На фото, сделанном неизвестным фотографом 14 апреля 1945 года, наш соотечественник, гражданин СССР в полосатой робе узника концлагеря, указывает пальцем на охранника-эсэсовца, зверски избивавшего заключенных. Кроме даты, ничего больше неизвестно про фото, ни имени узника, ни имени палача, ни названия и места нахождения концлагеря, ничего. И в отсутствие всех этих конкретных сведений, связанных с местом и временем, фотография превращается в библейскую сцену обличения зла, которому не дано уйти от ответа.

Но зло в нашей стране тысячекратно и миллионнократно уходило от ответа. Только что «Мемориал» открыл на своем сайте базу данных работников НКВД времен Большого террора. Сайт, не выдержав нагрузки, рухнул.

У обрушения сайта, посвященного кадрам НКВД и событиям 1935–1939 годов, могут быть две причины. Первая: потомки жертв устремились туда, чтобы узнать хоть какие-нибудь подробности о гибели своих родственников и пусть не в жизни, не на улице, не в суде, но хотя бы на экране дисплея указать пальцем на палача: «Вот он, тот, кто мучил и убивал!» Вторая возможная причина обрушения сайта состоит в том, что в стране есть силы и организации, которые ни в коем случае, никогда, ни при каких обстоятельствах не желают, чтобы на палача указывали пальцем.

Потому что это ставит под угрозу сегодняшних палачей.

Потому что это лишает их внутреннего покоя и уверенности в себе.

Потому что они мучают людей за колючей проволокой в полной уверенности в том, что никто не видит, никто не слышит и никто не узнает.

А даже если узнает, то что с того? Ничего. Палач у нас неподсуден.

Они живут под защитой государства, которое, как показывает история, гарантирует палачу хорошую зарплату и высокую пенсию за выслугой лет и полную убежденность в том, что никогда ни один узник не укажет на него пальцем и никогда позор не настигнет его.

С тех пор как появился фотоаппарат, люди снимают, снимают и снимают. За грохотом войны, за криками жертв, за боем барабанов, за ревом моторов беспрерывно звучит тихий щелк фотоспуска. Люди снимают даже то, что, кажется, снимать невозможно, невыносимо. Есть фотографии каторжников царской ссылки, есть фотографии заключенных ГУЛАГа и советских лагерей. Но среди тысяч и тысяч фотографий, сделанных в нашей стране, вы не найдете ни одной похожей на ту, что сделал безвестный фотограф где-то в Германии 14 апреля 1945 года.

И это значит только одно: не уличенные в злодеяниях, не осужденные по суду, палачи прошлого с наглым самодовольством благословляют палачей настоящего продолжать их жуткое дело. И оно продолжается. Рядом с нами, на тех же улицах, по которым мы ходим, в тех же городах и поселках, в которых мы живем, отделенные от нас проволокой и стеной, продолжают совершаться злодеяния и мучительства, с которыми мы смирились, потому что знаем, что ничего с этим поделать не можем.

И поэтому Ильдар Дадин висит в лагере на дыбе с вывернутыми руками.

Ильдара Дадина я видел не раз в судах над узниками Болотной, он приходил поддержать этих невинных людей. Энергичный, сильный, спортивный парень. Что он совершил преступного? Он стоял в пикетах с плакатом. Это вся его вина, то есть вины у него нет никакой ни перед кем. Никого не ограбил, не обидел, не ударил, ничего не украл. И вот человек, всего-навсего стоявший на улице с листом бумаги, волей сошедшей с ума власти теперь висит на дыбе за колючей проволокой, его жена Анастасия Зотова криком кричит на весь интернет, но ничего поделать невозможно, потому что в нашей стране есть презумпция правоты палача и презумпция вины человека.

Десятки людей принимают участие в этой истории, пишут письма и посты, обращения и заявления, среди них есть чиновники и представители власти — даже для них такой лагерный садизм чересчур! — но каменная система сросшихся воедино неправедных судов и пыточных тюрем не сдвигается ни на миллиметр, эта система не способна сдвигаться, она вросла в землю своим старинным допотопным фундаментом, пропитанным кровью, она сохранила в полной целости и сохранности стены, в которые въелся ужас, надзирателей, привыкших бить по обритым наголо головам, пыточные карцеры со льдом и изморозью, ржавые решетки и нужники в виде дыры. И пока эта система во всей своей неподъемной и невозможной дикости и тяжести не будет снесена, жизнь в России не изменится.

Не ларьки частных предпринимателей, мирно торгующих колбасой и творогом, надо сносить, а тюрьмы и лагеря, где пытали и пытают людей. Французы когда-то снесли Бастилию за то, что в ней держали, пытали и мучили людей. Нам, бредущим по истории с гирями на ногах, еще предстоит снести переименованный, но никуда не девшийся ГУЛАГ.