СюжетыОбщество

Прочь из будущего

Для чего и для кого Россия планирует новые ЦБК, алюминиевые мощности, рубит лес? И почему отказывается от цивилизационных приоритетов?

Этот материал вышел в номере № 81 от 27 июля 2016
Читать

В апреле в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке бывший красноярский губернатор Александр Хлопонин, ныне вице-премьер, подписал от России Парижское соглашение о борьбе с глобальным потеплением. Весь мир договорился об общей цели — ​отказе от ископаемого топлива уже при нашей — ​ну наших детей — ​жизни. И борьбе с обезлесеньем.

Спорить о степени антропогенного влияния на климат, конечно, можно, вот только вектор мировой экономики уже определен, это — ​данность. У нас, правда, особый путь: Хлопонин подписал документы в какой-то иной реальности, с отечественной хозяйственной практикой она не пересекается. Россия продолжает как ни в чем не бывало развивать угольную генерацию и вырубать напрочь тайгу, в правительстве РФ проходят согласования схемы теплоснабжения крупных городов на десятилетия вперед углем (в частности, Красноярска до 2033 года). Споры в Тюмени, Челябинске, Красноярске идут лишь вокруг того, кому жечь уголь — ​крупным ТЭЦ или мелким котельным.

Это такой абсурдоперевод на русский международных документов, констатирующих новый мир с новыми правилами и новым разделением труда.

Россия, видимо, не претендует в нем ни на что. Единственное заметное движение в ту же сторону, куда подался мир, — ​предложение Юрия Трутнева «о создании в Восточной Сибири безуглеродной зоны». Проект выглядел бы вполне рабочим, если б его не перечеркивала со всем российским иррационализмом идея нового углеродного налога (который, понятно, опустят в конечном счете на потребителя, и платить он будет в пользу Олега Дерипаски и крупной гидроэнергетики — ​а чем она лучше угольных котельных?). Ответ Трутневу вышел не менее содержательным. В поддержку угольной отрасли в Кузбассе одинаково одетые, в шапочках с помпонами молодые люди зачем-то выстроились в огромное сердце и зажгли свечи у скульптуры великомученицы Варвары, покровительницы шахтеров и артиллеристов.

Вообще-то к Восточной Сибири никакого отношения не имеет ни Трутнев, полпред президента в Дальневосточном федокруге, ни Кузбасс и его глава Аман Тулеев, наиболее последовательно отстаивающий интересы угольной генерации. Кузбасс публикует петиции, создано движение «Право на уголь» (как звучит, а? Да, у нас уголь и нефть первичны, главная ценность, людей лишь создали для того, чтобы их добывать), выступают ветераны-угольщики. Разумеется, надо руководствоваться мнением старых шахтеров и продолжать топить углем. В том и состоит национальный интерес. Не следовать же мировым экологическим стандартам!

А что сама Восточная Сибирь и почему предложена именно она (здесь, на набережной Енисея молодые люди, кстати, тоже выстроили слово «уголь»)? Понятен интерес Дерипаски: это регион его присутствия, здесь источник его благополучия — ​ГЭС и алюминиевые комбинаты. Понятны грезы чиновников: во‑первых, это не Кузбасс, чьи шахтерские волнения немало поспособствовали краху советского режима. Во-вторых, столоначальники полагают, что отчитаться о декарбонизации огромной территории им позволит бескрайняя тайга, с лихвой компенсирующая выбросы парниковых газов.

Это взгляд на Сибирь людей, не знающих ее детально, довольствующихся мифами о ней. В реальности здесь машина победила фиалку наглядней всего, модельный регион. Давно уже нет ни вековой бескрайней тайги, ни чистых могучих рек. Есть самые грязные города — ​Красноярск, Ачинск, Чита, Братск, Норильск, есть самые высокие трубы и самые большие объемы промышленных выбросов.

Данному нам фотосинтезу, другим природным технологиям, преобразующим неживое и самое простое в трудное вещество жизни, здесь противопоставили обратные ноу-хау — ​обращения всего сущего, живого и сложного в чушки алюминия. Перегородили плотинами реки, дабы все вещество жизни из их верховий дематериализовать в электричество с последующим его воплощением в алюминий. Эта вторая ступень — ​электролиз, консервация электричества — ​требовала для умерщвления еще больше жизненного вещества. Переплавляли его в легкий белый металл. Кормились им, любили его, умирали за него. Чушки из него грузили в эшелоны, они уходили. Колониальный алюминий заменил песцовые, соболиные и рысьи шкуры, точнее, вобрал их в себя, более ликвидный продукт. Дошло до того, что в самом Красноярске живые деревья вырубали, на их места устанавливали искусственные, светящиеся сакуры, кедры и яблони — ​китайские пластиковые чучела. Они имитировали природу, в то же время ее совершенствуя: не болели под выбросами заводов, всегда бодрые и зеленые, дарили иллюминацию и ощущение контроля человека над внешним хаосом.

