Белки пока в колесе, скаковые лошади не загнаны и не пристрелены — еще в пути, зрители зрят, ставки на бои еще принимаются, очередные петухи уже измерены и завешаны для определения бойцовской весовой категории, клинки затуплены и снова наточены. Победители уже победили или еще победят. Те, кто проиграет, уже проигрывают. О спорте на сегодня все, газетный репортаж с места событий заведомо уступает ТВ и сети, поэтому — о другом. О том, что красивый, вольный Рио полон жизни, витального духа и прущей напролом зелени, о том, что здесь, в черте мегаполиса, множество диких зверей и птах, и аист делит с тобой утром террасу на крыше. А до этого опоссум, ворующий здесь корм у кошек, принес на террасу детенышей. Они уже подросли и убежали, и они все равно выше, быстрее, сильнее; человек слаб, и это правильно, так и должно быть. И что изменится в мире, если кто-то проплывет/пробежит лучше на две сотых секунды? В чем правда этих волнений, решимости, отваги, молитв, понятно. Но в чем смысл? Для чего, куда все эти гигаватты энергии, выплескиваемые в Рио сегодня одними лишь эмоциями, передвижениями на стадионы и гуляниями по Олимпийскому бульвару, все эти терабайты информации об иллюзорном, никому ничего не дающем и не доказывающем, все эти выбросы внутренней секреции, обжигающие космос, где его касается летящий Рио, этот людской хаос, гормональный термояд?
Человек слаб, но ему дано чувствовать многое и понимать. И сегодня здесь люди, смеясь, плача, выпивая, танцуя, болея и братаясь, противостоят войне. Той самой, о которой так много говорят в России. На которую отправили наших олимпийцев патриарх и президент, о которой вслед за политиками говорят красивые, смелые и сильные, но не очень умные спортсмены. А здесь не война, в Новом Свете — Игры, на которых человечество традиционно сбрасывает от греха подальше скопившуюся энергию и агрессию. Стравливает свой завод и подзавод. Здесь явлено то самое стойкое человеческое братство, которое уже не раз обламывалось, скатывалось и в мировые бойни, и в диктатуры, но все же неутомимо продолжает надеяться на лучшее. Они несгибаемые, все эти люди, их тут многие тысячи — я в Мадурейре, на родине бразильской самбы, северном районе Рио. Здесь, в парке, чья инфраструктура работает на солнечной энергии, а построен он к Олимпиаде на месте снесенной фавелы, сегодня вечером выступает школа самбы Портела, всенародная любовь Рио — с нее, по уверениям многих, самба и началась сто лет назад. И уже не закончится никогда. (Здесь на самбу и футбол одна, похоже, любовь, неделимая. И в этом, вероятно, состоит бразильский патриотизм. И никто за него бразильцам не доплачивает, его не насаждают, к нему по разнарядке не обязывают.)
Никакой навязчивости полиции и солдат, проверок сумок и рюкзаков. Никаких металлоискателей, рамок — их нет и в центре Рио, их нет нигде на Олимпийском бульваре. Местные говорят: «А нам зачем? Это вы, русские, воюете то с одними, то с другими, а мы всех любим»; не нашел никого поверившего официальным сообщениям о задержании перед Играми группы бразильцев, готовивших теракты: «Зачем нас взрывать?»… Металлоискатели увидел только в банках, там, где им и место. А не в скоплениях народа. Здесь же на банкоматах нужно прижимать всю пятерню, при этом прикладывая руку так, чтобы считывался пульс. Очевидно, чтобы не прижимали отрубленные руки. Бразилия, поскольку первая в мошенничествах с картами, значительно продвинулась и в защитных мерах, биометрии. Первый человек, встретивший меня в Рио с самолета, зафиксировал отпечаток моего пальца.
