Цена войны, начавшейся на рассвете 22 июня 1941 года, столь велика, что, пожалуй, никогда в истории России такая цена не платилась. По официальным данным, около 27—28 миллионов человек погибло в этой войне. Еще 35 миллионов были искалечены. Ранено было больше, но некоторые были ранены легко и смогли, вылечившись, вернуться к полноценной жизни. А 35 миллионов были искалечены — и мужчины, и женщины, и не только на фронте. Огромное количество материальных ценностей погибло, много городов, сел и станиц были разрушены почти до основания, масса культурных ценностей утрачена. Но эта величайшая катастрофа за всю тысячелетнюю историю России была только частью, пусть и самой грандиозной, той катастрофы, которая свершилась с Россией в XX веке.

22 июня само по себе есть скорее знак этой другой катастрофы — катастрофы, длившейся к 1941 году уже четверть столетия, — утверждения власти большевиков над Россией. Именно она привела ко всему остальному. 22 июня — катастрофа, полное фиаско советской внешней политики. А через несколько дней войны стало ясно, что это и фиаско советской военной политики.

Как известно, целью Советского Союза, нескрываемой целью, вынесенной даже в его национальную эмблематику, было распространение коммунистического государства, коммунистического строя на весь земной шар. Для этого трудился коммунистический Интернационал — Коминтерн, фактически террористическая организация, являвшаяся частью кремлевской власти и администрации. Терроризм был важнейшей частью международной деятельности большевиков, существенно более важной, чем дипломатия.

Что же касается дипломатии, то в 1925 году Сталин утверждал (а до того Ленин многократно говорил это в отношении Европы), что «в случае войны нам придется выступить, но выступить последними, и мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов».

В 1938 году Япония уже воевала в Китае. 15 марта 1939 года произошла оккупация Германией Чехии и Моравии, в это же время Италия оккупировала Албанию, а 22 марта Германия оккупировала Мемельскую область Литвы. Польша оторвала от терзаемой Чехословакии Тешинское воеводство, а Венгрия — Подкарпатскую Русь. Дележ территорий пока не касался Советского Союза, но происходил буквально рядом с ним.

В этой ситуации проходит XVIII съезд ВКП(б) в марте 1939 года, и на нем произносятся знаменитые слова Сталина: «Нужно не торопиться, соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». Кого он имел в виду? Сталин знал, что атлантические демократии — Англия и Франция — боятся агрессии Германии и очень были бы рады нейтрализовать агрессию Германии ее войной с Советским Союзом: две тоталитарных страны воюют друг с другом, и в итоге Европа восстанавливает демократию и мир.

Альтернатива этому тоже ясна: можно нейтрализовать Германию восстановлением Антанты, восстановлением союза России (Советской России) с Англией и Францией. Создание новой Антанты сулило длительный мир по очень простой причине. Дело в том, что народы всегда желают мира, а правители, неконтролируемые народом, очень часто желают войны. Народам война не нужна, и там, где есть демократия и свобода информации, как правило, существуют достаточно миролюбивые государства, которые если и ведут где-то военные действия, то только ради того, чтобы сохранить мир у своих границ. А там, где существует диктаторский, неконтролируемый народом режим, там очень часто ради того, чтобы народ полностью подчинялся правителю, стимулируется военный конфликт, который, в случае победы, принесет лавры, и обезумевший народ забудет о своей утраченной свободе и о принесенных жертвах.

Поэтому Англия, Франция и Соединенные Штаты, будучи странами демократическими, войны не хотели. Тем более что они, особенно французы и англичане, помнили ту невероятную цену, которую пришлось заплатить за Первую мировую войну. Еще калеки повсюду встречались на улицах Парижа и Лондона. Их было много, калек Первой мировой войны. Ведь тем, кто потерял руки, ноги, глаза, отравился газом в 1917—1918 годах, было всего 47—48 лет.

Очень многим немцам старшего поколения тоже не хотелось войны. А молодое поколение, войны не нюхавшее, было обуреваемо реваншем, желанием новой, на этот раз победоносной войны. Европа делилась тогда на две категории стран — страны, выигравшие от Первой мировой войны, и страны, проигравшие от Первой мировой войны. Выигравшими странами были Великобритания и Франция, поделившие мир и желавшие сохранить то, что они приобрели. А проигравшей страной, конечно, являлась Германия, да и все немцы Средней Европы, а немцы жили всюду — в Австрии, Польше, Чехословакии, Югославии, Румынии, Венгрии, но также венгры и итальянцы. Хотя итальянцы вроде бы и были среди стран-победительниц, но они не чувствовали плодов победы, они мало что получили, остались бедными и легко поддались посулам Муссолини.

