— Про Гэндальфа. Мне кажется, это очень страшный персонаж.
— Почему?
— Потому что он приходит и требует жертв.
— Да. Но… (долго молчит) он испытывает чувство вины по этому поводу. Он знает, насколько это трудно. Если путешествие Кольца должно спасти мир, что делает великий полководец? Ему нужен отряд, ему нужны войска. Каждый лидер, который когда-либо посылал армию в бой, убивает своих солдат, этих молодых мужчин и женщин. Некоторые пытаются обвинить нашего премьер-министра Тони Блэра в том, что он военный преступник, потому что он это делает. Я думаю, вы все точно подметили. Он не человек, Гэндальф, ему семь тысяч лет. Он бессмертен. Так что, видите ли, он рассуждает не совсем как человеческое существо. Тем не менее он очень любит все народы Средиземья. Но я понимаю и принимаю то, о чем вы говорите. Я, конечно, не Гэндальф.
— Считаете ли вы, что добро и зло абсолютны? Есть ли абсолютно добрые поступки и абсолютно злые?
— Нет, я так не считаю. Нет такой вещи, как зло. Дьявол? Да ладно! Бог? Нет. Только человеческие поступки. Да, люди могут делать то, что мы называем злом. Но это не потому, что они — зло. Они не родились злыми. Стоит решить, что кто-то — зло, на этом прекращаются все попытки понимания. Но если вы говорите, что человек творит зло, то затем вы спрашиваете себя: почему? Не потому, что он — зло, а потому, что он сошел с ума? Или ошибается? Жестокий? Глупый, как и все наши лидеры?
— Но никто же не считает себя злым. Ричард Третий наверняка тоже имеет какую-то более высокую мотивацию, чем просто удержать власть? Может быть, он думает, что поможет Англии.
— Нет, не так. Есть сцена в конце пьесы, когда он говорит: «Я злодей». Потом он отрицает все — но есть момент, когда он говорит: «Да, я не должен был творить такое». Позже Шекспир напишет Макбета, и там — та же проблема. Макбета мучает совесть до самого конца, он все осознает. В принципе — да, вы правы. Люди не говорят: «я злой» и «я собираюсь совершить безусловно страшные вещи». Это другие люди показывают пальцем и говорят: «Этот человек порочен».
Все на свете — человеческое. Я не верю ни во что абсолютное. Ни в зло, ни в добро. Абсолютная красота? Что это вообще? Красота всегда в глазах смотрящего. То же и с любовью. Предположим, что чья-то любовь — абсолютная, идеальная в понимании вообще каждого живущего. Мы все бы тогда захотели испытать эту любовь. И в итоге мы бы все любили одного и того же человека. Что хорошего из этого бы вышло? (Смеется.)
— Вопрос про орков и эльфов. (Смеемся.) Я никогда не понимала, почему они воюют между собой. Они хотят просто уничтожить друг друга? Что в этом хорошего? Почему одна сторона рисуется такой прекрасной, а другие такие мерзкие?
— Боюсь, я недостаточно хорошо знаю романы Толкина, чтобы ответить на вопрос. Но я пацифист по своей природе. Причины, по которым люди не любят друг друга, как правило, довольно глупые: цвет волос, раса, сексуальная ориентация, возраст, национальность. Да будет вам, повзрослейте! Я говорю это и о моем собственном правительстве. У меня нет врагов в жизни. Почему у стран есть враги? В этом нет жизненной необходимости. Но мы уже углубляемся в политику, в которой я совсем не эксперт.
— Есть ли чудеса?
— Нет. И волшебных палочек нет (разводит руками). Что вы назовете чудом? Я не ученый, но я понимаю так — есть законы природы. Мы еще не открыли их все, но все подчиняется им. И если есть Бог, и он нарушает законы природы и исцеляет глухого человека, то вся структура мира рушится.
— А есть что-то, что лично вы называете чудом?
— (Качает головой.) По моему опыту, но у меня очень небольшой опыт, конечно… Все люди во всех странах платят за чудеса — дают деньги проповедникам, которые гарантируют чудо. Мы находимся в мире, с которым я не хотел бы иметь ничего общего.
