Они, конечно, верят, что так и доживут в России, которая своих не выдает. Млынник даже в Госдуму пытался избираться. Но и в такой большой стране могут произойти перемены. Высшая справедливость иногда приходит в совершенно невероятном обличье.

Еще один убийца литовских таможенников из того же рижского ОМОНа Константин Никулин с 2008 года отбывает пожизненное наказание в литовской тюрьме. Ему тоже казалось, что запросы о выдаче, международный розыск — это несерьезно. Он жил в Латвии под другой фамилией — Михайлов. И, как эти трое, верил, что так и проживет. Кому, в конце концов, интересна та давняя история?.. В этом и была его ошибка. Потому что Литва не успокоится, пока не накажет всех виновных в расстреле семерых таможенников, мальчиков из «Саюдиса»*, работавших в ту ночь в Мядининкае.

• *«Саюдис» — общественно-политическое движение в Литве, возглавившее в 1988—1990 гг. процесс выхода республики из состава СССР. В 1993 году «Саюдис» становится одной из множества общественных организаций страны.

В ночь на 31 июля 1991 года на таможенном пункте Мядининкае несли службу 8 человек: четверо таможенников, двое дорожных полицейских и двое бойцов отряда «Арас». Литва тогда упорно создавала, несмотря на экономическую блокаду, собственное государство. В том числе пограничную и таможенную службы, а еще — собственные спецподразделения в противовес ОМОНу. Туда шли работать ребята из «Саюдиса», которые мечтали жить в независимой Литве. А в спецподразделение «Арас» переходили некоторые бывшие омоновцы.

Де-юре границы еще не было: Литва отгородилась от обломков СССР самостоятельно. Вместо полноценных пунктов пропуска на границах стояли железные вагончики с литовским флагом. А вильнюсские и рижские омоновцы время от времени устраивали на них ночные нападения. Избивали таможенников, поджигали вагончики и уезжали. Советские начальники, отдававшие такие приказы, наивно думали, что стоит избить пару-тройку человек, и сопротивление закончится. Но инструкция литовских властей была жесткой: не сопротивляться советским войскам, не поддаваться на провокации. Поэтому ребята приходили в себя после избиений, на границу взамен сожженных привозили новые вагончики, и все начиналось сначала. Правда, после участившихся нападений на кустарные пограничные переходы начали приезжать бойцы «Араса» для охраны. Они были вооружены, но сопротивляться им тоже запретили. Зато у них была негласная договоренность с вильнюсским ОМОНом: литовцы не сопротивляются, а их, в свою очередь, не убивают. Несколько месяцев этот договор работал — в конце концов, многие бойцы обоих подразделений были знакомы.

А потом наступило 31 июля.

Полицейские и арасовцы в Мядининкае в ту ночь были вооружены табельным оружием. Первые — пистолетами Макарова, вторые — автоматами АКМ калибра 5,45 миллиметров.

Полицейская машина с прибором измерения скорости стояла в некотором отдалении от таможенного вагончика, на дороге. У полицейских были другие задачи — ловить лихачей, превышающих скорость, и останавливать подозрительные машины.

Один из бойцов «Араса» находился возле вагончика, второй и таможенники — внутри. Нападение произошло в 4 часа утра.

В вагончик вошли двое (остальные оставались на улице) и приказали всем лечь лицом вниз. Такое уже случалось, и литовцы безропотно выполнили приказ. Никто не ожидал, что сейчас начнется расстрел. Единственный, кому удалось выжить, — Томас Шярнас — рассказал потом, что слышал звуки выстрелов, но даже не понял, что это выстрелы. Автоматы были с глушителями, и глухой звук был похож на звук удара прикладом. Томас, уткнувшись лицом в дно вагончика, этого удара и ждал. Ждал спокойно — таможенники за несколько месяцев успели привыкнуть к омоновскому насилию. Он не знал, что рядом лежат уже мертвые товарищи.

Среди тех, кто был на улице, живых не осталось. Дорожные полицейские пытались вмешаться и были расстреляны. Возможно, если бы они оставались в машине, стоявшей в темноте, их бы никто не убил.

