Не ребенок для родителей, а родители — для ребенка

Пресс-секретарь службы «Милосердие» Анна Овсянникова — о ситуации вокруг Елизаветинского детского дома и репортаже «Новой газеты» 8 ноября в «Новой газете» вышел репортаж Анны Бессарабовой «Предъявите справки, мужа и веру в Бога» о случае в Елизаветинском детском доме. Случай — это история Анны Цупровой, которая хочет оформить опеку над трехлетней Радой, девочкой с синдромом Дауна. В репортаже рассказывается о том, как Анну Цупрову проверяли на знание православной веры, якобы не давали строить отношения с ребенком, а также якобы нарушали законодательство и пытались помешать ей забрать ребенка в семью. Рассказ эмоциональный. К сожалению, за эмоциями автор забыла представить позицию самого детского дома, сосредоточившись на рассказе Анны Цупровой и ее подруги Светланы Строгановой. Странно, ведь показать обе точки зрения — это нормальная журналистская практика. Как иначе можно делать объективные выводы? Как бы то ни было, мы благодарны автору статьи за то, что подняла очень важную проблему — проблему поиска родителей для детей из детского дома. В этой сфере в России за последние годы произошли серьезные перемены к лучшему: все больше детей-сирот удается устроить в семьи. Но, к сожалению, растет и количество возвратов детей из приемных семей. По данным замдиректора департамента госполитики в сфере защиты прав детей Минобрнауки РФ Ирины Романовой, этот показатель увеличивается на 6% в год. К сожалению, немало случаев, когда детей принимают в семьи только для получения государственных выплат на них. В Министерстве образования уже разрабатывается комплекс мер для того чтобы уменьшить число возвратов. И это правильно: возврат ребенка из приемной семьи — это тяжелейшая психологическая травма, ведь по сути, от него второй раз в жизни отрекается самый близкий человек, которому ребенок доверился. Именно поэтому очень важно сбалансировать систему семейного устройства детей-сирот таким образом, чтобы минимизировать количество возвратов детей в детские дома. Эта тема для обсуждения на самом широком уровне. Как сделать так, чтобы ребенок не задерживался в детском доме, но попадал в семью именно к «своим» родителям — таким, которые подходят именно ему? На сегодня эксперты признают, что законодательство в этой сфере имеет определенные «перекосы»: превыше всего — интересы родителей, которые выразили готовность ребенка взять. Дальше включаются механизмы органов опеки с целью быстро устроить будущее ребенка. Но готов ли он именно сейчас принять новых родителей? Способны ли родители и ребенок понять и принять друг друга? История Анны Цупровой, описанная в репортаже Анны Бессарабовой, в этом смысле очень показательная. К сожалению, в статье есть ошибки, не соответствующие действительности утверждения, умолчания или наоборот — явные преувеличения, о которых важно сказать. Например, Анна Бессарабова утверждает, что от количества детей «организационно и финансово зависят и учреждение, и программа, по которой оно работает», намекая на то, что детский дом якобы не хочет отдавать детей потому, что иначе потеряет финансирование. На самом деле Елизаветинский детский дом получает от Департамента труда и соцзащиты Москвы всего 12 000 рублей на ребенка в месяц. Общая же сумма ежемесячных расходов на одного ребенка с инвалидностью — 161 412 рублей. В эту сумму входят расходы на развивающие занятия, обучение, поездки и экскурсии, а также оплата труда специалистов детского дома. Все, кроме 12 тысяч, — это благотворительные пожертвования. Эти средства достаются детскому дому с большим трудом, и каждый год нет никаких гарантий их получить. Благотворительные пожертвования не связаны с количеством детей, а зависят исключительно от доброй воли тех, кто их дает. Есть в статье и статистические данные: «Если обращать внимание на статистику, в семьи из детдома за год ушли только две малышки. В детдоме воспитываются всего 18 девочек, 12 из них — с синдромом Дауна». Однако корреспондент сузила свой обзор до данных по одному году, умолчав, что за последние два года из Елизаветинского детского дома выбыло 29 воспитанниц: под опеку — 67%; в кровные семьи — 18%; стали совершеннолетними — 22%. То есть дети в детском доме не задерживаются, практически всех устраивают. Елизаветинский детский дом работает в тесном сотрудничестве с другим совместным проектом Марфо-Мариинской обители и службы «Милосердие» — Центром семейного устройства. Он расположен в соседнем здании на территории обители. На базе Центра семейного