Балахничев был едва ли не самым успешным и авторитетным спортивным руководителем, много сделавшим для российской легкой атлетики. Но момент перерождения базового вида спорта, которое западные недоброжелатели считают тотальным, мэтр все же упустил.

Впрочем, лучше выслушать самого экс-президента.

Не главный виновник

—Несмотря на вашу отставку с поста президента Всероссийской федерации легкой атлетики, которая состоялась почти два года назад, наших легкоатлетов все же не допустили до Олимпийских игр в Рио. Главным виновником этого многие до сих пор считают…

— Меня.

— Так или иначе, вы—бывший глава самой скандальной федерации в отечественном спорте. Даже на общем, мягко говоря, неблагополучном фоне российская легкая атлетика оказалась в первых рядах, и в результате понесла самое жесткое наказание. Не чувствуете за собой вины по этому поводу?

— Не я изобретал схемы распространения запрещенных веществ, не я «кормил» допингом спортсменов. У меня не было всех рычагов воздействия на усугублявшуюся год от года ситуацию. Да, я готов взять на себя ответственность за то, что плохо проводил антидопинговую пропаганду, что уволил мало тренеров. Но я никого не прикрывал. Я наказывал спортсменов, хотя всегда их жалел. Мы все их жалели в 90-ые, в начале нулевых годов… Моя вина этим ограничивается.

Меня никто не увольнял. Я ушел сам. Хотя мог занимать свой пост по крайней мере до решения комиссии по этике. Думал тогда, что, если уйду, то это немного разрядит обстановку. Казалось, если меня — негодного для Международной федерации легкоатлетических ассоциаций (ИИАФ) руководителя — не будет на посту главы федерации, коллеги смогут найти выход из положения. Но, к сожалению, честный поступок трактовали как признание вины. Наверное, нужно было бороться до конца, а не заниматься благотворительностью.

Употреблять допинг или нет — личное дело спортсмена. Даже если он говорит, что не знает, как в организм попало запрещенное вещество, спортсмен не может не знать, кто ему делал инъекцию! Просто за 24 года моего президентства, а это большой срок, я ни разу не слышал, чтобы кто-то признался в том, что сознательно принимал запрещенные препараты.

—Если виноваты отдельные спортсмены, то почему допинговые истории с участием именно российских атлетов позволили говорить о сложившейся системе употребления запрещенных препаратов?

— Я скажу о причинах злоупотреблений, которых оказалось более чем достаточно. Во-первых, отсутствие серьезного наказания. Я еще десять лет назад предложил ввести уголовную ответственность за употребление допинга, хотя бы в качестве устрашения. Увы — никто ко мне не прислушался. Во-вторых, укорененный миф о том, что все в мире используют допинг. В-третьих, запредельная мотивация к получению огромных призовых. Никто до сих пор не додумался в наказание за обнаруженный допинг отбирать назад призовые деньги, подаренные автомобили. А так… Штраф в триста тысяч рублей за нарушение антидопингового законодательства – это ничто по сравнению с четырьмя-восемью миллионами, которые спортсмен получает в качестве выигрыша. К тому же, к этому прибавляется относительная доступность допинга в Российской Федерации.

Почему сейчас при перепроверке проб чаще всего попадаются спортсмены из постсоветского пространства? Потому что здесь борьба с допингом всегда осуществлялась на низком уровне. К тому же, по всей видимости, к информации о запрещенных препаратах у нас привыкли относиться вполне безответственно, в духе «пусть этим занимаются специальные люди». Вот тот же Григорий Родченков и занимался…

Вплоть до уголовной

—Вы сказали о своем давнем предложении ввести за прием допинга уголовную ответственность. Совсем недавно Госдума РФ приняла, наконец, «антидопинговый» закон—правда, запрещающий именно склонение к допингу…

— Закон должен быть проработан в плане деталей. Потому что спортсмен может просто соврать: «Это мне тренер давал». И как наставнику защищаться в данной ситуации? Новый закон очень сложен в применении, поверьте мне. Он может убить и профессию спортивного врача. Потому что именно врач прежде всего попадает под прицел, а доказать свою невиновность в суде ему будет тяжело. Даже если потом оправдают, все равно карьеру можно считать загубленной.

—Главный тренер российской легкоатлетической сборной Валентин Маслаков, уходя в отставку, сказал: «Каждый должен отвечать за свои поступки. А отвечать за дела, к которым я не причастен, я не собираюсь». Как это—главный тренер не знает о том, что его спортсмены «сидят» на допинге?

— Да, логично адресовать вопрос Балахничеву, который работал в ста шагах от Маслакова (смеется). Скажу за себя: я не имел возможности в полной мере влиять на ситуацию, будучи руководителем общественной организации. Отвечать я мог только в пределах вверенной ответственности. Я ее с себя не снимаю, но повторю: я не распространял допинг.

