Одной из новостей накануне начала нового учебного года стало заявление министра образования о возвращении в школы «общественно-полезного труда». Этот предмет, призванный развить в детях «трудолюбие», по-советски понимаемое исключительно как любовь к физическому труду, был введен в самом начале горбачевской перестройки. В большинстве случаев это значило, что подростков отправляли на заводы выполнять наиболее неквалифицированную работу, часто вручную. Многие прогрессивные педагоги тех лет выступили против, небезосновательно считая «общественно-полезный труд» формой принудительного использования детей в качестве бесплатной рабсилы. Времена были уже «не те», и одиозный предмет вскоре отменили в порядке поощряемой инициативы снизу.

Сейчас, конечно, все по-другому. Инициативы снизу и другие практики перестроечных лет рассматриваются едва ли не как измена Родине. Хорошо забытое старое, будучи введенным в условиях нынешней властной вертикали, имеет все шансы на долгий административный успех. Вот только не вполне понятно, где будут прививать «любовь к труду»? Сталинские заводы давно превратились в руины, колхозы распущены. Все, что остается новоявленной трудармии, это маршировать строем и, надев красивые погоны и лампасы, ловить «агентов Госдепа». Быть верным слугой государю и Отечеству, не забывая про собственный офшорный карман, — вот и весь «общественно-полезный труд» в нашей постмодернистской империи. Не говоря уж о том, что за само слово «империя» даже в сочетании со словом «великая» применительно к СССР в годы оные можно было лишиться не только партийного билета.

Кто-то горестно разведет руками: «Совок возвращается!» Глядя в пустоту на месте снесенных ларьков, на толпу у московской остановки, покорно ожидающую переполненного автобуса в отсутствие отмененных властями маршруток, невольно вспоминается Москва советского дет­ства. В самом деле? Нет, все-таки другое. Современная Россия похоже на степного волка во время линьки: вид поджарый, взгляд недобрый, хвост агрессивно поджатый. А главное, не совсем понятно, где новая шерстка наросла, а где старая еще не до конца выпала. Давайте признаемся честно: мы сами уже плохо помним, что такое было то советское прошлое. Настолько, что некоторые писатели земли русской позабыли, какие были венерические болезни во времена СССР. Кто сейчас помнит, как американские и английские моряки времен ленд-лиза в порядке, так сказать, культурной дипломатии существенно расширили свои познания об интимной фауне тепло встречавших их советских работниц тыла?

Сексуальные скандалы (вполне в духе западных практик), между прочим, и у нас теперь становятся рутиной. По крайней мере среди самых молодых. И то, что началось все с одной из наиболее престижных московских школ, — показатель тренда на будущее. Моду в России всегда задает элита (так, в XVII веке на кроватях могли себе позволить спать только самые богатые бояре). Остальные подхватят новую практику, подождите немного.

Для тех, кто любит пессимистические обобщения про отсутствие перемен в наше трудное время, расскажу сказку. В начале 60-х в одну весьма престижную в те годы московскую спецшколу на работу поступила молодая учительница. Талантливая, яркая, интеллектуальная красавица. С университетской кафедры ее выгнали за диссидентские взгляды, а школа была прогрессивная, свободолюбивая, вот и дала работу высококлассному педагогу.

Ученики, небесталанные математики и физики, ее тоже любили. Причем зачастую в прямом, плотском смысле слова. В узких кругах «всем было известно», что в каждом выпускном классе под ее тьюторством был у этой дамы юноша-любовник из числа учеников. Разговорчики ходили потом еще лет 30, но никаких публичных обсуждений, ни тем более увольнений за всем этим не последовало. Ее ученики, т.е. люди поколения нынешних молодых пенсионеров, воспринимали происходившее не то чтобы как обязательную норму, но точно не как преступление. Директор школы, фронтовик, депутат и скрытый покровитель вольнодумства, не мог, конечно, не быть в курсе. Но на заседание парткома дело выносить не стал (поговорку про «сор из избы» знал каждый советский человек). Просто в какой-то момент учительница перестала работать с выпускными классами — только в средней школе до 14 лет. Мораль у этой сказки одна: жизнь наша стала жестче, но времена и нравы все-таки меняются. Причем скорее в направлении большей цивилизации.

Молодежь, конечно, как всегда, глупо себя ведет и позволяет много лишнего. Вот теперь, понимаешь, не хочет разделять удовольствия и привычки своих старших и многоопытных учителей. И не признает авторитетов, давно признавших себя непогрешимыми. Так, друзья мои, в 68-м году многим заслуженным старикам тоже туго приходилось. Мы-то, историки, должны помнить, а? Через скандалы, крушения репутаций, через кровь и слезы пришлось-таки привыкнуть к новому. К тому непонятному и потому неприятному, что неумолимо диктует смена поколений. Можем поздравить друг друга, впервые за последние 30 лет эта смена всерьез начинается в сегодняшней России. Еще незаметная, исподволь идущая, год от года она будет набирать обороты. Пока не наступит окончательно. Нравится это нам, застрявшим в полузабытом советском прошлом, или нет, уже не имеет значения.