Не так давно, кажется, что-то перещелкнуло. На последних уже рубежах, у точки невозврата к естеству. Это больше на уровне ощущений. Например. Топи пожирают брошенные в тайге зэковские узкоколейки. Происходит это поразительно быстро. Видел тут рельс, обхваченный стволом осины, сожранный им — ​торчал в воздухе, поднятый от земли на метр.

И красноярские физики теперь исследуют светособирающие комплексы растений. Строят модели, копирующие фотосинтез в растениях. Это залог новых сверхбыстрых процессоров, возобновляемых источников энергии (ВИЭ), систем искусственного фотосинтеза. Сергей Полютов: «Мир озадачен поиском эффективных методов генерации, передачи и хранения энергии. Самые эффективные полупроводниковые солнечные батареи, созданные человеком, способны «воспроизводить» порядка 55% энергии. Для сравнения: цианобактерии и растения достигли практически 100%-ной эффективности передачи энергии». Совместная Полютова и коллег из университетов Германии, Швеции и Китая статья опубликована в PhysicsReports.

В зависимости от темперамента можно констатировать, что круг замыкается либо на новый виток заходит спираль. Эта история завершается — ​та, что началась сорок или четыреста миллионов лет назад, — ​не знаю, от чего считать, от происхождения человека или нефти, от появления предков человека или от начала формирования нефтяных бассейнов. Ведь непонятно, что было в этой истории важней — ​человек или нефть.

Правда, России, Сибири это пока не касается. Мы не сдаемся. И эти ощущения — ​островков будущего — ​к делу не пришьешь. Мы сопротивляемся будущему. Мы отвечаем Парижу, например, тем, что до конца 2018 года на слиянии Енисея и Ангары под Смородинкой ООО «Сибирский лес» запустит один из крупнейших в мире комбинатов по объемам беленой и вискозной целлюлозы. Ежегодно он готов будет поглощать 5 млн кубометров низкосортной древесины. В присутствии премьеров РФ и КНР «Сибирский лес» и China CAMC Engineering подписали меморандум, а позже и контракт на 2 млрд долларов. Рядом, в Лесосибирске, Новоенисейский ЛХК обещает в те же сроки еще один ЦБК.

Всего в Красноярском крае сейчас реализуется семь «приоритетных проектов в освоении лесов». Здесь кризиса будто и нет. Лес продолжают сводить в умопомрачительных масштабах — ​косят миллионами кубов, к северу от Красноярска работают мощнейшие финские, американские машины — ​валочные и разделочные комбайны, дерево снимают и сразу распиливают. Одним лишь таким комплексом, на одной лишь лесосеке — ​до трех тысяч кубов в сутки (в редком дереве будет куб), в комфорте — ​с кондиционерами, печками… Никого не интересует, что этот лес уже стал — ​на корню — ​ценнее сделанных из него комодов и буфетов. Только за счет того, что он поглощает СО2.

Пока до конца не ясно, какие методики подсчета выбросов парниковых газов и их поглощения возобладают, но, скорее всего, Россия займет место в числе стран, которые выбрасывает их больше, чем перерабатывает. И, по ценам Парижского соглашения, это превышение — ​на 1,47 млрд тонн — ​может обойтись России примерно в 22 млрд долларов. Тем не менее мы лес продолжаем вырубать. Значит, даже те немногие товары, с которыми РФ еще вписывается в международное разделение труда, станут за счет углеродной доплаты вовсе неконкурентоспособными.

У Восточной Сибири есть специфика: не работать (как мы умеем и привыкли) в этой местности лучше, чем работать. Полезней для всех. Здешняя природа трудится гораздо эффективней нас. Вот, скажем, красноярский заповедник «Столбы» ежегодно вносит в экологию планеты вклад, оцененный несколько лет назад в 31 млрд рублей (500 млн долларов). Учтено поглощение СО2 лесами (еще по киотским тарифам, ежегодно более 2 тыс. тонн/га), услуги, оказываемые заповедником по «предоставлению» живописных ландшафтов (бизнес на рекреационных услугах активно развивается). И это притом что здесь пока не берут плату за вход в буферную зону.

Вполне по Сократу: красота всегда функционирует и как польза. Она превышает доходную часть бюджета Красноярска. Ни один из налогоплательщиков, индустриальных гигантов, и близко не приближается к показателю «Столбов». А если перевести в деньги отравление этими предприятиями воздуха, вод и земель, вред здоровью горожан, в итоге окажется, что грязное промышленное производство скорее ухудшает качество жизни, а не улучшает его.