Те, кто выиграл от Первой мировой войны, хотели мира, те, кто проиграл или не выиграл, имея к тому же диктаторские режимы, жаждали реванша, жаждали получения того, что они не получили, или возвращения того, что они утратили.

Советский Союз в этом смысле занимал особую позицию. Он не проиграл Первую мировую войну и не выиграл ее. Проиграло Первую мировую войну Российское государство — после пятилетней гражданской войны оно перестало существовать. Возникший на его руинах Советский Союз был новым государством, которое не вспоминало старое, а стремилось к новым задачам и целям. Это уже потом, в 1938—1939 годах, Сталин стал впервые играть в наследника русских императоров и мечтал восстановить империю. Но это была только игра. Забава — не больше.

Сталин мыслил масштабом мировой революции. Его теория мировой революции расходилась с теорией мировой революции Льва Троцкого. Троцкий считал, что надо раздувать революционный пожар там, где есть революционная ситуация, он верил в революционные силы масс. Он был фанатиком революции масс.

Сталин ни в какую спонтанную революционность масс не верил. Он твердо знал, что массы пойдут за тем, кто имеет силу их взнуздать и повести за собой. Сталин был убежден, что мировая революция придет не в результате выступления рабочего класса и беднейшего крестьянства, а придет на штыках Красной армии. К 1939 году концепция Сталина абсолютно победила, концепция Троцкого абсолютно проиграла.

Идея о том, что возможно строительство социализма в одной отдельно взятой стране, идея сталинская, была лишь промежуточной, она не была окончательной. Сталин прекрасно понимал, что свою империю он не будет ограничивать рамками Российской империи. Он мечтал о державе, владеющей миром. Даже рамки Британской империи, самой могучей тогда страны, владевшей четвертью земной суши и самым большим количеством подданных (32 миллиона кв. км и полмиллиарда жителей), его не очень прельщали. Он хотел большего. И для него российский народ был лишь средством осуществления своих желаний.

Если бы Сталин хотел прочного мира, если бы он действительно решил строить социализм, или уж как его там называть, в одной стране, то, безусловно, ему надо было в этом конфликте, который разрастался, пойти на союз с Англией и Францией. Тогда все вышло бы совершенно иначе: Гитлер никогда не решился бы напасть на Польшу и уж тем более на Францию, и мир сохранился бы. Но тогда Сталин не был бы Сталиным.

На том же XVIII съезде ВКП(б) более откровенно, чем Сталин, говорил один из его любимцев, начальник Политуправления Красной армии Лев Мехлис: «В случае возникновения войны Красная армия должна перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик».

А в феврале, накануне съезда, заместитель наркома иностранных дел СССР Владимир Потемкин, скрывавшийся под псевдонимом В. Гольянов, объяснял: «Фронт второй империалистической войны все расширяется, в него втягивается один народ за другим, человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию. И тогда между двумя жерновами — Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы» («Большевик», № 4, 1939 год).

То есть речь идет о том, что новая война создаст новую мировую власть, новый мировой режим во главе со Сталиным и Кремлем. Других претендентов на коммунистическое господство не было. Троцкий был мертв. Сталин один стоит как предводитель мирового коммунистического движения. Так же, как и у Гитлера, у Сталина были коллаборационисты во многих странах, даже в Соединенных Штатах.

В начале 1939 года Красная армия по числу дивизий была первой в мире: она превосходила Италию в 2 раза, Германию — в 2,5 раза, Японию — в 3 раза, Францию — в 4 раза, Великобританию — в 5 раз, Соединенные Штаты — в 11 раз.

Планы Великобритании и Франции были — удержать Европу от войны. Планы Германии были — тоже в общем-то, как это ни странно, миролюбивыми, но своеобразно миролюбивыми. Германия стремилась не к войне, она стремилась к мирному мировому господству. Искусные немецкие дипломаты старой школы стремились добиться того же, чего стремились добиться немецкие дипломаты перед Первой мировой войной, — максимального усиления Германии и распространения ее власти над миром без войны. И, казалось бы, теперь это удается. И присоединение Рейнской области, потом Австрии, Чехии и Моравии, Мемеля прошло без пролития капли арийской крови.

Вот как бы так и дальше? Для этого надо делать две вещи, считал Гитлер. Надо, с одной стороны, постепенно усиливаясь, требовать возвращения своего, то есть того, что было до Первой мировой войны — колоний, границ, а с другой стороны, включать как можно больше стран в антикоминтерновский пакт против Советского Союза, делая их тем самым младшими союзниками Германии.