В ходе следствия было установлено, что исполнителями убийства были бойцы рижского ОМОНа, а помогал им вильнюсский ОМОН. Кстати, в составе рижского ОМОНа были две специально подготовленные группы для выполнения особых заданий — «Дельта-1» и «Дельта-2». Инструкторы для подготовки личного состава приезжали из Москвы. Оба ОМОНа подчинялись Москве, но их координатор Николай Гончаренко жил в Риге.

Экспертиза установила, что выстрелы производились из автоматов АКМ калибра 7,62 миллиметра с глушителями. Такого оружия не было в вильнюсском ОМОНе — только в рижском. А автоматы, которыми были вооружены арасовцы, нападавшие унесли с собой. Зачем-то утащили еще и прибор для измерения скорости. Один из автоматов потом удалось найти: он преспокойно хранился в вильнюсском ОМОНе.

Крови в ту ночь было столько, что пассажиры проезжающей границу машины в 6 часов утра увидели, как им показалось, целое озеро. Два прошедших после убийства часа она стекала сквозь пол вагончика. Каким образом удалось выжить Томасу Шярнасу — объяснить невозможно. Он пролежал больше двух часов с простреленной головой. Но выжил. Остался инвалидом и передвигается в инвалидной коляске.

Когда Томас пришел в себя, следствие специально пустило слух, будто изменения в его мозгу необратимы и потерпевший не в состоянии давать показания. Возможно, во второй раз жизнь ему сохранила именно эта ложь. Его, уже выжившего, не убили, думали, наверное, что неопасен.

Томас дал показания, благодаря которым удалось установить убийц.

Эти показания следственная группа получила не сразу. После двух операций врачи боялись, что этого не выдержит его разум. И о том, что произошло в последнюю июльскую ночь 1991 года, Томас узнал осенью по телевизору. Отмечался день литовской полиции, в новостях шел сюжет о том, как в этот день полицейское руководство сажает дубы. И кто-то из больших начальников сказал: мы это делаем и в честь наших, погибших в Мядининкае коллег…

Когда к Томасу Шярнасу все-таки пришли следователи, они принесли с собой огромное количество всевозможной аппаратуры (а вдруг все-таки не выживет, так пусть хоть показания даст). Один следователь протянул к его лицу большой железный микрофон, и Томасу показалось, что это автоматный глушитель.

После долгого лечения Шярнас окончил университет евангелической теологии в Клайпеде. Потом защитил диссертацию в Вильнюсе. Он стал пастором.

Несколько лет назад мы с Томасом встречались в Вильнюсе. Пили пиво, и я все ждала, что вот сейчас-то он скажет что-нибудь об этом дурацком приказе не сопротивляться советским войскам, об унизительной необходимости подставляться под удары и ложиться лицом вниз по приказу омоновских дебилов, о том, что надо было хватать арасовские автоматы и защищаться и, может быть, тогда кто-нибудь еще выжил бы. Он просто обязан был, казалось мне, это сказать. Но Томас сказал другое. Слышать это было невыносимо. Он сказал:

— Я все понял. Если не сопротивляться, получишь одну пулю в затылок. А если сопротивляться — получишь много пуль.

В этой трагедии, кроме оставшихся на свободе и осужденных лишь заочно убийц, есть еще одна чудовищная не­справедливость. Фамилии трех молодых людей, погибших в дни августовского путча — Усова, Комаря, Кричевского, — знают все. Может, новое поколение их и не знает, но все остальные — помнят. А может кто-нибудь из нас назвать фамилию хотя бы одного из погибших в Мядининкае от автоматной пули в затылок в ночь на 31 июля 1991 года? Вряд ли. И я прошу вас, чтобы вы, если не запомнили, то хотя бы прочитали их имена.

Вот они: Миндаугас Балавакас, Альгимантас Юозакас, Юозас Янонис, Альгирдас Казлаускас, Станисловас Орлавичюс, Антанас Мустейкис, Ричардас Рабавичюс.