Шедевры Рафаэля раньше приезжали в ГМИИ только на выставки одной картины («Донна Велата» в 1989-м, «Дама с единорогом» в 2011-м. Особая история была с трофейной «Сикстинской мадонной», оказавшейся в Пушкинском музее после войны и отправленной в родную Дрезденскую галерею в 1955-м). Экспозицию, полнее представляющую гения Ренессанса, удалось собрать только сейчас. Масштабный и сложный проект осуществился во многом благодаря инициативе и энергии посла Италии в России Чезаре Марии Рагальини. «Музеи дали свои картины, потому что тонко и точно почувствовали государственный масштаб такого события», — предположил посол на открытии. Выставку Рафаэля в ГМИИ взяли под свой патронат президенты Италии и России.
Кураторы выставки, хранитель итальянской живописи музея им. Пушкина Виктория Маркова и заведующая кабинетом рисунка и гравюры галереи Уффици Марция Файетти, соединили изобразительное искусство и поэзию. «Живописные сонеты» Рафаэля чередуются с сонетами поэтическими, начертанными на стенах зала. Так, Агостино Беациано, лет пятьсот назад заглядевшийся на картины мастера, взволнованно восклицал: «Гляжу на них, не ведаю покоя: что нарисованное, что живое?» Кардинал Бембо сочинил в честь кумира не менее поэтическую эпитафию: «При его жизни мать всего сущего Природа боялась быть побежденной, а после его смерти ей казалось, что и она умирает вместе с ним». Напомнили кураторы и об огромном влиянии Рафаэля на русскую культуру, включив в экспозицию текст о том, как чтили возрожденческого гения Державин, Пушкин, Толстой, Достоевский…
Выставка в ГМИИ подчеркивает культ Рафаэля. Произведения преподносятся как святыни — каждое размещено в отдельной большой нише, на темно-фиолетовом фоне, будто в ковчеге. Пространство, выстроенное дизайнером Даниелой Феррети, располагает к сосредоточенному, даже медитативному восприятию картин. Сакральность действа усиливают полумрак (старинные работы требуют особых условий освещения) и звуки, будто бы доносящиеся из мастерской художника. Шелест кисти, шорох карандаша, еле слышное пение виолы да гамба сложились в музыкальную композицию (авторы — Андрей Гурьянов и Антон Курышев).
Первый в ряду избранных для Москвы картин — знаменитый автопортрет 1506 года. В плавном повороте головы художника, в спокойствии его внимательных глаз — чистота и одухотворенность, причастность к тайне. И тот же внутренний свет, что озаряет его невероятных мадонн. Одна из них, «Мадонна Грандука» (прибывшая на выставку из Палатинской галереи), пленяет простотой и тихим смирением. Перед мадонной с младенцем, высвеченными из темноты, можно стоять долго — угадывать в совершенстве линий совершенство души. Или чувствовать тревогу контрастов черного и багрового цветов платья Богоматери. Неподалеку — удивительный рисунок к этой картине — поиск верной позы, движения, рождение образа из света и теней… «Мадонна Грандука» возникла из-под кисти Рафаэля годом ранее его автопортрета. То было его счастливое время — жизнь во Флоренции рядом с Леонардо да Винчи и Микеланджело, учеба у них и поиски своих путей к абсолютной красоте.
«Рафаэль — олицетворение Возрождения. Исчезни все и останься лишь его творение, оно будет говорить о том времени неослабно восхищающие слова… Внимание Рафаэля обращено на все мироздание, глаз его все «ласкает», художество его все восхваляет», — подводил итог его творчества Александр Бенуа. Сказано, будто об «Экстазе Святой Цецилии со святыми Павлом, Иоанном Евангелистом, Августином и Марией Магдалиной». Алтарная картина (единственное крупноформатное полотно на камерной московской выставке) торжественна и пафосна. 1515 год, Рим. Рафаэль уже семь лет служит официальным художником папского двора. Кроме работы в Ватикане он еще и главный хранитель римских древностей, а после смерти Браманте — главный архитектор собора Святого Петра. Как изменилась его кисть со времен флорентийских мадонн! На смену тихому самоуглублению пришла открытая театральность, внешняя броскость. Маэстро стал смелее, увереннее. Но выдающаяся живопись «Экстаза Святой Цецилии» лишилась прежней тайны. Каждый на этой многофигурной композиции играет придуманную роль, словно нарочито позируя художнику.
Давно замечено, что святые Рафаэля похожи на земных людей. А реальные люди с его светских портретов и вовсе лишены права на поэзию. Как ни старался живописец восхвалить и приукрасить супругов Аньоло и Маддалену Донни или Элизабет Гонзага, не смог скрыть к ним своего отношения. Уж не потомки ли варваров эти грубоватые, скупые, высокомерные вельможи и дамы?
На выставку в ГМИИ пускают по сеансам, билеты продают по 500 рублей. Тем не менее ажиотаж возрастает. Вовсю работает реклама. Увеличенный автопортрет Рафаэля висит на каждой автобусной остановке. В Пушкинский музей стремятся и искренние ценители искусства, и отвязные любители эффектных селфи, и жертвы моды. Масскульт и высокая культура встречаются на узкой территории. Скорее всего, взаимопроникновения не будет. Хотя в случае с Рафаэлем всегда есть надежда на чудо.
Елена Губайдуллина — специально для «Новой»
