— Я вам коротко объясню, как было. Наши дома начали строить при бывшем министре обороны Анатолии Сердюкове и его дамах. Помните Евгению Васильеву из «Оборонсервиса»? Она и ее подруга из «Оборонстроя» Лариса Егорина выбрали застройщиком Су-155. Государство выделило миллиарды рублей, и к январю 2013 года генподрядчики обещали сдать четыре микрорайона…

Полковник Игорь Давыдов — потомок героя Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова — поднимается с нами на 15-й этаж недостроенного здания. И рассказывает о своей войне — за квартиру, куда мы сейчас взбираемся по темной лестнице.

К финишу доползаем без сил, но со знанием того, что в 2014 году Минобороны РФ предварительно распределило квадратные метры в строящихся домах, отчиталось перед президентом страны о выполнении его Указа об обеспечении армейцев жильем (№ 604 от 7 мая 2012 года)…

Потом Су-155 обанкротилось, бросило объекты, председатель совета директоров компании Михаил Балакин стал депутатом Московской городской думы. Сменившее «сушку» Главное управление обустройства войск (ГУОВ) около двух лет ссылалось на нехватку средств для окончания работ, теперь «вообще не считает нужным вести переговоры с обманутыми семьями».

Стоим на площадке между балконом и пустой шахтой лифта. С высоты видны котлованы, горы камней и грязный бассейн — залитый дождями пункт теплоснабжения. Неподалеку отсюда режиссер Федор Бондарчук снимал блокбастер о вторжении инопланетян. Военный микрорайон на улице Левобережной выглядит как место проигранного сражения. Мертвый город, дома без людей. А внизу, у будки охраны, нас ждут люди без домов, коллеги полковника Игоря Давыдова.

По подсчетам военнослужащих, в 2014—2015 годах только в Москве стали бомжами более 10 тысяч семей — около 40 тысяч человек. Не сдан в эксплуатацию 31 дом: в Молжанинове, в районе Хорошевского шоссе, на улице Левобережной. Многих очередников Минобороны заставило выписаться из служебных квартир, собственного угла семьи до сих пор не имеют.

Подполковник Андрей Гладких и его жена Виолетта показывают штампы в своих паспортах. Отметки о снятии с регистрационного учета в графе «Место жительства» есть, о новой прописке — нет.

— Перед вами бомжи. У других ребят такие же печати. Как устраиваться на работу, ездить отдыхать, оформлять кредиты? Никак. Мы — бездомный полк. Когда это закончится? — Виолетта оглядывается на стройку. — Спрашивали у представителей департамента жилищного обеспечения Минобороны, они веселятся: «Премьер-министр России всё о деньгах сказал. Держитесь».

«Бездомный полк» — название инициативной группы военнослужащих, отстаивающей права офицеров-очередников. Два года армейцы и их семьи забрасывают письмами правительство РФ, обращаются в различные комитеты и комиссии, проводят митинги и пикеты.

— Судя по результату, стреляем холостыми, — подводят итог военные.

Мы пытаемся вернуться к многоэтажкам — посмотреть квартиры летчиков, подводников, ракетчиков, военных инженеров, но охранники не пускают — майоров, капитанов, подполковников, их жен и детей…

— Мы идем в свои квартиры. И туда нельзя?! — возмущаются мужчины.

— Приказ начальства.

«Ни здоровья, ни дома»

За день до нашей с фоторепортером поездки на улицу Левобережную я звонила в Белгород, Санкт-Петербург и Анадырь — «Бездомный полк» прислал список пострадавших военнослужащих, которые еще в 2014 году должны были переехать в Москву. При увольнении из Вооруженных сил в соответствии с Федеральным законом «О статусе военнослужащих» офицеры написали заявления на получение квартир по избранному месту жительства. Позже им вручили предварительные извещения на метры в столице — в тех самых недостроенных домах на улице Левобережной.

Общаться по телефону согласились семь человек. Пятеро из них отвечали на вопросы, находясь в больнице.

Слова офицеров звучали как рапорты.

— Капитан I ранга Алексей Лысенко. Живу в Санкт-Петербурге. Женат, двое детей. Стою в очереди на жилье с 2006 года. При Сердюкове был выведен за штат за несогласие с реформами. Давно должен получить квартиру в Москве на Левобережной. Снимаю жилье за 35 тысяч рублей. — В этот момент Алексея Лысенко отвлекла медсестра. Я слышала, как она говорит ему, где в палате можно хранить вещи и продукты. — Меня переводят в общую терапию, извините. Вот чем заканчивается защита Отечества: ни здоровья, ни дома…