Или Байкал, главное, что есть в Восточной Сибири. Святыня для местных. Это же главный материальный актив РФ. По экспертным оценкам, одна только байкальская вода, пусть даже по символической цене в цент за литр, дороже всей экономики России в несколько раз.

Даже после Парижа, после вполне понятных цифр Россия продолжает жить постулатами позапрошлого века. Экстенсивные, колониальные подходы к Сибири исчерпали себя, но власти продолжают талдычить о необходимости новой индустриализации Сибири. И никакие оценки и подсчеты не мешают сводить леса и перегораживать реки, хотя они трудятся на наше благо куда эффективней и безвредней, чем умеем мы сами.

Наша упертость на росте производства и потребления не позволяет говорить на эти темы глубоко и всерьез.

В 2013-м умер в свои 102 года нобелевский лауреат по экономике Рональд Коуз, описавший экстерналии — ​внешние эффекты и действия, оказывающие влияние на других людей и бизнесы, притом что за эти действия никто не платит. Плавильный завод ухудшает качество воздуха, но это нам никто не компенсирует. Автомобилист не платит пешеходу, хотя он отравляет ему воздух и мешает гулять. Сохраненный лес воздух очищает, ему деньги не нужны, но люди, которые его сохранили, от денег бы не отказались. Коуз полагал, что рынок найдет решение. Так и получилось. Уже находит. Киотские и парижские договоренности (или на микроуровне те же платные парковки) — ​только начало.

Мир погружен в биотехнологии, избавляется от углеводородной зависимости в пользу ВИЭ, одних солнечных батарей и только в прошлом году ввели столько, что они перекрывают мощности всей российской гидроэнергетики. Китай вышел в абсолютные мировые лидеры как по установленной мощности ВИЭ, так и по темпам роста ветряной и солнечной генерации.

Под Красноярском, окружив его своими теплицами с помидорами, китайцы ставили ветряки, самые обычные, которые давно дополняют пейзажи по всему развитому и развивающемуся миру. Красноярцы ездили посмотреть, как на экскурсию. Сейчас китайские крестьяне получают на родине больше, чем могли заработать в России, поэтому они собрались в один день и исчезли. Ветряки разобрали и увезли.

Нам, уже давно не производящим никаких полезных вещей, нужны все новые ГЭС. А китайцам, которые нас кормят и одевают, хватает ветряков.

Хлопонин подписал, Россия согласилась с новыми мировыми трендами, а коллега Хлопонина Аркадий Дворкович заявил, что Россия начнет развивать альтернативную энергетику, когда та станет достаточно дешевой. То есть мы все-таки видим себя в новом мире. Изначально претендуя на место в хвосте. В ВИЭ меж тем уже вложены сотни млрд долларов. Себестоимость солнечных панелей за 15 лет упала в восемь раз; цена солнечного кВт в ОАЭ и Мексике уже на треть дешевле угольного или газового.

А у нас продолжают сводить леса, грезить мегапроектами и ввозить в страну наиболее грязные производства. Заявлено о намерении создать на литейных и обрабатывающих мощностях Красноярска и Дивногорска «инновационную промтерриторию «Алюминиевая долина» (см. «Новую», №66, «Алюминиевая пустыня»). Делегация КНР заявила: «Перспективы, которые открывает «Алюминиевая долина», очень важны для развития алюминиевого бизнеса Китая».

Сам Китай закрыл внутри страны все мощности, производящие алюминий по технологии Содерберга — ​столетней, чрезвычайно грязной, выбрасывающей оксиды углерода, бензапирен, смолистые соединения. Крупнейшие в мире алюминиевые комбинаты, Красноярский и Братский (каждый производит более 1 млн тонн металла в год), коптят небо именно по технологии Содерберга.

Дерипаска посулил Дмитрию Медведеву, что «Алюминиевая долина» позволит привлечь иностранные инвестиции и технологии на 17 млрд рублей. Умопомрачительная сумма. Особенно по сравнению с денежными оценками работы «Столбов» (экологическую нагрузку на которых «Алюминиевая долина» увеличит) или Байкала, который в правительственных документах продолжают именовать в скобках водохранилищем Иркутской ГЭС (того же Дерипаски).

Еще в нулевые Путин на тему зловония ЦБК пошутил в Красноярске: дескать, так пахнут деньги. Увы, в современном мире так пахнут тупик и безнадега. Так ищут выход из кризиса там, где был вход в него. Так вновь и вновь знакомятся с давно знакомыми граблями. Так отстают от мира навсегда.

P.S.

P.S. «Новая» продолжит этот разговор и приглашает всех к обсуждению: почему наша страна отказывается от будущего?
shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow