В неформальной экономической конституции, сложившейся за последние 15 лет, было два табуированных пункта. Первый — ​пенсионный возраст, второй — ​плоская шкала НДФЛ. Сакральность даты выхода на пенсию имеет явно электоральную природу. Помнится, Владимир Путин в конце своего второго срока говорил, что, пока он президент, пенсионный возраст повышен не будет. Но преемник, видимо, намека не понял: в его каденцию пенсионные обязательства, напротив, выросли настолько, что табу придется нарушить хотя и после 2018 года, но много раньше 2024-го.

Сохранение плоской шкалы НДФЛ — ​тоже во многом политическая установка, но уже со стороны не избирателя, а либеральной части элиты, продолжающей в целом контролировать экономический блок правительства. Действительно, введение единой ставки налога на доходы было самой успешной из реформ начала нулевых. И остается лучшим примером, подтверждающим очевидный для либерала, но сомнительный для обыденного, в том числе руководящего сознания тезис: при снижении ставки и упрощении администрирования поступление налога в среднесрочной и долгосрочной перспективе не падает, а растет. Все другие налоговые изменения — ​от обложения «нефтяной ренты» до постоянного роста сборов в социальные фонды — ​работали по более привычной схеме: «Чтобы повысить эффективность коровы, ее нужно реже кормить и чаще доить».

Реформа отлично сработала еще и потому, что отвечала общему вектору развития страны. Экономика росла и тянула за собой доходы населения (на первых порах безо всякого участия нефтедолларов), а государственное администрирование, включая налоговое, становилось более эффективным. Тогда глобальная конкурентоспособность отечественной экономики приравнивалась к национальной идее — ​и даже не Кудриным и Грефом, а Путиным. Страна качественно менялась внутри себя и становилась все более открытой миру.

Сейчас ситуация обратная. Главным конкурентным преимуществом страны ее высшее руководство (да и большинство населения) признает мощь и боеспособность армии. Перспективы экономического роста на ближайшее десятилетие обсуждаются в контексте значений, не сильно отличных от нуля. Торговые войны с соседями, а в последнее время еще и обоюдная санкционная война с Западом делают экономику все более закрытой. Частная инициатива сознательно подавляется. Доходы населения (практически всех социальных групп) черпаются из разных типов ренты и распределяются как через государственный консолидированный бюджет, так и через квазигосударственный госкапиталистический сектор.

Исходя из этой мрачной, но объективной реальности плоская шкала НДФЛ больше не дает нам никаких конкурентных преимуществ. Ее уже нельзя отнести к критически важным факторам и по двум сугубо экономическим причинам. Во-первых, стоимость рабочей силы определяется не одним только НДФЛ, а всеми налогами на фонд оплаты труда (и в этой композиции удельный вес социальных взносов почти втрое выше, чем у подоходного налога). Во-вторых, в результате девальвации рубля стоимость рабочей силы со всей налоговой нагрузкой упала почти вдвое. Сейчас она много ниже, чем на рынках развитых стран, и вполне конкурентна в сравнении, например, с Китаем. Введение прогрессивной шкалы НДФЛ на нашем глобальном преимуществе практически не скажется. То есть концептуальных причин отказа от такой реформы нет, поэтому разговоры о ней в последние дни заводит не только социальный блок, но и Минфин (Минэкономики, увы, выбыло из игры).

Теперь подумаем над возможным дизайном реформы. Ее задача состоит не в борьбе с бедностью и даже не в снижении расслоения между сверхбогатыми и очень бедными, хотя в политическом отношении такие тезисы и кажутся привлекательными. Задача самая что ни на есть простая — ​собрать побольше денег.

А доля НДФЛ в структуре консолидированных бюджетов регионов в 2015 году составила 43% (второй по значимости показатель — ​иные доходы, в основном федеральные трансферты). То есть НДФЛ — ​это налоговая база, на которой в масштабах страны держится тот самый человеческий капитал. При этом в отличие от федеральных трансфертов и даже от налога на прибыль поступления от НДФЛ не подвержены резким колебаниям — ​это прочный фундамент.

В результате высокого расслоения доля 10% наиболее обеспеченных россиян в общей структуре денежных доходов уже давно колеблется на уровне 30%. То есть, увеличив подоходный налог для каждого десятого россиянина вдвое, мы получим рост общих поступлений в консолидированный бюджет регионов на треть. Это поможет многим субъектам избежать нарастания хронического дефицита, а успешным территориям даже откроет возможности развития.

Не круто ли сразу вдвое? Нормально, учитывая, что ставка в таком случае составит всего 26%, хотя в европейских странах с прогрессивным налогообложением предельная ставка колеблется от 32% до 56,4%. То есть говорить о негативном социальном эффекте не приходится, в то время как результат для бюджетной системы будет более чем ощутимым.