Умерла Ксения Пономарева — в середине 90-х возглавлявшая сначала программу «Время», а потом и все Общественное Российское ТВ (ныне Первый канал). В поминальном сюжете, который сделал для «Времени» Антон Верницкий, то время (простите за тавтологию) называют смутным, полным драматических обстоятельств: «Это было время телекиллеров». В сохранившихся кадрах хроники Ксения Пономарева объясняется со зрителями после окончания предвыборной президентской кампании 1996 года. «Будучи главным редактором, она решила (как выразилась сама) не подставлять своих сотрудников и про то, как страна выбирала между Ельциным и Зюгановым, честно рассказала сама». Сидя перед камерой, Ксения Пономарева говорит: «И было понятно, что это не последние президентские выборы. Бог даст, на следующих мы не будем выбирать между жизнью и смертью».

Наверное, тогдашние руководители ТВ, объединившиеся в борьбе с новой коммунистической угрозой, действительно верили, что никак иначе нельзя и выбор именно таков: жизнь или смерть. Помню, я спросила генерального директора ОРТ Сергея Благоволина, считает ли он, что можно утверждать идеалы демократии недемократическими способами? «Да, — горячо согласился он. — Только я считаю, что мы недостаточно действуем таким образом. Нам вовсе не все равно, кто победит. И в этом смысле нынешняя предвыборная кампания не является демократической — точно так же, как Россия пока не является страной эталонной демократии».

Президент компании НТВ Игорь Малашенко, несмотря на все уважение к демократическим принципам, тоже признавался, что не вправе был требовать от своих журналистов беспристрастности и объективности. И дело не в том, что кто-то уж очень любит Ельцина, дело в том — что все боятся Зюганова. Отсюда и сомнительные методы, которыми пользовались журналисты, говоря о коммунистах.

В статье, посвященной той предвыборной кампании, я задавалась вопросом: в случае если «все у нас получится» (так звучал один из предвыборных лозунгов), сумеет ли телевидение вернуться к демократическим принципам и позволит ли это новая (старая) власть, или, войдя во вкус, обратит временную добровольную любовь к себе СМИ в постоянное принуждение? Сумеет ли эта власть отличить верность идее, ради которой не жалели репутации телеканалы и их руководители, от верности лично себе?

Ксения Пономарева, вскоре после тех выборов возглавившая все ОРТ, продержалась на этом посту всего 11 месяцев и ушла после того, как Березовский без согласования с ней вернул в эфир Сергея Доренко — начиналась эпоха информационных войн, победители дрались за трофеи и понадобились журналисты соответствующего «формата».

«Она исчезла из телевизионной жизни так же, как и появилась, — внезапно», — говорит автор сюжета, посвященного ее памяти. Потом, правда, была еще работа в предвыборном штабе Владимира Путина, участие в предвыборной кампании злосчастного Рыбкина. «Но ни одного кадра с ней за 12 лет не снимет больше никто. Родственники попросили прессу не появляться на ее похоронах», — так заканчивает свой сюжет Антон Верницкий. И за всеми этими многозначительными фразами угадывается большая человеческая и профессиональная драма действительно умной, яркой и сильной личности, очевидно, в дальнейшем переосмыслившей свою профессиональную судьбу и личный вклад в то, что потом случилось и со СМИ, и со всей страной.

Президент Национальной ассоциации телерадиовещателей Эдуард Сагалаев, побывавший на этой неделе гостем программы «Hard Day’s Night» на канале «Дождь», признался, что сожалеет о том, что согласился в феврале 1996 года — под выборы — возглавить ВГТРК. Прежде всего потому, что до того, даже в жестких условиях Гостелерадио СССР, всегда работал на аудиторию, а здесь был вынужден обслуживать политический момент. Именно тогда, по его мнению, все и началось — то есть добровольное и сознательное обслуживание власти постепенно переросло в принудительное. И хотя Эдуард Сагалаев в своих оценках нынешней власти и телевидения был предельно аккуратен, отношение его к происходящему вполне угадывалось. В то, что когда-нибудь произойдет чудо и телевидение вновь изменит вектор своего развития, Сагалаев верит, но как и при каких обстоятельствах должно произойти это чудо, говорить остерегается. Уверен, впрочем, что если оно и произойдет, то не при его жизни. «Но при этом я хочу отдать должное Владимиру Владимировичу Путину, — поспешил добавить Эдуард Михайлович, — что свобода слова в стране еще не задушена окончательно». «А то, что страна за 20 лет потеряла телевидение?» — спросил ведущий Антон Желнов. «Говорить о ТВ как о чем-то потерянном я бы не стал», — не согласился с молодым коллегой старый мудрый «лев», хорошо знающий цену словам.

Меж тем, несмотря на приближающиеся парламентские выборы, на нынешнем отпускном телеэкране тишь да гладь. Никаких политических схваток не на жизнь, а на смерть. Никакого компромата на политических противников правящей партии. И вдруг — дежавю, эффект однажды виденного. Канал НТВ, вспомнив, вероятно, лихую молодость, взял в руки шашку и кинулся рубить коммуниста Рашкина, посвятив его сомнительным связям целый выпуск «Чрезвычайного происшествия» в самый прайм-тайм.

Авторы опуса под названием «Красная крыша» утверждают: «Есть факты, указывающие на тесные связи саратовских авторитетов с депутатом Госдумы Рашкиным… Никогда бы он не стал депутатом, если бы не финансовая поддержка со стороны местных авторитетов». Следует и моральная оценка неразборчивого в связях депутата: «Это особый цинизм — деньги не пахнут».

Мочить коммунистов — давняя добрая традиция российского ТВ вообще и канала НТВ в частности. Это вам не происхождение капиталов действующей власти расследовать. Вот только непонятно, зачем? И какую угрозу представляет для власти депутат Рашкин? Не дают ответа. Видимо, просто для собственного удовольствия стараются ребята. Чтобы окончательно не утратить квалификацию.

Сам же лидер КПРФ Геннадий Зюганов в прямом эфире государственного канала «Россия 24» на пресс-конференции, посвященной 25-летию ГКЧП, поет осанну ГКЧП и привычно проклинает «свору», во главе с Горбачевым, Яковлевым и Шеварднадзе захватившую власть в стране, называя это «преступлением без срока давности». Его давно уже никто не боится. О настоящем он умалчивает, а о прошлом — пусть говорит. Смешной такой, безобидный, пожилой, но вечно живой дяденька. Не верится даже, что 20 лет назад его испугались могущественные СМИ, объединив в борьбе с ним все свои информационные и пропагандистские усилия.