Задолго до записи альбома они стали играть на концертах песню с шокирующим многих припевом: «Ты прости нас, Украина». Лидер «Телевизора» Ми­хаил Борзыкин — ​вероятно, единственный русский музыкант, который покаялся, попросил прощения. Недаром эту песню на ура принимают в Киеве, а у нас — ​довольно скептически. Кто-то даже назвал ее «русофобской».

Лично ему каяться точно не в чем. Если с кем и ассоциируется словосочетание «протестный рок», то как раз с Борзыкиным. Он и на митингах пел, и в черных списках бывал, и именно с его легкой руки в оби­ход вошли слова «христочекисты» и «кремлядь». Человек принципиальный до упертости, отчаянно смелый, всегда готовый к противостоянию. Настоящий борец.

Но если сравнить этот альбом с предыдущим, с «Дежавю» (2009), тем, где «Чемодан, вокзал, совок» и «Газпромбайтер», — ​возникает ощущение, что у Борзыкина опустились руки. Все-таки слишком многое изменилось за эти 7 лет, и, мягко говоря, не в лучшую сторону. Главное: поражение Болотной и война. «Все протесты и митинги зря», — ​спел он, когда митинги и протесты закончились.

Зимой 2014–2015-го я пытался найти его для участия в русско-украинской миротворческой акции. Но Борзыкин не отвечал на письма и звонки, не давал концертов, что называется, лег на дно. Потом рассказал, что произошло. Он был в такой жуткой депрессии из-за политических новостей, что почувствовал, как сходит с ума. И уехал в солнечный Таиланд, физически не мог находиться в России.

Там был написан цикл так называемых «рыбных песен», они тоже есть на альбоме. Совершенно не свойственно для Борзыкина: он вдруг запел о попугаях, островах, акулах и пальмах, которым «все равно подо что шелестеть». Обычный для «Телевизора» довольно жесткий пост-панк в духе Talking Heads, Моррисси и Depeche Mode оказался разбавлен вальсом и даже чем-то вроде фокстрота. Эскапизм, попытка бегства от проблем, усталость — ​не только у него, у многих. Недаром же люди тысячами уезжали и уезжают. Обо всем этом прямым текстом: «В России зима, все по домам, унылая тьма. Это лучшее место, чтобы сойти с ума».И дальше: «Я не нужен здесь, я не нужен там… Просто быть никем и ничем не гордиться. Воде наплевать на границы».

Стать никем не получилось, естественно, он вернулся. Борзыкин не был бы Борзыкиным, если бы успокоился и ушел от проклятых русских вопросов. Рад был бы, но никуда не деться. Может быть, дело в том, что, в отличие от многих противников режима, которые твердо уверены в своей правоте и легко существуют в матрице «Мы хорошие, а они все гады», — ​Борзыкин сомневается. То, что происходит со страной, для него не вопрос личной или групповой правоты. Это мучает, не отпускает, корежит.

Самая пронзительная песня на альбоме — ​«Красный снег»: «Если ОМОНы вместо закона, значит, будет по-плохому. Будет по-плохому тогда. Рваные погоны на бегущих ментах, бешеная давка на вокзалах столиц… Будет по-плохому тогда: ураганы погромов в слепых городах, пьяные дозоры, рублевки в огне, трупы на Дворцовой и красный снег…»

Тут дело даже не в грядущем апокалипсисе, который он описывает, а в самой постановке вопроса. Если раньше речь шла о том, что надо бороться, надо сделать то-то и то-то, чтобы не случилось самое страшное, то теперь Борзыкин утверждает: страшное неизбежно. Так будет.

Год назад я спросил Борзыкина:

— Можно еще что-то сделать или впереди у нас кровавая баня и гражданская война?

— Что вы, какая война! Это будет избиение младенцев. Мигом передушат таких, как я, таких, как вы…

Вслед за «Снегом» песня примерно о том же, но по настроению гораздо более оптимистичная и даже бодрая — ​«Джунгли возьмут свое (И мы еще споем)»: «Отели опустели, бассейны разят гнильём. Они хотели славы и денег, но джунгли взяли своё». И дальше про тех, кто устраивает войны и забивает телевизор враньем. Ничего они не сделают, рано или поздно джунгли возьмут свое. Как говорил в таких случаях Зощенко: «Башмачок стопчется по ноге».

Интересно, что Борзыкин поет то «джунгли», то «люди». Это, мягко говоря, два разных сценария. Если свое возьмут джунгли, начнется та самая кровавая баня. Хорошо, конечно, что зло будет наказано, но на красном снегу окажутся не только злодеи, но и вообще все. Дальше пустота. Ведь стихия не различает добра и зла. А вот если возьмут свое люди — ​тогда да, тогда мы еще споем.