И вот, после полного захвата Чехословакии, Гитлер делает предложение Польше в марте 1939 года. Он говорит: «Вы мне возвращаете Данциг (вольный город), обеспечиваете беспрепятственный проход людей и товаров из основной части Германии в Восточную Пруссию по польскому коридору и присоединяетесь к антикоминтерновскому пакту». Польское правительство отвечает отказом. Тогда, в апреле 1939 года, Гитлер принимает план «Вайс» — план молниеносного захвата Польши. Захват Польши планировался на конец августа. Восстановив границы былой Германской империи на востоке захватом Польши и Чехии, Гитлер планировал так или иначе, миром или войной, отобрать у Франции Эльзас и Лотарингию, присоединить Люксембург и вернуть районы Эйпен и Мальмеди, после 1918 года переданные Бельгии от Германии. Так Гитлер и его соратники планировали превратить поверженную и униженную за два десятилетия до того Германию в сильнейшую державу континента. Одним из следующих качаний немецкого маятника на восток Гитлер предполагал поставить под свой контроль и Россию. Но не в 1939 году, а только после ликвидации самой возможности войны на два фронта — навязчивого кошмара для немецких дипломатов и военных штабистов.

Коли не получился план мирного подчинения Польши, надо было заручиться нейтралитетом Англии, Франции и Советского Союза на случай войны с ней. Гитлер пытается договориться с англичанами и французами и получает отказ. Более того, 22 марта 1939 года Великобритания и Франция как сильнейшие страны Европы, как страны былой Антанты, дают гарантии безопасности Бельгии, Голландии и Швейцарии, а вскоре и Польше, Греции, Румынии и Турции. Они говорят: «В случае если на вас нападет внешняя держава (Германия или Советский Союз), мы придем к вам на помощь».

Гитлер понимает, что дальнейшие переговоры со странами Антанты бессмысленны. Впрочем, он будет еще летом пытаться вести переговоры с Англией, но они опять зайдут в тупик, потому что Англия не соглашается помимо воли того или иного народа (поляков ли, румын ли) делить их территорию, их национальные богатства, что-то у них отбирать. Мюнхенский сговор уже был, он не привел к миру. Гитлер обманул англичан и французов: получив Судеты, он не удовлетворился этим и оккупировал всю Чехословакию. Больше такого не будет. Англичане медленно раскачиваются, но очень тверды, когда, наконец, понимают, что их обманули. И хотя Невилл Чемберлен, премьер-министр Великобритании, был весьма миролюбивый человек, равно как и Деладье во Франции, они оба твердо сказали: «нет».

17 апреля начинаются переговоры Великобритании и Франции с Советским Союзом о создании новой Антанты. И вот здесь вырисовывается в полной мере то, чего хочет Советский Союз. Советский Союз, так же как и Германия, не хочет воевать. Воевать никто не хочет: мир, конечно, лучше войны. Но и Сталин хочет все получить без войны. Англичанам и французам Сталин говорит: противогерманский союз — отлично, но для этого граничащие с Германией страны (ведь СССР отделен от Германии) — Литва, Польша и Румыния (в первую очередь Польша и Румыния) — должны допустить советские войска на свою территорию в случае конфликта или даже в случае косвенного конфликта и угрозы конфликта. Если там не будет советских войск, тогда всякие разговоры об Антанте бессмысленны. А Польша и Румыния категорически против присутствия Красной армии на своей территории. И это совершенно понятно.

На самом деле тот же вариант был разыгран чуть позже, когда Советский Союз, уже с разрешения Германии, а не Англии и Франции, навязал такие договоры Латвии, Литве и Эстонии. Мы знаем, что эти договоры были подписаны с Эстонией в конце сентября, с Латвией и Литвой — в начале октября 1939 года. Не прошло и года, как эти страны, следуя доктрине Сталина—Мехлиса, были превращены в республики Советского Союза. Так что Польша и Румыния не зря опасались, они отлично понимали, что за вступлением на их землю Красной армии произойдет советизация. Министр иностранных дел Польши Юзеф Бек сказал: «То, чего Советы не смогли достичь вооруженным путем в 1920 году (помните, польско-советская война и чудо на Висле), того они хотят добиться сейчас мирным путем».

