— Никита Юрьевич, вы испытываете жажду? — спрашивает Никиту Белых заместитель начальника СИЗО «Лефортово».

— Причем здесь жажда? В каждой камере, согласно действующим нормам ПВР (Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы, утвержденные приказом Минюста № 189), должен находиться бак с питьевой водой, — недоумевают члены ОНК.

— Так в чайнике же есть вода, — вступает в разговор еще один сопровождающий нас офицер ФСИН, — и потом бак некуда поставить. Места нет.

— Как нет? Вот здесь, рядом со столом можно поставить. В субботу, 9 июля, во время предыдущего нашего посещения мы указывали на необходимость установки в камере бачка с питьевой водой. Ведь Белых голодает уже три недели! И воды из чайника недостаточно. В субботу офицер ФСИН клятвенно обещал мне в тот же день принести в камеру бак с водой. Прошло шесть дней, а бака так и нет, напоминаю я сотрудникам «Лефортово».

— Никита Юрьевич, вы испытываете жажду? — повторяет свой вопрос заместитель начальника СИЗО «Лефортово».

— Никита Юрьевич, вы говорили, что 8 июля заказали в ларьке минеральную воду. Вам ее принесли? — спрашиваю я у Никиты Белых.

— Нет, ничего не принесли, — отвечает Белых.

— Я тоже в тот день сделал большой заказ, из всего заказа мне принесли только писчую бумагу, — говорит сокамерник.

— Никита Юрьевич, вы испытывает жажду? — вновь повторяет свой вопрос заместитель начальника СИЗО «Лефортово».

Что можно ответить на этот вопрос. На улице — жара, в камере — духота. В маленьком электрическом чайнике Белых и его сокамерник постоянно кипятят воду, чтобы был хотя бы небольшой запас пригодной для питья воды. Вот зачем изолятор устраивает эту пытку с водой?

В конце посещения напоминаем начальнику изолятора про необходимость установки бака с питьевой водой. И вдруг начальник говорит: «Хорошо. Мы установим бак. А он (Белых) будет его ежедневно мыть?»

Это голодовка

Андрей Бабушкин внимательно расспрашивает Никиту Юрьевича про его голодовку. Белых говорит, что сухари закончились, теперь он ест немного черного хлеба и пьет воду. Бабушкин разъясняет всем присутствующим в камере, что по международной классификации потребляемая в сутки пища ниже 1000 калорий считается голодовкой. «Так что у Никиты Юрьевича голодовка!», — резюмирует правозащитник Андрей Бабушкин. Мы настоятельно рекомендуем Никите Белых прекратить голодовку, потому что таким способом в России ничего не добьешься, а здоровье испортишь. Никита Юрьевич соглашается с нашей аргументацией. Но голодовку пока не снимает.

Напомню требование голодовки: предоставление свидания с женой и братом. Кстати, следователь к Белых за три недели нахождения его в «Лефортово» так и не приходил.

После нашего предыдущего посещения в камере установили телевизор. Книг теперь выдают не три, а пять, хотя по закону — можно до десяти. Еще выдали шашки. Радио теперь включают разговорное, а не попсовое. Матрас по-прежнему отвратительный, так же, как и подушка. Начальник изолятора обещает на днях заменить на новые. Переданные с воли комнатные тапочки по-прежнему находятся на складе. Их никак не могут принести в камеру, несмотря на то, что Белых по этому поводу написал уже пять (!) заявлений. С вещевой передачей такая же история. «Почему мне не отдают всю передачу? Почему отдали только часть, а на остальное я должен писать заявления, чтобы принесли со склада? Это же нарушение закона!» — говорит Белых.

— Как с прогулкой обстоят дела? — спрашиваем мы Белых.

— Вот сегодня выводили, дворик-то маленький, за час 300 кругов успеваем находить, ну отжались, что там еще делать?! Держали нас там полтора часа. Я говорю: отведите нас обратно в камеру. А мне отвечает сотрудник: «В законе сказано, что прогулка не менее часа. Гуляйте». Так что, нас там можно держать и по шесть часов, если «не менее часа»? — недоумевает Белых.

Вообще, в «Лефортово» трактовки законов свои, уникальные. Вот сегодня замначальника сообщил членам ОНК, что мы не имеем права интересоваться, какой адвокат у арестанта: государственный или по соглашению. Оказывается, тем самым мы вмешиваемся в уголовно-процессуальную деятельность. А на мою реплику, что изолятор неделями не пропускает к арестантам адвокатов по соглашению, потому что следователю выгодно проводить допросы с назначенным адвокатом, начальники изолятора отвечают, что это неправда. Всегда всех пускают. Ага, пускают. Список недопущенных адвокатов по соглашению огромный. Начиная от защитников губернатора Коми Вячеслава Гайзера и заканчивая адвокатами Вари Карауловой.

Еще члены ОНК, по мнению руководства «Лефортово», не могут узнать у арестованного, избивали ли его при задержании, пытали или нет. Руководство изолятора объясняет это тем, что задержания происходят не в местах принудительного содержания, в то время как члены ОНК занимаются общественным контролем по обеспечению прав человека в местах принудительного содержания. То есть если человека избили в полиции, то заключенный не может нам об этом рассказать. А руководство «Лефортово» вообще в курсе, что члены ОНК (согласно тому же 76 ФЗ «Об общественном контроле…») имеют право проверять в том числе и отделения полиции, и ИВС? Думаю, надо напомнить руководству СИЗО «Лефортово» о существовании ответственности за воспрепятствование общественному контролю.

