Новому начальнику ГУФСИН по Свердловской области Сергею Патронову досталось беспокойное хозяйство. Вскоре после его вступления в должность в СИЗО № 1 произошла драка между офицерами, в результате которой майор Силенко получил сотрясение головного мозга. В своих показаниях он утверждает, что конфликт возник с его начальником, подполковником Юрием Махмудовым, из-за отказа Силенко «работать с заключенными» так, как это принято в СИЗО № 1. В изоляторе идет масштабная внутренняя проверка, расследование осуществляет СУ СКР, а внешний контроль поручен ФСБ.

Ранее, как раз в результате работы чекистов, был задержан бывший замначальника свердловской ИК № 2 Михаил Белоусов, которому может быть инкриминировано превышение должностных полномочий, совершенных с насилием, что связано, по версии следствия, с получением от зэков необходимых показаний. Правда, несколькими месяцами ранее Белоусов уже задерживался по схожим подозрениям, но никаких обвинений ему предъявлено не было. В этот раз расследование, очевидно, будет строиться на показаниях, которые дал совладелец и экс-директор ЧОП «Гюрза» Валерий Поваров. На слушаниях по делу ОПГ Михаила Клока в Верх-Исетском районном суде он рассказал, в каких условиях содержался в изоляторе для бывших сотрудников правоохранительных органов ИК‑2: «Там полтора месяца меня убивали, издевались просто, чтобы я во всем сознался. У меня руки не поднимаются, сидеть не могу в одной позе. Мне полтора года уже отказывают в экспертизе».

«Дело Клока» украшает портфолио свердловских следователей. Тем больший скандал выйдет, если окажется, что оно во многом построено на показаниях, добытых под пытками, как об этом заявляли фигуранты и их родственники, например, гражданская жена получившего 16 лет колонии строгого режима Ромаса Замольскиса.

Ранее адвокаты подсудимых, обвинявшихся в избиении участников рок-фестиваля «Торнадо» (еще одна уральская история, получившая всероссийскую известность), также утверждали, что показания на их клиентов были получены в специфических условиях ИК‑2.

Наконец, под угрозой пересмотра может оказаться и один из самых громких приговоров последних лет, вынесенный в отношении вице-мэра Екатеринбурга Виктора Контеева. По версии следствия, высокопоставленный чиновник контролировал криминальный бизнес по сопровождению скоропортящихся фруктов из Средней Азии через таможенный пост Петухово в Курганской области. Контеев, в частности, подозревался в том, что он заказал убийство «предпринимателей» Худякова и Волкова из группировки «антоновские», входившей в легендарное ОПС «уралмашевские». Правда, в суде удалось доказать только подстрекательство к убийству, да и то главным образом благодаря показаниям уголовников Евгения Глазырина (Глаз) и Дмитрия Кайля (Немец). Кайль, получивший в общей сложности 21 год за совершение ряда тяжких преступлений, отправился отбывать свой срок в ту самую ИК‑2 и, как это часто бывает, решил сознаться еще в одном — ​как раз в убийстве Худякова и Волкова. Заключив сделку со следствием, он согласился участвовать в следственном эксперименте и указать место захоронения «предпринимателей».

Эксперимент дал неожиданный результат: обнаружены были не два, а три трупа со следами насильственной смерти. При этом третье «тело» никак не ложилось в канву обвинений, выдвинутых против Контеева, и показаний, данных самим Кайлем.

В результате следователи по цепочке доложили начальству, вплоть до руководителя СУ СК РФ по УрФО полковника Ибиева, о том, что нашли неопознанный труп. Ибиев нашел нетривиальное процессуальное решение — ​выделить «дело третьего трупа» в отдельное производство. И больше о нем ни в деле Кайля, ни в деле Контеева не упоминалось. Зато условия сделки со следствием были соблюдены, и Кайль получил к своим 21 годам всего 12 «дополнительных» месяцев. Показательно, что и прокуратуру ничего не смутило в действиях следователей, которые выделили третий труп в отдельное производство.

Сделка и правда выгодная, но все равно остается вопрос: а зачем вообще Кайль на нее пошел? В то, что его замучила совесть, верится слабо. Гораздо вероятнее выглядит версия о вполне себе физических мучениях в ИК‑2. Сам Кайль о пытках не заявлял. Однако на возможность их применения указывает, например, заявление, поданное в суд еще одним заключенным ИК‑2, Трохалевым. В 400-страничном документе он, в частности, подробно описывает общение с Кайлем, который якобы рассказывал о том, что подвергался пыткам. В своем заявлении Трохалев указывает, что и с ним, и с Кайлем якобы работали оперативник Горбунов и следователь Коновалов (копия заявления имеется в редакции).

А если убрать из дела Контеева показания Кайля, то в нем мало что останется, кроме противоречий и несостыковок. В ходе предварительного и судебного следствия от своих показаний отказались более десяти человек. Например, обвиняемый Юсупов на первом допросе показал лишь, что занимался бизнесом по поставке фруктов на рынок. Но уже на следующей встрече со следователями в ИК № 2 он вдруг начинает давать показания об участии в убийстве. В начале процесса он делал заявления об оказываемом на него давлении, но дать показания в суде или отказаться от них Юсупов так и не успел — ​в связи со смертью от туберкулеза.

О давлении со стороны следствия в суде заявляли даже свидетели стороны обвинения. Некоторые утверждали, что вообще не давали показаний, приобщенных к делу, а следователи составляли их со слов потерпевших. Другие свидетели вообще утверждали, что не могли проверить правильность записанных якобы с их слов показаний, потому что… не умеют читать по-русски.

Суд, однако, занял последовательную позицию: показания давались в присутствии адвокатов, значит, они верные. Из дела были исключены показания только одного свидетеля — ​который заявлял в ходе следствия о невиновности обвиняемых.

В общем, системная проверка деятельности сотрудников ИК‑2, а также следователей, получавших в колонии столь необходимые им признательные и свидетельские показания, может дать весьма скандальные результаты. Кстати, не все потенциальные фигуранты до сих пор работают в правоохранительных органах. Например, оперативник Владимир Горбунов в настоящий момент работает на овощебазе № 4. По совпадению, это конечный пункт «азиатского транзита», который шел через таможенный пункт в Петухово. Кстати, предполагаемый бенефициар предприятия, а возможно, и всей схемы — ​Иван Обухов — ​в настоящее время арестован по обвинению в мошенничестве. Не исключено, что следствие заинтересуется и его тесными связями с сотрудниками правоохранительных органов, которые вели «дело Контеева».

В общем, уральским следователям придется основательно «чистить мундиры» — ​и полицейские, и фсиновские, и свои собственные. Ведь помимо скандалов с СИЗО‑1 и ИК‑2 регион готовится к громкому процессу в отношении практически всего руководства ИК‑46, где насмерть был избит заключенный. Борьбу с криминалом в регионе становится все труднее отделить от собственно преступной деятельности.

Алексей Панкратов