устройства работает Школа приемных родителей, которая целенаправленно готовит будущих приемных родителей. Отдельное направление работы Центра семейного устройства — помощь кровной семье. Три социальных педагога, два психолога и юрист ведут реабилитационную работу с кровными родителями воспитанников детских домов службы «Милосердие». Также в Центре оказывают социальное и психолого-педагогическое сопровождение приемных семей. Если говорить только про Елизаветинский детский дом, то с 2012 года в семьи было устроено 44 ребенка, из них 18 детей удалось вернуть в кровную семью. Вернемся к статье в «Новой газете». «Сотрудники органов опеки перепоручили светскую процедуру — отбор кандидатов в приемные родители — православной обители», — пишет Анна Бессарабова. Это не так. В детский дом, как и в любой другой, потенциальные родители приходят с направлением из органов опеки. Отбор кандидатов — это компетенция органов власти. В то же время в Елизаветинском детском доме, безусловно, хотели бы, чтобы мнение руководства и сотрудников детского дома учитывалось при подборе кандидатов в приемные родители для конкретных детей, проживающих в детском доме. К сожалению, сегодня по законодательству у детских домов нет практически никаких полномочий в этом вопросе. В некоторых случаях в России это оправдано: например, тогда, когда руководство учреждения не настроено на устройство детей в семьи и пытается сделать все, чтобы не отдавать сирот, потому что иначе учреждение потеряет госфинансирование. Однако в том случае, когда детский дом работает на устройство детей в семьи, действует в интересах ребенка и пытается предотвратить его возврат в учреждение — в таком случае ему явно не хватает полномочий. Что же такое сегодняшний Елизаветинский детский дом? В нынешнем виде он ведет свою историю с 2010 года, когда приют-пансион для девочек получил статус отдельного юридического лица и устав, в котором устройство детей в семьи было определено как приоритетное направление работы. При консультативной поддержке одного из ведущих экспертов в сфере семейного устройства Марии Терновской и специалистов ее команды: детских психологов, дефектологов и других — создавался новый устав детского дома и отрабатывалась новая модель работы с семьями и детьми. У Елизаветинского детского дома есть важная особенность — наличие собственного специалиста по работе с семьями. В его обязанности входит постоянная связь с кровными семьями девочек детского дома, а также поддержание контакта с кровными и замещающими семьями детей, которые уже покинули детский дом. В Елизаветинском детском доме исходят из того, что не ребенка надо подбирать родителям, а родителей — ребенку. Этот подход требует больше сил и времени, и, к сожалению, пока практически не работает в России. По словам директора Елизаветинского детского дома Натальи Кулавиной, процесс семейного устройства должен быть не максимально быстрым, а максимально своевременным. Его не нужно искусственно ускорять, превращать в формальное действие ради хорошей отчетности. Оформлять опеку стоит тогда, когда и ребенок, и приемные родители психологически готовы к семейному устройству. Особенно внимательно следует подходить к семейному устройству детей-инвалидов. Слишком много нюансов у ребенка, который за свою пока маленькую жизнь перенес разлуку с кровной семьей, жизнь в доме малютки, потом в детском доме, плюс «особенный» диагноз, плюс характер и темперамент — всё это нужно учитывать при подборе родителей. Елизаветинский детский дом старается работать, прежде всего, в интересах детей. Возможно, поэтому здесь зафиксирован всего один за всю историю случай возврата ребенка. Анну Цупрову, одинокую мать мальчика-подростка, в детском доме стремились максимально подготовить к появлению в семье маленькой девочки с особенностями развития. Автор статьи пишет, что «прежде чем познакомить Анну с девочкой, руководство приюта обязало ее пройти собеседование с социальным работником, психологом и администрацией». На самом деле это было не «собеседование», а знакомство, и не «обязало», а предложило. Это был первый визит Анны, ей предстояло впервые познакомиться с трехлетней девочкой с синдромом Дауна. В таких ситуациях всегда сначала социальный педагог, психолог и директор детского дома беседуют с новым человеком. Задача — рассказать о ребенке, подготовить к встрече и возможным реакциям ребенка. К моменту первой встречи Анна Цупрова, по ее словам, не имела опыта общения с детьми с особенностями развития. Для того чтобы дать Анне возможность