Четырехтонные олимпийские кольца, подаренные Рио Лондоном, установлены в парке Мадурейры, под ними в струях воды бесятся дети. Песни, приплясывания, пиво (местное, на любителя) рекой. Это разминка. Появляются флаги Портела, сине-белые костюмы. Наконец кто-то в Рио в белых штанах. С часовым опозданием (это, по местным меркам, раньше, чем вовремя) вступает батукада — перкуссионная группа: десятки барабанов, бубнов, погремух и разнообразных аутентичных «примочек» оглушают и вводят в транс, эти дикие ритмы совпадают с источником биологического тебя, и эти ритмы одни на всех, их чувствуют все, планета теперь в их власти. Все тут просто, эти первобытные ритмы кариоки (жители Рио) могут выдавать и ладонями, кухонной утварью, спичечными коробками и консервными банками. Управляют свистками, жестами — на карнавалах в каждой такой колонне собирается до трехсот музыкантов! За барабанщиками — машина с колонками, потом движутся знаменосцы и танцоры. Началось…
Килограмм пуха, конечно, легче килограмма железа. Параллельные прямые, разумеется, пересекаются. Счастье есть. Когда сквозь рационализм и усталость прорывается этот эмоциональный хаос, вакхические радости, страсти и смех, пороки и чувственность — наряду с набожностью и простодушием — это возвращает нам себя. Мы не потребители, не статистика, не вещи. Мы — живые люди. И очень молодой биологический вид. Поправьте меня, но вроде самый молодой… А значит, так и надо. Они снабжены всем для самбы, для счастья — тугими задами, выписывающими сложные фигуры неевклидовой геометрии, красивыми ногами, вишневыми ртами, вращающимися яркими африканскими белками. В их глазах — все нипочем, мы никогда не умрем и никогда не устанем, и этот вечер никогда не закончится, и пусть летит навстречу черное небо. И горячий воздух проходит через грудь не задерживаясь. Дыши. Лети. Бухай так, будто завтра все кончится. Люби ее так, точно завтра сдохнете. Кайфуй так, словно для этого был рожден. И не надо никаких соплей. Забудь про тлен. Еще быстрей. Запретов нет, а счастье есть. Это случилось и с тобой, и небо в алмазах, и именно такое оно — настоящее.
Тела, тела — видно, их крепко любят: как камни, выглаженные водой. Вот кусочек темного тростникового сахара, плавящийся в огне, вот сложенные горкой дыни «туркменка» — голова, груди, ягодицы. Все спелое и сочащееся, осы вьются. Вот старуха, правнук и собачонка — у всех одинаковая походка. С открытой пастью и мокрым языком набок. И все, дойдя до нас, пытаются приплясывать. А как собачку пронесли? Вообще тут много нарушителей, целый город. И курить на крытых верандах запрещено, но можно, и попрошаек полиция, спасибо ей, не забирает, и нищие могут спокойно выставлять свои язвы туристам, играть на гитарах без струн. Но это уже в центре, не здесь. Не гоняют и провинциалов, привезших на олимпийский бульвар, текущий по стильным улицам и площадям Рио, свои таборы — палатки с едой и дурацкими аттракционами, не гоняют тетушек и молодых девчонок, торгующих только что ими испеченными сырным хлебом, сладостями. Народ зарабатывает на туристах — накидки от дождя идут по 10 реалов. На народном рынке в Мадурейре увидел такие же по 1 реалу. Ну так надо же донести до центра. 1 бразильский реал — примерно 20 рублей.
Возвращаюсь поздно, идти к автобусу вдоль остатков живучих трущоб не радует: чувствую взгляды. Военных (они на джипах с пулеметами, минимум по две машины) тут не видно, а фавела — чужая. Беру такси. Uber работает в Рио нелегально, но ему не мешают, блокируют только у моллов и в международном аэропорту Galeao. Там же легальные таксисты Рио, как мне показалось, вступили в сговор с автобусами BRT, что за 3,80 реала (на порядки дешевле такси) везут в город: когда сунулся в кассу покупать на автобус билет, тетка развела руками: дескать, система не работает, а восстановится не раньше чем через час-полтора. На уговоры таксистов не поддался, а через 10 минут заметил, что хитрованку сменила простодушная молодуха, и та с радостью продала билет.
Соотечественникам, сетующим на пробки в Рио (а они тут не больше, чем, например, в провинциальном российском Красноярске), рекомендую автобусы BRT. Идут по выделенной полосе. Чтобы остановить синий автобус, поднимите руку. Пожелаете выйти — через салон, над поручнями привязаны две веревки, тоже синие. Дерните за одну, дверца и откроется. И вот еще что. Чересчур много, да через губу вещается о криминале и бардаке в Рио. Так вот, этот бардак во многом заслуга именно Олимпиады. И, передвигаясь на такси, критики Рио как раз подвергают свои бесценные задницы куда большему риску: из-за Игр часть дорог перекрывают, навигаторы ведут таксистов в объезд по закоулкам, там-то все нехорошее и случается. Это рассказывает таксист, мы как раз попали в такую ситуацию, и он направляет машину наперекор навигатору: послушаешься — и все, поминай как звали.
