пандус в подъезде; не сокращать поголовье оленей; не сажать предпринимателей за продажу пищевого мака и т.д. Тысячи различных петиций, под которыми собираются подписи в России, — являются прошениями. Таковыми являются и миллионы обращений к президенту России во время так называемых «Прямых линий». Число и содержание этих просьб сами по себе служат диагнозом нынешней системе государственного управления. Ситуации часто становятся абсурдными. После видеозвонка из Омска во время последней «Прямой линии» с просьбой обратить внимание на ситуацию с дорогами в городе («Владимир Владимирович, у города Омска скоро 300-летие, это знаменательная дата. Все граждане надеются, что хотя бы к этому празднику город наш будет благоухать — с дорогами, в зелени, о чем мы очень просим») — масштабные работы по асфальтированию улиц начались через 2 часа. А чуть позже омские власти отчитались, что за сутки, прошедшие после телеэфира с президентом, положено 4 тысячи квадратных метров асфальта. Характерно, что абсурдные истории, когда к президенту обращаются по поводу дорог, рощ, оленей, детских площадок, — стали чем-то совершенно привычным.

Между тем единственным источником власти в России в соответствии с Конституцией являются… граж­дане. Если вслед за Георгием Сатаровым использовать терминологию агентской модели, граждане — это принципал, а мэры, главы регионов и президент являются… агентами, которым граждане делегировали свои властные полномочия и передали контроль над ресурсами. В таком случае насколько уместным является обращение принципала к своему агенту в виде прошения?

Язык создает и поддерживает отношения власти и господства. На мой взгляд, глагол «просить» при обращении к представителям исполнительной власти — это не столько проявление вежливости, сколько признание своей подчиненной позиции, неявное допущение, что тот, к кому граждане обращаются, находится «наверху», а сами граждане «внизу», добровольный отказ от позиции принципала.

Власть чаще всего понимается как некая способность — реализовывать свои интересы, осуществлять свою волю, — которой одни (элиты, классы) обладают, а другие нет. Но с другой точки зрения, отчетливо сформулированной Мишелем Фуко, власть — это не привилегия, а «вечное сражение», сеть активных отношений, бесчисленные точки столкновений, в том числе или прежде всего по поводу смыслов, и исход этих столкновений не предрешен.

Учитывая это, не следует ли нам изменить язык, на котором мы разговариваем с исполнительной властью, и отказаться от практики прошений? Граждане имеют право не просить, а требовать от властных агентов решения проблем. Дискурсивное сопротивление такого рода может отражать изменения в отношениях между властными агентами и гражданами и способствовать таким изменениям.