А если судить о деятельности комиссии, которая была создана для решения вопросов, связанных с восстановлением членства федерации в соответствии с требованиями ИИАФ… Требования, как бы к ним ни относиться, не были выполнены. В конечном итоге пришли к тому, когда уже поздно было что-либо решить в нашу пользу.

—То есть у российских легкоатлетов все-таки оставался шанс поехать на Олимпиаду?

— Да, шанс был, но мы им не воспользовались. В конечном итоге, ИИАФ пришла к тому, что решать что-либо в нашу пользу было уже нельзя.

Меч Макларена

—Совсем скоро будет опубликована вторая часть доклада Ричарда Макларена. И, судя по всему, под ударом окажется пока еще считающаяся триумфальной сочинская Олимпиада…

— Уверен, что это будет даже не вторая часть, а совершенно новый доклад Макларена. Комиссия учла замечания, которые были сделаны к первой части. Доказательная база, похоже, будет значительно сильнее, потому что это уже стало делом чести ВАДА, да и МОК тоже. Убежден, что удар будет и по отдельным федерациям, и по спортсменам. Но главная цель — дискредитировать Олимпиаду в Сочи и запретить российским атлетам выступить в Пхенчхане. Здесь снова сквозит политическая подоплека, но…

Если сейчас окажется, что количество положительных допинг-проб возросло.… А оно, по идее, должно возрасти, так как используются три принципа выявления нарушения: по самой допинг-пробе А или В, по манипуляции с подменой проб и по нарушению целостности (манипуляции с крышкой). То есть можно спокойно выбрать любой вариант доказательств. И в какой же ситуации мы тогда окажемся?

Раньше мы могли апеллировать к Международному олимпийскому комитету по поводу слабой доказательной базы. Сейчас такой возможности, скорее всего, не будет — содержание доклада уже с самого начала проверяется дисциплинарной и антидопинговой комиссиями, которые были привлечены специально для нашего случая. Заключение согласуют с МОК, поэтому искать там защиты будет невозможно. Для обжалования останутся две инстанции: Спортивный арбитражный суд (CAS) и Верховный суд Швейцарии.

—Вы не раз высказывались относительно сотрудничества между ВАДА и фирмойBerlinger, занимающейся производством баночек для сдачи допинг-проб. В чем вы подозреваете эту фирму?

— Фирма Berlinger – монополист. Это меня настораживает. Неизвестно, кто принимал решение, что именно она станет поставщиком. Подозрительным является и то, что после обнародования первой части доклада Ричарда Макларена фирма объявила о проведении тестирования в своей официальной лаборатории в Швейцарии. Почему они не защитили свой имидж, не решились на проведение независимого расследования? Второй вопрос: почему ВАДА не потребовало у них документов о тестировании?

Получается, ВАДА невыгодно иметь какую-либо информацию о сохранности проб. Если спортсмены, уличенные в допинге, узнают, что их пробы могли вскрыть, они сразу подадут в суд: «Нам что-то подмешали». А если будет доказано, что «берлингеры» не вскрывались, то вся теория конспиролога Родченкова и Макларена летит в тартарары, потому что пропадает доказательная база! Если тара, как ранее заявлялось, «не вскрываемая», то вся информация Родченкова о манипуляциях с пробами – ложная.

Метод защиты

— Я не понимаю, чего мы ждем, когда можно и нужно использовать серьезный метод защиты? Хотя анализ угроз, которые во весь рост встанут после обнародования второй части доклада, следовало провести еще начальном этапе,

Почему бы уже сейчас не обратиться в CAS? С возражением против того, что нас не допускают к проверке допинг-проб. Каждый атлет имеет право прийти и посмотреть, что делается с его пробой. В данном случае никто этим правом у нас не воспользовался. Я, например, не могу доверять Лозаннской лаборатории, потому что директором там работал Марсей Сожи. Кстати, большой друг Григория Родченкова.

—Что вы думаете о взаимоотношениях МОК и ВАДА на сегодняшний день? Как можно трактовать решение об увеличении финансирования ВАДА со стороны МОК?

— Считаю, что МОК поступил абсолютно правильно. Борцы с допингом по сути шантажировали олимпийское руководство. А цель любого шантажиста — получение дополнительного финансирования, что они и выбили. Но теперь придется и серьезнее отчитываться, потому что никто не будет давать деньги просто так.

С ВАДА вообще ситуация неоднозначная — хвост виляет собакой. Они превратились из организации, созданной МОК, в организацию, которая управляет одной из сфер деятельности олимпийского комитета.

Хочу еще раз подчеркнуть: политический аспект во всей этой истории с ВАДА очень важен. Но есть и внутренний аспект, который необходимо решать. Нам самим нужно относиться к проблеме допинга серьезнее, чем сейчас. Сложившаяся печальная ситуация с допингом в России не находится вне системы санкций, введенных по известным политическим причинам. То, что устрашающая атака спланирована, не поддается сомнению. Сначала «протестировали» и наказали легкую атлетику, а потом для продолжения дискриминации придумали более совершенную модель.

Соответственно этому надо и отвечать.