пообщаться с «солнечными детьми», научиться взаимодействовать и понимать детей с синдромом Дауна, установить эмоциональный контакт с Радой и стать для нее не чужой, в Елизаветинском доме предложили Анне, за счет детского дома, поехать в качестве волонтера на дачу в Севастополь, куда девочки выезжают каждое лето. Анна Бессарабова утверждает, что сотрудники детского дома «категорически не имеют права нанимать потенциальных опекунов волонтерами, однако нанимают». Почему, хочется спросить автора. В России нет закона или какого-либо другого правила, запрещающего потенциальным опекунам становиться волонтерами. Да, это не входит в формальную процедуру знакомства с ребенком: в Елизаветинском детском доме предлагают это как один из форматов общения с детьми. И этот формат совсем не запрещен. Наоборот, есть случаи, когда волонтер в детском доме знакомится с ребенком и со временем оформляет на него опеку. В еще одном детском доме службы «Милосердие», Свято-Софийском детском доме для детей-инвалидов с тяжелыми множественными нарушениями развития, уже два случая, когда мамы для детей нашлись именно среди добровольцев, которые играли с этими детьми, дружили с ними, учились понимать их. К сожалению, на отдыхе в Севастополе Анна Цупрова не проявляла инициативу в налаживании контакта с маленькой Радой. Свободное от волонтерских задач время Анна проводила в экскурсиях, хотя логично было предположить, что Анна будет проводить его с Радой. Как результат — Рада, по заключению специалистов детского дома, никак не выделяла потенциальную маму среди других взрослых. Причем независимая экспертиза Городского ресурсного центра содействия семейному воспитанию г.Москвы подтверждает, что у Рады, несмотря на ментальные особенности, могут формироваться и формируются личные привязанности к другим людям. По словам Анны Цупровой, приведенным в статье, она вернулась домой из Севастополя «с намерением как можно быстрее забрать девочку и увезти ее отдыхать». Но с тех пор Анна Цупрова судьбой девочки не интересовалась. Автор статьи намекает, что виной тому была директор Елизаветинского детского дома, которая якобы сообщила Анне Цупровой, что она может приехать налаживать контакт с девочкой лишь в сентябре. Но это не так. Директор детского дома Наталья Кулавина ничего подобного не говорила. Напротив, детский дом содействовал посещению Рады Анной Цупровой. 11 июля по инициативе детского дома состоялась встреча А.Цупровой и сотрудников учреждения, на которой детский дом рекомендовал ей регулярное посещение и общение с ребенком. Однако с 22 июня, когда Анна Цупрова вернулась из Севастополя в Москву, она девочку не навещала, не передавала подарки, не интересовалась здоровьем, развитием, настроением Рады, не звонила (телефоны воспитателей и сотрудников у Анны Цупровой есть). Ни разу. С 22 июня по сегодняшний день. Возникает вопрос: если человек хочет взять в семью ребенка-сироту, почему он не хочет с ним общаться? Какие выводы из этого должен был сделать детский дом и органы опеки? Вызывает вопросы и то, что Анна Цупрова отказалась предоставить доступ к себе домой сотрудников органов соцзащиты ее района для проведения дополнительного обследования условий проживания и подтверждения наличия специально оборудованного для ребенка отдельного спального места, места для проведения занятий и развивающих игр, места для принятия пищи ребенком с особенностями развития. Автор статьи спрашивает: «Почему они (сотрудники детского дома — прим. автора), а не приглашенные эксперты, выносят решения об отсутствии должного контакта между взрослым и ребенком с синдромом Дауна?» Сотрудники детского дома никаких решений не выносят. Они только высказывают свое мнение, в том числе на Комиссии по защите прав и законных интересов подопечных — стандартной процедуре, которую органы опеки проводят, если есть малейшие сомнения по отношению к кандидату. Эти сомнения возникли. Была собрана комиссия. Состав комиссии в различных ситуациях может быть разным. В случае с Анной Цупровой среди членов комиссии были представители Отделов соцзащиты района Якиманка и района Марьина роща, представитель Отдела по делам несовершеннолетних района Якиманка, психолог и соцработник Центра социальной помощи семье и детям «Семья», представитель Городского ресурсного центра содействия семейному воспитанию, сотрудник московской службы психологической помощи населению, а также представители Елизаветинского детского дома. Мнение представителей детского дома не являлось решающим на комиссии, но оно было озвучено: встречи с потенциальной мамой не стали для Рады ожидаемыми и значимыми, Анна Цупрова не проявляет большой заинтересованности в судьбе ребенка. Представитель Отдела соцзащиты района Марьина Роща, в свою очередь, как следует из протокола комиссии, отметила «эмоциональную неуравновешенность» кандидата в опекуны на заседании Комиссии по делам несовершеннолетних, где рассматривался вопрос о постановке на учет ее несовершеннолетнего сына. Также сотрудник отдела соцзащиты представила факты, связанные с воспитанием кровного сына, и условиями проживания кандидата в опекуны. Именно отдел соцзащиты Марьина Роща ранее выдавал Анне Цупровой заключение о том, что она может быть опекуном. В выступлении сотрудника соцзащиты Марьиной Рощи было обозначено, что есть основания отозвать это ранее выданное заключение. Конечно, детей берут под опеку разные семьи. У каждой семьи свои мотивации, свои представления о том, что они хотят ребенку дать и как планируют помочь войти во взрослую жизнь. В случае с Анной Цупровой эти представления озвучены не были. Ни на один из вопросов о том, как она видит развитие ребенка в своей семье, как будет взаимодействовать с ним, что планирует сделать для социализации ребенка, она на комиссии не ответила. По итогам общения с Анной Цупровой члены комиссии пришли к выводу о том, что кандидат «не имеет четкого представления в необходимости подготовки ребенка к формированию первичной привязанности, установлению необходимого контакта, подготовки своей квартиры к принятию ребенка с особенностями развития в свою семью». Общее решение всех членов Комиссии было единодушным: в назначении опекуном Рады Лариной Анне Цупровой отказать. Официальное распоряжение об отказе было подписано начальником отдела соцзащиты района Якиманка. Основанием для этого стало не только отсутствие контакта между Радой и А.В. Цупровой, но и позиция Отдела социального защиты населения района Марьина Роща, информация из Отдела по делам несовершеннолетних по району Марьина Роща, изучение акта обследования условий жизни, выданного районным отделом социальной защиты, и др. Одна из главных идей статьи «Новой газеты» — критика, связанная с религиозным компонентом воспитания детей. Елизаветинский детский дом действительно является православным детским домом. Он находится на территории Марфо-Мариинской обители, основанной великой княгиней преподобномученицей Елизаветой Федоровной Романовой. Во времена великой княгини в обители был открыт приют для девочек. Елизаветинский детский дом в нынешнем виде, конечно, по многим параметрам отличается от того приюта начала XX века, однако религиозная составляющая приюта — та же. Из девочек не собираются делать монахинь, им дают полноценное образование и воспитание. При этом девочки воспитываются в православной традиции. По законодательству, эта традиция должна учитываться при устройстве детей-сирот в семьи. «При устройстве ребенка должны учитываться его этническое происхождение, принадлежность к определенной религии и культуре, родной язык, возможность обеспечения преемственности в воспитании и образовании», — говорится в статье 123 Семейного кодекса РФ. Елизаветинский детский дом — это один из 26 проектов православной службы помощи «Милосердие». Руководителем этой службы является епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон, председатель Синодального отдела по благотворительности и член Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере. Беседа с ним кандидата в приемные родители — это распространенная практика. Как руководитель, курирующий в том числе все детские дома службы «Милосердие», епископ Пантелеимон лично переживает за судьбу каждого ребенка. Беседа с ним, конечно, не является обязательной с точки зрения законодательства. Анне Цупровой, которая заявила о том, что является верующей православной христианкой, что ее сын хочет стать священником, было предложено побеседовать с руководителем службы «Милосердие». Некоторые кандидаты в приемные родители отказываются от таких бесед. И это их полное право. Что же касается вопросов о вере, которые задавали сотрудники детского дома Анне Цупровой, то ее оценка происходящего вызывает удивление. «По словам женщины, расспрашивали ее не столько о семье, сколько о вере в Бога. Подробно, с пристрастием, как на экзамене по катехизису», — говорится в статье. На самом деле Анна Цупрова много и достаточно подробно по собственной инициативе говорила на эту тему. Никакого допроса с пристрастием не было и в помине. В статье «Новой газеты» содержатся и другие