— Майор юстиции Игорь Чуйков. Кадровый офицер, инвалид II группы, умирающий бомж. Семь лет вместо положенных трех прослужил на Новой Земле — на ядерном полигоне. Долго ждал перевода. Перебросили в Видяево. Участвовал в работах по подъему, осмотру, разбору подводного ракетного крейсера «Курск». Я знал погибших ребят, и я их вытаскивал… — тут Игорь Дмитриевич сбился. — Нет, нормально… продолжаю: входил в следственную бригаду, полгода провел на плавучем доке-50 поселка Росляково. Выведен в распоряжение по болезни в 2003 году. Два инфаркта, два инсульта, сложная многофакторная тромбофилия. Могу передвигаться не более полутора-двух часов, затем ноги отекают и отказывают. Женат. Сыну 12 лет, дочери — 11. Поставили на учет как нуждающихся в жилье в 2005 году. Из-за квартиры пришлось судиться: нам предлагали довольствоваться служебной в вымирающем посёлке на Кольском полуострове, а собственную в другом регионе не давали, исключали из списков, подделывали документы. В данный момент ютимся в Белгороде у родственников. Не уверен, что доживу до новоселья…

— А можно опишу мамину ситуацию? — попросил Андрей Саркисян. — Она служила в армии 23 года: в Армении, в Корякском автономном округе, в Якутии, на Сахалине. Вырастила троих детей, будучи майором. На пенсии хотела переехать в Москву, но Минобороны обмануло ее с квартирой. Вынудило согласиться на жилищную субсидию, а когда мать оформила бумаги, заявило, что с субсидией она имеет право приобрести квадратные метры на Камчатке и нигде больше. Мы дошли до Верховного суда, доказывая, что, согласно действующему законодательству, военнослужащему не может быть предложена квартира в регионе, отличном от избранного им постоянного места жительства, однако ничего не добились. Елена Саркисян остается в служебной малометражке.

Пострадавшие по вине Министерства обороны РФ перечисляли фамилии «армейских бездомных»:

• подполковник медслужбы Тененико уволен по сокращению в 2004 году без жилья и субсидии, бомжует с женой и двумя детьми;
• капитан-лейтенант Фролов уволен по сокращению в 2004 году, получил жилищный сертификат в 2006 году, на который ничего не смог купить;
• майор Екимов скончался в госпитале Бурденко, служебная квартира отошла государству…

Потом я просто перестала записывать.

«В 54 года не знаю, что такое свой угол»

Мы замерзаем у решетки перед стройкой на Левобережной улице. В Москве идет первый снег. У детей капитана запаса Евгения Якименко Алисы и Кирилла краснеют носы. Еще полчаса на холоде — и они простынут. Евгений Якименко говорит торопливо:

— Я служил недалеко от Серпухова, уволили по состоянию здоровья в 2009 году, имел право на жилье в Москве. Квартира здесь, в недострое. Чтобы дети могли посещать детсад и школу, нам пришлось временно прописать их у бабушки в Новогирееве. У нее кооперативная квартира, и она ее единственная владелица. Никаких прав на эту недвижимость мы не имеем, о чем сразу недвусмысленно были предупреждены. Минобороны, когда узнало о прописке детей, пересчитало площадь полагающегося нам жилья. Близких вычеркнули, дают 36 квадратных метров на четырех человек. Но и те недоступны, пока ведомство не сдаст дома.

— Маленьких детей исключают из списка. Повзрослевшие ребята, которым по 23—28 лет, не могут жениться и выйти замуж, потому что тогда мамы и папы получат к старости не 2—3-комнатные квартиры, а «однушки», — дополняют Виолетта и Андрей Гладких. — Умирают военнослужащие — и родственники теряют жилье. Мужья боятся уходить на пенсию, держатся за службу, чтобы не вылететь из очереди. Жены с детьми снимают квартиры в Москве, платят по 35—45 тысяч рублей за аренду и караулят недостроенные дома, а мужья служат в Буденновске, как в нашем случае. Время идет, и люди иногда думают, что Минобороны нарочно затягивает ситуацию с недостроенными микрорайонами, надеясь, что семьи сами, естественным путем, сойдут с дистанции.

Пока кто-то из офицеров разворачивает футболку с трафаретом «Обманутые защитники Отечества», достает из рюкзака плакат о бездействии Минобороны, чтобы показать журналистам, в чем и с чем «Бездомный полк» ходит на митинги, полковник Игорь Закордонец молча стоит в стороне.

— Что тут скажешь? Мне 54 года, отдал армии 37 лет. Был командиром инженерно-саперных, инженерно-технических, инженерно-дорожных, инженерно-фортификационных подразделений, преподавал и руководил кафедрой Нижегородского военного училища. И до сих пор не знаю, что такое свой угол, — вздыхает Игорь Иванович. — Мотался по коммуналкам, общагам, служебным квартирам. Где размещали, там и жил. Сказали: «Получишь квартиру на Левобережной», — ладно. Не важно, что дом строился с нарушениями, не подключен к инженерным коммуникациям, и ему был рад, ждал. У меня жена со сломанным позвонком, сын-девятиклассник, а мы в служебке… Езжу сюда, на Левобережку, и гляжу, как новое здание приходит в негодность.