Список придуманных запретов руководителями СИЗО «Лефортово» можно перечислять до бесконечности. У них на все свое видение. Ни в одном изоляторе Москвы такого нет. Видимо, сказывается историческая память. Ведь «Лефортово» всегда был изолятором КГБ. Да и после передачи изолятора в ведение Минюста в 2005 году по сути мало что изменилось. Следственное управление ФСБ по-прежнему находится в соседнем с «Лефортово» здании. Между управлением и тюрьмой есть переход. И даже столовая у них общая! Когда пару раз перед встречей с заключенными с меня хотели взять подписку о неразглашении, то по звонку замначальника изолятора следователь приходил буквально через пять минут. Отлаженная годами система не дает сбоя.

О том, что законы написаны так, что дают изолятору возможность истолковывать законы против интересов человека, говорил и Никита Белых. Пример тому — заказ товаров в ларьке. В законе написано, что заключенные могут делать заказы не менее двух раз в месяц. Вот «Лефортово» так и делает, а то и раз в месяц. А почему нельзя сделать чаще, например, раз в неделю, как в других СИЗО Москвы? Ведь закон этого не запрещает!

Или вопрос с приватностью туалетов. «Лефортово» — единственный изолятор в Москве, где конусы из нержавейки, выполняющие функции унитаза, отгорожены невысокой перегородкой лишь с одной стороны. И это несмотря на распоряжение директора ФСИН от 2011 года об обеспечении полной изоляции санузлов от жилых помещений камер следственных изоляторов и тюрем. Во всех остальных московских изоляторах в камерах оборудованы отдельные туалетные кабины. Лишь в «Лефортово» продолжают наблюдать в глазок за отправлением естественных нужд заключенными.

Вот идем мы по коридору, хотим зайти в камеру, сотрудник смотрит в глазок и говорит: «Он в туалете». И так продолжается много раз. Тогда Андрей Бабушкин решил сам заглянуть в глазок одной из камер. А ему сотрудник: «Вам нельзя смотреть! Камера может быть женской. Там женщины могут быть раздетые». Я говорю сотруднику: «А вы тогда почему смотрите? Вы же мужчина!» Вразумительного ответа не услышала, было лишь сказано, что сотрудники изолятора на службе — не мужчины. Кстати, в ответе на мою статью «На московском централе» ФСИН указала, что через глазок «сотрудник администрации видит заключенного в зоне туалета, и не более того». Для наглядности даже была сделана фотография через глазок. На фото сотрудник сидит на туалетной чаше…

Лучше, чем в колонии

Когда осенью прошлого года в колонию для пожизненных заключенных «Черный дельфин» в Оренбургской области приезжали председатель СПЧ Михаил Федотов и член СПЧ Андрей Бабушкин, то они порекомендовали Алексею Пичугину написать президенту Путину прошение о помиловании. Обещали, что СПЧ поддержит ходатайство. Пичугин обратился за помилованием, но получил отказ, при чем не от президента, а от губернатора Оренбургской области. Письма с поддержкой от СПЧ не оказалось.

Когда члены ОНК пришли навестить Пичугина в «Лефортово», то он был на встрече с адвокатами. Защитники Пичугина заявили нам, что подзащитный в их присутствии лично подал в колонии письмо на отправку в СПЧ. На это Андрей Бабушкин ответил, что Совет ничего не получал. Причин, по мнению Бабушкина, может быть две: потерялось на почте или письмо не отправила колония. Андрей Бабушкин говорит, что во время своей поездки в «Черный дельфин» он зафиксировал несколько случаев неотправки оттуда писем в адрес СПЧ. По закону повторное прошение о помиловании Пичугин сможет подать только через три года.

Спрашиваю в присутствии адвокатов Пичугина и самого арестанта у Андрея Бабушкина:

— И какие сейчас могут быть шаги со стороны СПЧ?

— Я буду говорить об этом деле на встрече с Володиным и на встрече с Путиным, — ответил Бабушкин.

На условия содержания Алексей Пичугин не жалуется. Говорит, что здесь значительно лучше, чем в колонии. Но вот я бросаю взгляд на его обувь. На дворе разгар лета, а на заключенном зимние ботинки. «Почему вы не выдаете арестанту летние ботинки? Одежда и обувь должны быть по сезону», — говорю я сопровождающему сотруднику. «Это форма одежды, — отвечает нам сотрудник изолятора и тут же обращается к Пичугину: — У вас есть спортивный костюм?» «Есть», — удивленно отвечает Алексей. Теперь у меня вопрос: а какое отношение к ботинкам имеет спортивный костюм? Информирую руководство изолятора «Лефортово»: по «Нормам вещевого довольствия осужденных к лишению свободы, отбывающих наказания в исправительных учреждениях, и лиц, содержащихся в следственных изоляторах» (приказ Минюста от 3 декабря 2013 г. № 216) заключенным должны выдаваться сапоги мужские комбинированные зимние, ботинки комбинированные и полуботинки летние. Сотрудники ФСИН, вы нарушаете закон, не выдавая Алексею Пичугину летнюю обувь!

Телевизора в камере у Пичугина нет, но обещали поставить. Единственное, что попросил Алексей, это провести ему медицинское обследование. В связи с тем, что он давно находится в заключении и есть проблемы со здоровьем, просит сделать электрокардиограмму и УЗИ. Встретиться с мамой Алексею Пичугину пока так и не разрешили.