описания, которые являются весьма странной интерпретацией событий. Вот как говорит Анна Цупрова об отдыхе в Севастополе: «Аскетичный быт, соблюдение постных дней, строгая дисциплина, молитвы утром и вечером, посещение богослужений, а дети еще совсем маленькие». На самом деле дети в Севастополе жили в комнатах по 2-4 человека с кондиционерами. Взрослые жили отдельно в другой, общей комнате — можно ли считать это аскезой? Для кого-то — может быть. Постных дней у детей, конечно, нет. Что касается взрослых, то по средам и пятницам не было мяса. Утреннее молитвенное правило для взрослых каждый читал самостоятельно, если хотел. Вечером, по желанию, взрослые собирались вместе на вечернее правило. Строгая дисциплина — это, видимо, требование ко всем в 23.00 быть на территории дачи, а если не успевают вернуться, позвонить и предупредить — организаторы отдыха во время смены отвечают за безопасность не только детей, но и волонтеров. Посещение богослужений: с детьми, даже здоровыми, сложно выстоять многочасовые службы. Поэтому дети проводили десять минут на субботнем вечернем богослужении и 15 минут на Воскресной литургии — их приводили к Причастию. Другой предмет критики в статье — позиция Елизаветинского детского дома о том, что наиболее желательной формой семейного устройства является передача ребенка в полную семью. Все понимают, что это не гарантирует семейного благополучия детей автоматически, но здравый смысл говорит нам о том, что в полной семье, где есть папа и мама, ребенку будет, скорее всего, лучше, чем в семье, где есть только один родитель. И детский дом действительно интересуется семьей кандидата в приемные родители и уверен, что вопрос о том, в какой семье будет жить ребенок, очень важен. Особую значимость он имеет тогда, когда мы говорим о передаче в семью ребенка-инвалида, который требует гораздо больше внимания и сил со стороны родителей, чем здоровый ребенок. И здесь важно трезво оценить свои ресурсы. При этом нельзя абсолютизировать позицию детского дома. В статье говорится, что есть правило, по которому дети из Елизаветинского дома передаются только в полные и воцерковленные семьи. Это неверно. За пять лет работы десять детей из Елизаветинского детского дома были устроены в неполные и невоцерковленные семьи. В Елизаветинском детском доме работают профессионалы, и они понимают, что, по законодательству, не могут влиять на отбор кандидатов. Но при этом у детского дома есть свое мнение, которое он готов озвучивать перед органами власти. Они, в свою очередь, могут это мнение учитывать или не учитывать. Важно отметить, что в случае с Анной Цупровой вопросы у органов власти и детского дома вызвали не семейный статус и не вероисповедание кандидата, а совсем другие факты: они были подробно описаны выше. Именно на основании этих фактов органы власти (а совсем не детский дом) вынесли решение об отказе Анне Цупровой в назначении опекуном над Радой. В Елизаветинском детском доме совсем не считают, что детям здесь лучше, чем в семье. Но не каждая семья способна принять ребенка и тем более — ребенка с особенностями развития. Елизаветинский детский дом активно пытается устроить детей в семьи. Его главная функция — это именно семейное устройство ребенка. И детский дом сделает все от него зависящее, чтобы Рада жила в семье. Анна Бессарабова задается вопросом: «Солнечными» детьми приют занимается с сентября 2015-го. Это достаточный опыт?» Как уже было сказано, Елизаветинский детский дом в своем современном виде работает с 2010 года. Еще пять лет назад в нем воспитывались только здоровые дети, но курс был взят именно на устройство в семьи — кровные и приемные. К 2015 году детей здесь стало меньше: большинство устроили в семьи, некоторые уже выросли и начали самостоятельную жизнь. Тогда и было принято решение взять из государственного дома ребенка девочек с синдромом Дауна. Специалисты Елизаветинского детского дома прошли тогда специальное обучение в фонде «Даунсайд Ап» и сейчас продолжают с ними тесно сотрудничать. Мы не будем утверждать, что процесс семейного устройства в Елизаветинском детском доме отлажен идеально. Мы хотим быть более открытыми и понятными для тех, кто приходит к детям, которые живут в детском доме. Мы хотим устроить детей в семьи и вместе с тем не допустить возврата ребенка обратно в детский дом. Мы открыты для представителей СМИ и готовы оказать содействие в подготовке журналистских материалов о Елизаветинском детском доме. Анна Овсянникова, Пресс-секретарь православной службы помощи «Милосердие»