«Два года назад успокаивали, сегодня… нападают»

Светлана Боеракова, жена военного пенсионера, — «спец по одиночным пикетам». Активисты «Бездомного полка» так и говорят: наш мастер ближнего боя, спец… Супруге подполковника пришлось им стать.

— Если муж пойдет на митинг — разнервничается и попадет в клинику. Уволился с кучей болячек. Стараюсь его беречь. Дети выросли: дочке 27 лет, сыну 33. Наши родители умерли. Хорошо, что не застали всего этого… Мы официально стоим в очереди с 2002-го, — вспоминает год Светлана Александровна. — Последние 20 лет жили в служебной квартире на улице Генерала Глаголева, 17. Тот дом снесли, и 62 квартиры из 70 «расслужебили» — они перешли в собственность военных. А мы, невезучие, не нашли, кому дать взятку. В 2014 году, когда на подъезде появилось объявление о сносе, я побежала в департамент жилищного обеспечения (ДЖО) — спрашивать, можно ли рассчитывать на свою квартиру. «Не волнуйтесь, — успокоили. — Начнут сносить, всё решим».

Снесли, Минобороны подало иск о принудительном выселении нас в Молжаниново, на улицу Синявинскую. Это гетто для военных отставников. Рядом кладбище и аэропорт. Условий никаких. То без света сидят, то без воды. Отказались туда ехать.

Я и писала в Минобороны, и ходила, и пикеты устраивала. Когда в 2014 году встала под окнами ведомства с плакатом: «Выслуга 25 лет. Где квартира? » — мне позвонили из департамента жилищного обеспечения, пообещали помочь, но так ничего и не сделали. В конце 2015 года принесла на Фрунзенскую набережную, к зданию Генштаба, другой плакат: «Спасибо ДЖО за индивидуальный подход». На меня напали трое крепких парней. Силой оттащили. Больше не церемонятся. Нам с мужем квартиру не дают: или заселяйтесь в Молжаниново — или идите к черту! Даже субсидию не предоставляют. Мы отнесли в суд исковое заявление. На днях состоится предварительная беседа.

— Официальные лица Минобороны неохотно идут на контакт с офицерами «Бездомного полка», — подключается к беседе участник инициативной группы Роман Федоров. — В августе были в Общественной палате РФ, встретили там заместителя департамента жилищного обеспечения Игоря Лысенко, поинтересовались, когда достроят наши дома. Вместо ответа он пожелал «здоровья и терпения». В 2015 году генеральный директор ГУОВ Тимур Иванов обещал достроить объекты за несколько месяцев. Не достроил, что не помешало ему занять пост заместителя министра обороны в 2016-м. Изредка получаем ничего не значащие отписки от представителя ГУОВ Максима Пастухова… У людей один выход — судиться, но из нескольких тысяч пострадавших в Москве пока выиграли процессы всего две семьи. Суд признал бездействие чиновников Минобороны неправомерным и обязал передать квартиры в собственность истцам.

Бабушка из студенческого общежития

Офицеры провожают нас к «самому счастливому очереднику» — к 60-летней военнослужащей, несколько недель назад получившей квартиру в новостройке на Левобережной. Из 23 домов микрорайона сданы 2. Бабушке выделили жилье на первом этаже одного из зданий.

София Васильевна Пашталян провела в студенческом общежитии 12 лет. С сыном, дочерью, внуком и учащимися Университета природообустройства. Это после 22 лет службы в армии.

София Васильевна в курсе, что в ее новом доме летом не было холодной воды, что трубы канализации лежат на поверхности, и в морозы их может прорвать. Что горячая вода еле доходит до 7-го этажа…

— И рамы в окнах держатся на честном слове. При сильном ветре их вынесет, но ничего. Я так благодарна, что у меня есть своя комната и кровать, — повторяет София Пашталян. — Занавески повешу, коробки распакую. В ноябре наконец смогу оставить службу.

— Наверное, в Министерстве обороны России изучили документы, увидели ваш возраст и решили помочь? Вы же стояли в очереди с 2004 года?

— Да, с 2004-го. Но с министерством было так: летом они торжественно сдавали этот дом, резали ленточки, запускали в небо шары, давали интервью телевизионщикам… И я очутилась в нужном месте в нужное время, — считает Пашталян. — Подошла к одному мужчине и спросила: «Сколько можно надо мной издеваться? !» Слова записали, а мужчина оказался… заместителем министра обороны. Так у меня появилась квартира.

Более 20 тысяч семей военных из Москвы, Петербурга, Белгорода, Твери не имеют квартир. Они все еще ищут свое «нужное место и нужное время»…

Как живут офицеры российской армии. Галерея