Об идее реформирования УИС я рассказала в номере от 23.11.2016. Концепцию разрабатывает группа экспертов во главе с директором Института прав человека Валентином Гефтером. Сегодня — про кадры, труд и экономику ФСИН.
Ведомство это, как известно, военизированное, и большинство сотрудников — своего рода военнообязанные. То есть действуют по приказу, а не по нормам закона, причем такое поведение подхватывают и сотрудники, не связанные с поддержанием режима, даже медики. А сам по себе режим трактуется как способ взаимодействия с лицами, пораженными в правах и законных интересах независимо от норм Конституции и наличия приговора суда.
Зачем с гражданскими лицами тяжелой и запутанной судьбы работают военные? Где тут проходит линия фронта? Система исполнения наказаний должна быть демилитаризирована, преобразована в ведомство во главе с гражданскими служащими, а необходимые, конечно, функции охраны, конвоирования, оперативно-разыскных служб, режимных частей переданы пенитенциарной полиции. Потому что главной задачей должно стать исправление и ресоциализация, а не лишение прав. Стало быть, главными показателями эффективности учреждения должны быть, во-первых, процент рецидива и, во-вторых, предоставление администрацией производственных и образовательных возможностей осужденным.
И конечно, учреждения системы должны перестать считать себя осажденной крепостью. Добрая половина, если не больше, скандалов связана с их закрытостью и пресечением любых попыток контактировать с внешним миром, включая семью, защитников и государственные ведомства. Вообще непонятно, почему невозможно в XXI веке найти способы интерактивного взаимодействия с родственниками и адвокатами посредством видеоконференций, электронной почты, скайпа, особенно в случаях, требующих немедленного реагирования, — как с Ильдаром Дадиным, например. И почему бы не предоставить право наблюдения (если не контроля) НКО, у которых в уставе прописана помощь осужденным, к которым официально обратились, например, родственники заключенного.
Про труд осужденных. Кто сказал, что если человек читает в библиотеке книги, то он не исправляется, а если шьет на «промке» полицейские шапки — то безусловно. Нет и не может быть у исправительной системы рублевых показателей эффективности, прибыльности и т.д.
Труд не может быть обязательным. Если осужденный учится, пишет диссертацию, рыцарский роман, вышивает крестиком, впервые взял в библиотеке «Незнайку на Луне» — оставьте его в покое. Хочет шить шапки и зарабатывать деньги на ларек — пусть шьет. А для всего этого благолепия неплохо было бы устранить противоречия между Трудовым кодексом и Уголовно-исполнительным (а они есть), и руководствоваться все же Трудовым. Повысить минимальный размер оплаты труда, ограничить длительность рабочей недели 40 часами, дать дополнительные права (и обязанности) трудовым инспекциям контролировать волшебный мир «промок» на зонах.
Открытость реформированной системы исполнения наказаний может здесь еще вот чем помочь. Знаете ли вы, что с недавнего времени ФСИН засекретила от публики данные о наличии свободных мест в местах лишения свободы? Зачем — только им известно, хотя наличие таких сведений — это основа для создания единой базы данных свободных и освобождающихся вакансий для трудоустройства осужденных, что позволило бы направлять их в учреждения УИС, где имеется или освобождается вакансия, соответствующая профессии и трудовым навыкам. То есть этапировать осужденных не туда, куда сейчас собирается этап, а туда, где человек сможет работать по своей специальности или учиться тому, к чему есть склонность.
Вот у нас в «Руси Сидящей» девочка была подопечная — сирота, наркотики, рецидивы. Выяснилось, что она рисует, и неплохо. Добились во вменяемой колонии (которую не назову, чтобы у нее не было неприятностей, ФСИН всегда действует от противного), чтобы она ходила учиться рисованию в изостудию на воле. И кому от этого плохо? Нет, она не сбежала, освободилась по УДО, ведет себя хорошо, пока не срывается. Кому от этого плохо? И, кстати, изостудии в провинции — это хорошо: волонтер «Руси Сидящей» взялась сама оплачивать труды преподавателей, а это тоже тема. Это как раз начало ресоциализации, которую можно и нужно перевесить на НКО, у которых есть возможность заниматься ею точечно. Сейчас куда пойти этой девочке, у которой ни кола ни двора, ни семьи, ни работы? Кто ее возьмет? А ей есть-пить-одеваться надо, где ей все это брать? Правильно — только воровать. Вот вам и рецидив, который всех устраивает: ФСИН лишнюю душу получит (и финансирование), полиция палку заработает в отчетность, суд учтет особый порядок, и возиться не надо. Всем хорошо, кроме потерпевших, у которых украдено.
Проблема-то именно в этом. Для чего исправлять людей? Чтобы они были плохими, а стали ничего себе? Ничего подобного. Это же, прежде всего, для безопасности и комфорта законопослушных граждан. Преступления совершаются не в вакууме, а среди нас. Общество должно заниматься тюрьмой, потому что если тюрьма работает плохо, то тогда обществом займется тюрьма. И выходящие оттуда преступники. Которые, быть может, сели и не законченными преступниками, зато вышли именно такими.