Ну да, трэш и хоррор. Однако люди-то живут. И счастливы почему-то. Если же верить всему, что говорят и пишут об олимпийском Рио, мало того что «в подворотне нас ждет манияк», так против россиян тут развязана война (?). Флаги срывают, могут подсыпать клофелинчика в еду и питье и т.д. Ждите провокаций. И вообще, если кто в итоге и выживет, то только бразильские спортсмены — у них, местных, выработались антитела против местных инфекций. Да наши выживут, кого «забанили» из-за химии.
Ну да подождем финала. Насчет войны: «Здесь нас любят просто потому, что всех любят. И еще потому, что нас здесь не знают», — это говорит мне Александра Головинская, она в Рио уже почти шесть лет. Насчет проблем города Бога: хватает. Однако горожане нисколько не комплексуют. Даже если что не так получилось, это их жизнь, головы пеплом не посыпают. Все, что мы знаем о подготовке Олимпиады в Сочи — коррупция, выселение людей, помешавших большому спорту, показуха и недоделки, огромные траты на все эти финтифлюшки в то время, когда насущные проблемы страны не решаются, — все будет справедливо и для Рио. Только реакция людей различается. Здесь тысячи выходили на улицу, протестуя против Игр. Олимпийский факел во время его шествия по Бразилии пытались отобрать, залить водой, потушить из огнетушителя. Наконец, по совокупности причин и настоятельным требованиям миллионов, вышедших на улицы, президенту Дилме Русеф вынесли импичмент.
В центре Рио торможу у антиправительственных лозунгов: «Долой Темера» (и.о. президента Бразилии Мишела Темера), «Нет правительству путчистов», «Познакомься с предателями» (над портретами политиков). Фотографирую. Тут же, заметив мой интерес, останавливаются люди, начинают рассказывать, где и в каком виде они предпочли бы видеть бразильскую власть. Представляются — без тени боязни. Статный пенсионер переходит с португальского, видя непонимание, на испанский. Затем на английский: «Темер избирался в тандеме с Русеф. А потом начал действовать против нее исподтишка. Это подло. Кто расклеивает эти лозунги — образованные люди, просвещенная часть общества». Другие поясняют, что просто «кто не любит Дилму, те в моде сейчас». «Чао, Дилма», — вот что модно сегодня говорить. Так или иначе, рейтинг Русеф стремительно рухнул с заоблачных высей ниже плинтуса. Темер — никто, про него и говорить не стоит. А кариоки — свободные люди в свободной стране, потому априори критичны к власти. Ни тени чинопочитания. И с обраткой властям за ними не заржавеет, нашелся бы повод.
Власти это знают и побаиваются. Меры социальной поддержки серьезны, многообразны и удивительны, особенно для сегодняшних россиян. Социализм-то мы, надрывая пуп, строили! Обидно. Создается множество рабочих мест, от которых никакого проку. У многих светофоров — регулировщики. Вся их работа — свистеть, когда зажигается красный. А то водители сами не видят. Полномочий у этих дополнений к дорожному ландшафту никаких. Или лифтеры. Даже в двухэтажных помещениях. Что, кому-то трудно самому нажать кнопку? Но попробуй уволь этого человека. Замучаешься пыль глотать и платить ему.
В центре Рио — военно-морская база, гуляющие по Олимпийскому бульвару разглядывают оружие и технику. Морячки подкрашивают изгородь. Тут же цветы, среди них танцует колибри. «Целующая цветок», так еще здесь колибри называют, — рассказывает Александра. — И так же называется школа самбы, что в свое время прошла через множество скандалов, в том числе с наркотрафиком. А добило ее репутацию спонсорство грязнущего африканского диктатора, у которого страна голодает, а он им костюмы чуть не золотые оплатил». Это снова — к вопросу о гражданском обществе.
Стыдно слушать здесь наших спортсменов и функционеров от спорта — вот, мол, Рио не подготовился, по одному унитазу на 4 человека. Ну да. А когда в Сочи людей сносили, чтобы вам по четыре унитаза на одного построить, вас все устраивало? Перед моим отъездом сюда сосед поймал во дворе: «Слушай, как наши-то некрасиво себя ведут, выискивая недостатки. А у нас? Да хоть где найдешь. Помолчали бы».
