Наше телевидение — ​лучшее в мире! Так считает, к примеру, Владимир Познер, а ему-то можно верить — ​каких только телевидений он не повидал за свою долгую и счастливую жизнь в профессии. А свободы слова нет нигде в мире. И это тоже он, Владимир Владимирович, утверждает. И снова — ​ну кто лучше него знает, как у них там, в мире, обстоят дела со свободой слова?

Вот и Соловьев, как только какой-нибудь условный Гозман скажет, что у нас со свободой слова швах, так тут же и ставит зарвавшегося либерала на место: «Но вы-то можете говорить в эфире госканала, что свободы слова в России нет. А попробовали бы вы заявить такое где-нибудь в Америке». И сразу все эксперты хором: «Да никого из нас вообще на американское ТВ никогда не позовут. И на украинское — ​не позовут. Вот она, хваленая буржуазная демократия!»

В доме повешенного не говорят о веревке. Тем более если повешенный бодр, оптимистичен и совсем не кажется страдающим от удушья.

На минувшей неделе Владимир Познер позвал в свой эфир Эдуарда Сагалаева. Без видимого информационного повода. Просто поговорить — ​и в первую очередь о телевидении, которому Сагалаев отдал большую часть жизни. О правилах игры два гуру, два аксакала отечественного ТВ, скорее всего, договорились на берегу: «да» и «нет» не говорите, черное-белое не носите. То есть коллег по именам не называем, никого во власти персонально не обвиняем — ​так, разговор о ТВ вообще: какое было раньше, когда его делал Сагалаев, каким стало теперь — ​«лучшим в мире». Ну как-то так — ​чтобы никого не задеть и каналу-вещателю не навредить.

И поначалу Сагалаев условия игры соблюдал. Рассказывал о прошлом. Признался, что искренне страдал в середине 90-х, когда все СМИ в стремлении не допустить во власть Зюганова, стали играть в одни ворота. «Это было информационное насилие, и я тоже принимал в нем участие. Я привык говорить правду на телевидении — ​если не получалось, я уходил». Признался, что тогда, возглавляя ВГТРК, пил по вечерам, закрывшись в своем кабинете. От отчаяния. От того, что приходилось ломать себя и свои представления о роли и миссии ТВ в обществе.

А потом, хоть и не называя никого по именам и фамилиям, все же начал говорить о том, что его больше всего тревожит сейчас. «Власть по природе своей предназначена обманывать народ». «Но так во всем мире», — ​возразил ему Познер. «Но есть власть, которая ограничена СМИ, не разрешающими ей врать, — ​гнул свою линию Сагалаев, имея в виду, что это отнюдь не наш случай, и упомянув про закрытые для нашего ТВ темы. — ​Нельзя говорить о семье президента, о самом президенте нельзя говорить плохо. ТВ, так или иначе, превратилось в часть власти — ​напрямую или опосредованно».

Владимир Познер в спор с гостем не вступал, а, напротив, вел себя так, будто впервые обо всем этом слышит.

Так, когда Сагалаев упомянул коллег, которые активно занимаются пропагандой, Познер поинтересовался: «А как вы думаете, они играют или верят в то, что делают или говорят?»

«Я хороший психолог и понимаю, что в это нельзя сыграть. Если человек не верит, он уходит, если верит — ​остается. Другой вопрос, что эта вера мне непонятна. Мне непонятно, как можно утверждать в обществе и стране психологию осажденной крепости. Это очень плохая история. От кого мы так защищаемся?»

И тут Познер, уводя разговор в сторону, процитировал слова Сагалаева десятилетней давности о том, что наше ТВ — ​лучшее в мире («Я тоже так считаю», — ​счел необходимым отметить он). «Вы по-прежнему думаете так?» Сагалаев же, перечислив достижения отечественного ТВ за истекшее десятилетие (технологический прорыв, рост числа каналов, где можно увидеть все что ты хочешь), вернулся к прежней теме: «Когда я смотрю информационные программы или дискуссии, я понимаю, что эта психология осажденной крепости работает не на пользу зрителя. Зачем заводить людей? Зачем их пугать, раздражать?» Высказался и о самоцензуре, которая, по его мнению, порой хуже цензуры, поскольку людьми движет страх — ​потерять работу, зарплату, положение в обществе.

Странный вышел у Познера с Сагалаевым разговор, из которого, в общем, стало понятно, отчего Владимир Влади­мирович по-прежнему процветает в эфире Первого канала, а Эдуард Михайлович ведет свою маленькую программу на маленьком, созданном им же, канале о психологии — ​зато остается верен себе и тому телевидению своей мечты, которое, как он до сих пор считает, может, если захочет, изменить общество к лучшему. В эфире Первого канала сошлись прагматик и романтик, и прагматик смотрел на романтика несколько снисходительно, как на последнего из могикан, вовремя не угадавшего направление, куда несет нас рок событий.

Да, не угадал. Но и не факт, что, угадав, остался бы на том ТВ, которое мы сегодня имеем. И кстати, именно Сагалаев в 2004 году, когда казалось, что-то в этой «консерватории» еще можно подправить, выступил с инициативой декларации в защиту свободы слова, которую, по его разумению, должны были подписать члены Академии Российского ТВ. На общем собрании Академии тогда поднялась форменная буча. Многие считали, что главная задача АРТ — ​премия «ТЭФИ», а политика — ​дело двадцать пятое. Но все же решение о создании декларации приняли, постановив, что, если ее подпишет большинство академиков, текст будет зачитан на торжественной церемонии «ТЭФИ». Сагалаев текст и написал. «Российское телевидение сегодня не свободно, — ​говорилось в нем. — ​Вместо оперативной и объективной информации нам пытаются навязывать официоз. Фактически на ТВ установлена цензура и, что еще хуже, — ​запретами на профессию и ликвидацией некоторых программ — ​самоцензура. Ограничение права граждан на информацию, ущемление свободы слова неприемлемо для нашего общества. Мы уже проходили и знаем, к каким последствиям это привело».

В тот год сняли с эфира несколько популярных программ — ​в частности, «Свободу слова» и «Намедни», в связи с чем в декларации было отмечено: «Ясно, что подобные решения принимаются не профессионалами ТВ, а властью и людьми, полностью зависимыми от нее. Подобные эпизоды — ​не случайность, а продолжение политики, которую планомерно проводят властные структуры по отношению к российскому ТВ и СМИ в целом».

А дальше случилось вот что. Из 134 тогдашних членов декларацию подписали 36 человек. Остальные под разными предлогами уклонились — ​не место, мол, не время. И не буди лихо, пока оно еще не слишком разбушевалось. Президент АРТ Владимир Познер принял мудрое и дальновидное решение со сцены текст не зачитывать. А на вопрос, подписал ли он сам эту декларацию, отвечал уклончиво. Искренность же, которую Эдуард Сагалаев в эфире программы «Познер» назвал своей главной положительной чертой, теперь — ​и тем более на нынешнем ТВ — ​совершеннейшая архаика.