На прошлой неделе главы думских фракций провели встречу с президентом Путиным и остались чрезвычайно довольны собой. Разногласий между российскими «системными» партиями выявлено не было. Все они понимают друг друга с полуслова, ведь каждая заинтересована в консервации существующего положения вещей на максимальный срок. Ни за что не отвечать, никого не представлять, ни о чем не спорить и получать гарантированное финансирование — так выглядит парламентская мечта в России образца 2016 года.
Геннадий Зюганов, грозный оппонент Ельцина на президентских выборах двадцатилетней давности, не нашел более важных тем для беседы с президентом, чем обсуждение спортивной программы своей партии. Вождь «системной оппозиции» поговорил с президентом о развитии футбола — ведь надо же им о чем-то говорить.
Некий политолог из Общественной палаты, Георгий Федоров, прокомментировал событие для официозной «Парламентской газеты». Главное, пояснил Федоров, чтобы выборы не начали использовать в деструктивных целях. Под деструктивными целями, надо полагать, понимается такая ситуация, когда в парламенте, не дай бог, окажутся какие-то новые люди или, того хуже, — новая фракция.
Пастораль, разыгранная думцами перед президентом, подводит итоги четверти века развития новейшего российского парламентаризма. Кажется, что мы вернулись на исходные позиции. Дума шестого созыва превратилась в подобие Верховного совета СССР, в котором с момента его создания в 1938-м в течение 50 лет заседала только одна партия, представители которой профессионально колебались вместе с генеральной линией. В этом есть некоторый парадокс: все привыкли к цифре 86% «большинства». Но кем же представлены в Думе оставшиеся 14%? Если даже официальная социология признает, что российское общество неоднородно, как возможно нынешнее единомыслие в парламенте?
В прошлой колонке о выборах (см. «Не важно, как посчитают», № 75 от 13 июля) я писал о том, что честные выборы нельзя сводить к корректному подсчету голосов, а других институциональных оснований для «честности» у нас не предвидится. Из этого можно сделать два противоположных вывода. Одни говорят о бойкоте выборов, игнорируя тем самым весь опыт, накопленный политической наукой в течение XX века и не предлагая альтернативного сценария. В действительности фейковые, по задумке их «кураторов», выборы неоднократно запускали демократический транзит и опрокидывали авторитаризм. Мы могли наблюдать этот процесс, оставшийся незавершенным, в 2011 году. Хорошим примером здесь может служить Мексика, где правящая в течение 70 лет Институционально-революционная партия была вынуждена перейти в оппозицию в результате парламентских выборов 1997 года и президентских в 2000-м.
Другие извлекут из тезиса о невозможности «честных выборов» более прагматические смыслы. Иллюзий насчет этой предвыборной кампании строить не нужно. Но ключевой вопрос российской политики сейчас состоит в том, станет ли нынешняя парламентская пастораль последней. Прорвутся ли на лужайку думских пастухов и пастушек люди, которые еще сохраняют собственное достоинство и имеют мнения, отличные от тех, что в данный момент высказывает начальство. Ответ на вопрос о том, получит ли Россия демократическую оппозицию и альтернативную политическую повестку в Думе на ближайшие пять лет, зависит от того, смогут ли быть мобилизованы протестные голоса. То есть придут ли на выборы гипотетические 14%. Те, кто на словах будто бы остро нуждается в альтернативе.