Утка из «Алисы в Стране чудес» жаловалась: «Когда я что-нибудь нахожу, это всегда оказывается лягушка или червяк».
Впрочем, это понятно. Чем больше червяков у них, тем, по логике пропаганды, меньше у нас. Если в их амбарах мыши дохнут, значит, мы практически в шоколаде. Криминал и ужасы в Рио как признак благополучия в Тамбове и Кривунове. Больного уже не зафиксировать, чтобы можно было, как раньше, вовсе обойтись без наркоза, поэтому дают такой, самый дешевый — эфирный.
Да, в Рио это очень похоже на заплыв в унитазе. Глотни-ка такой водички, и все, ты больше не участник соревнований. Так не глотайте! Не пейте воду — в ней рыбы живут, а все живое по определению живет, дрюкается, гадит. Что, экскременты в воде человеческие? А вы видели здешних рыб? И зачем вообще пить воду? Пейте кашасу. Ихтиандры, ихнюю мать… В Рио, правда, говорят иначе: не пей воду — заржавеешь, пей пиво.
В фильме «Потомок Чингисхана» (СССР, 1928 год) главный персонаж, закованный в гипс, захотел пить. Англичанки наливают ему из графина стакан воды, а он выливает воду, кидает стакан и, превозмогая боль, идет к аквариуму с рыбками. Человечество, слава богу, не окончательно еще унифицировано.
Хочу дожить и послушать, как наши спортивные комментаторы будут нахваливать озон из труб алюминиевого комбината, которым дышит Красноярск, принимая зимнюю Универсиаду в 2019-м.
Вот мы вроде похожи. Сырьевое богатство и сопутствующий нефтеголизм. У бразильцев в куда меньшей степени, и все же. Кризис, обесценивание вдвое и даже больше наших валют к доллару. Ничтожные элиты, чья антинациональность была бы существенна, если б не их ничтожность. Коррупция, неравенство. Тут они по сравнению с нами дети. Низовая, уличная преступность; тут, пожалуй, дети мы. Государственный нефтегаз, вовлеченность его в формирование повестки дня нации. Резкая дифференциация регионов страны, их самочувствия и соответственно политвзглядов. Как и мы, Бразилия страна нескольких эпох и укладов.
Мы похожи экономически, структурно, территориями и населением. Да, у нас качество его пока еще повыше. Тут полно людей, окончивших лишь начальную школу. Но это наше преимущество исчезнет уже вскоре. Видимость России как нормальной страны — это уже лишь наша иллюзия, за границами ее так воспринимают все меньше, наше наследие прежних лет уже никто во внимание не принимает. Россия пересеклась с Бразилией в БРИКС, но векторы наши противоположны. У нее — от дикости вперед, у нас — в другом направлении. Политически и внутренне Россия и Бразилия не похожи абсолютно. Больше общего у Бразилии с Украиной. Правда, есть нюансы. Аргентина вот свою диктатуру вспоминает, рефлексирует постоянно. Бразилия — нет, а она закончилась в 85-м, все еще живы, все должны помнить. Тут другие настроения, нежели на Украине.
Есть ли характер у народа, нет ли, но бразильцы многое смогли, а ведь им трудней. Выпейте-ка коктейль на пляже, обдуваемом морским бризом. Покачайтесь в гамаке, натянутом у пляжного бара. Много вам захочется подвигов и свершений? Это у нас надо шевелиться. А тут — все есть. Чего нет, то само.
А у них меж тем чуть не все — свое, не китайское. Перечислю, что сразу бросается в глаза. Еда, выпивка, одежда — своя. Машины — свои, собранные здесь. Лекарства — свои (все дженерики в одинаковых упаковках). Стиралки, ноутбуки, телевизоры, холодильники, газовые плиты — свои. У них и Федерация иная. В поисках оптимального перелета обнаружил, что множество недорогих предложений прилета в Рио из Рима, Милана, Лиссабона, Мадрида, Парижа, Лондона, Дубая есть с пересадкой в других бразильских портах. И обратный путь — так же. Ну это если б у нас самолет летал из Ниццы в Москву с посадкой в Воронеже, а из Сеула в Москву с посадкой в Челябинске. Если у нас и на региональных линиях летают «боинги» и «эйрбасы», то бразильский авиаконцерн Embraer подпирает этих монстров, закрывая не только свои линии — он продает региональные лайнеры по всему миру.
А у нас из Якутска в Красноярск лети через Москву.