Если бы Сталину нужен был мир и не нужны были территориальные приращения, он бы вполне мог удовлетвориться созданием Антанты без этого условия. Ну, в конце концов, если Германия нападет на Польшу и Румынию, тогда, безусловно, войска могут войти, может быть оказана помощь, но только в случае нападения. Но Сталин отказывался подчиниться этому принципу. Ему нужны были территории, ему совершенно не нужен был мир. Мир был хорош как лучший способ решения территориального вопроса, не более того.

Поэтому Советским Союзом одновременно велись переговоры и с немцами, и с англо-французами, и в итоге в ночь с 23 на 24 августа в Москве Риббентропом и Сталиным был подписан Пакт и секретное приложение к нему. Причем именно Сталин настаивал, чтобы Пакт не мог вступить в силу без подписания секретного приложения. А секретное приложение — это был план раздела Центральной Европы между Германией и СССР: делилась Польша; Прибалтика, Финляндия и Бессарабия отходили в зону советского влияния.

Торговля между нацистами и большевиками шла очень жестко. В итоге сошлись на том, что вся Финляндия, Латвия и Эстония и значительный кусок Польши с Люблином до Вислы — «сфера интересов» (такая была выбрана формулировка) СССР, а Литва и западная часть Польши — «сфера интересов» Германии.

Всё, договорились, подписали. Гитлер, как говорят, стучал кулаками в стену и орал: «Теперь мир у меня в кармане! Я обманул Сталина, теперь мир у меня в кармане!» Что он имел в виду? Он имел в виду, что он захватывает Польшу, потом уничтожает, громит союзников — Англию и Францию, уже силами Европы, или с ними договаривается, и потом он идет на Советский Союз и его уничтожает.

А Сталин думал совершенно другое. У Сталина был холодный расчет.

Сталин знал, что Гитлер нападет на Польшу в считаные дни. И он понимал, что, скорее всего, Англия и Франция объявят Германии войну. Он не думал, что это будет странная война, он думал, что это будет настоящая война. И он был почти уверен, что это будет долгая и тяжелая война, как Первая мировая. То есть Англия и Франция будут истощать себя в войне с Германией, а он будет действовать по ситуации. Если Англия и Франция твердо заявят, что любое нарушение суверенитета Польши будет караться войной, он воздержится от войны и, собственно говоря, не будет входить в Польшу. А если Англия и Франция не будут делать таких заявлений, то он, якобы для сохранения украинского и белорусского населения восточной части Польши, войдет в Польшу. В любом случае он ждал тяжелой войны на Западе, которая изнурит и Германию, и англо-французов, и в итоге он придет последним, как он говорил уже в 1925 году, и освободит мир от фашизма, заменив его коммунизмом. Насколько далеко удастся продвинуться на Запад, он не знал, но и Гитлер не знал.

1 сентября на рассвете Гитлер нападет на Польшу, 3-го, около полудня, в воскресенье, Англия и Франция объявляют Германии войну. Все идет, как надо. Польская армия защищается, но явно проигрывает с самого начала от первых сражений на границе, несмотря на все свое личное мужество. И уже 14 сентября немцы подошли вплотную к Варшаве.

Англия и Франция не оказали никакой реальной помощи Польше. Поляки собирались в первые дни у английского и французского посольств в Варшаве, пели «Марсельезу» и «Боже, храни короля». Послы выходили на балкон, приветствовали народ, обещали помощь, но в итоге ничего не последовало. В Париже, когда удивленный польский посол Юлиуш Лукашевич спросил министра иностранных дел Франции Жоржа Бонне, «почему вслед за объявлением войны не начинаются военные действия на Западе, ведь убивают наших граждан?» — «А вы что, хотите, чтобы убивали наших граждан?» — ответил министр иностранных дел.

И вот в этой ситуации Сталин, убедившись, что англичане и французы не начинают и не начнут войну, 14 сентября отдает приказ, чтобы уже готовые к этому части вступали в Польшу — «нанести мощный и молниеносный удар по польским войскам, надежно прикрывая свой левый фланг и отрезая польские войска от румынской границы…».

Колоссальная армия — 620 тысяч человек, 4,5 тысячи танков, 4 тысячи самолетов, 6 тысяч орудий — 17 сентября, опять же на рассвете, вторгается в Польшу. В нескольких местах, например под Львовом, советские и немецкие войска вместе уничтожают польские части. В итоге после месяца сопротивления 6 октября капитулирует последнее польское организованное воинское соединение генерала Францишека Клеберга, и война заканчивается. Советский Союз и Германия разделили Польшу.

31 октября Молотов на заседании Верховного Совета СССР сказал о Польше: «Оказалось достаточно короткого удара со стороны Германской армии, а затем Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей».

Продолжение следует