В сегодняшней моноэтничной Чечне самый молодой и самый высокогорный Шаройский район представляет собой уникальное исключение из правил. Подавляющее большинство проживающих в нем жителей составляют не чеченцы, а аварцы (этническая группа, доминирующая в соседнем Дагестане). Аварцы с давних времен живут в селе Кенхи, которое является самым большим селом в Шаройском районе. Все остальные десять сел — чеченские.

Даже на бумаге (а официальная статистика сильно преувеличивает местную реальность) чеченцев в районе меньше, чем аварцев. Тем не менее практически все бюджетные должности, включая ОМВД по Шаройскому району в количестве 150 сотрудников, занимают представители этнического меньшинства. То есть чеченцы. Большинство — аварцы — жизнью района не управляют и, как следствие, не допущены к распределению поступающих в район финансовых потоков. Нельзя сказать, что и чеченское население Шаройского района живет пропорционально тем средствам, которые Российская Федерация регулярно тратит на этот крошечный труднодоступный уголок Чечни. Но село Кенхи выделяется на этом фоне особой богозабытостью.

По сути, село Кенхи с Чечней связывает только электролиния, протянутая за сорок километров из Итум-Кале. Именно этим дорогостоящим проектом попрекнул кенхинцев сильно обиженный на них в последнее время Рамзан Кадыров: «В самые трудные времена (в 2006-м. — Е. М.) Шаройский район стал одним из первых мест, куда мы провели электричество. Этот вопрос курировал Адам Делимханов, он хорошо знает, каких колоссальных усилий это стоило». Собственно, электричество провели в Шаройский район для 10 чеченских сел. А единственное село в районе, где свет был (поступал из Дагестана), — как раз Кенхи.

Лампочка Ильича зажглась в домах кенхинцев еще в 1987 году после того, как они направили возмущенную коллективную жалобу по адресу: «Москва. Красная площадь. Мавзолей. Ленину».

Дон Кихот Кенхинский

История, благодаря которой село Кенхи уже месяц не сходит с новостной повестки федеральных СМИ, началась с видеообращения кенхинца Рамазана Джалалдинова. Обращение было размещено на сайте независимой газеты «Черновик» в тот день, когда президент общался с Россией по «прямой линии». Накануне Рамазан позвонил мне узнать, насколько реально попасть в эту самую «линию».

Я пыталась ему объяснить, что попасть непосредственно к Путину не очень реалистично. Просила подождать с публикацией его видеообращения, пока не приеду в село и не поговорю с жителями. Я предупреждала — если он разместит видеообращение, то попасть в Кенхи будет так же сложно, как к президенту. Но Рамазан сделал по-своему.

О проблемах села на тот момент я уже знала достаточно и понимала отчетливо: президент России про существование гражданина Джалалдинова все равно не узнает, зато чеченские власти сживут его со свету окончательно и бесповоротно. (В одном я ошиблась — Путин о существовании гражданина Джалалдинова все-таки теперь знает.) За доказательствами далеко ходить не надо. Кучи жалоб, которые с 2002 года кенхинцы шлют куда угодно, разве что в мавзолей Ленину теперь не пишут, каждый раз имели последствия для всех жителей села, а для Джалалдинова — особенно. За свою активную гражданскую позицию он получил две судимости, которые ему сейчас все припоминают, мол, человек с подозрительной биографией, с законом и головой не дружит. В подробности, однако, никто не вдается. Первый раз Джалалдинова судили в 2007 году. Формально — за «участие в незаконном вооруженном бандформировании». Фактически — за поездку в Москву с жалобами в Государственную думу и Генеральную прокуратуру РФ. Никакого толку от этой поездки, естественно, не было. Обращения были спущены по инстанциям и докатились до Шаройского РОВД (на руководство которого Джалалдинов в том числе и жаловался). Но времена в Чечне были еще относительно травоядными. По возвращении в село Рамазана задержали и осудили по самой популярной на тот момент статье в республике. Дали два года условно.

Второй раз дело было так. В турбулентном 2011-м село Кенхи, как и вся страна, бурно переживало выборы депутатов. В совет депутатов Кенхинского сельского поселения второго созыва баллотировался самовыдвиженец — руководитель первичного отделения «Единой России» в Кенхах Рамазан Джалалдинов. Свою агитационную кампанию он построил на обличении действующей власти в жульничестве и воровстве.

…Избирательная кампания кандидата Джалалдинова была самой активной. Против кандидата от «Единой России» был задействован мощный административный ресурс в лице и.о. начальника РОВД Тамараева и главы района Мусалова. В избирательную комиссию Чечни и ЦИК РФ (лично Владимиру Чурову) из села Кенхи регулярно поступали жалобы о нарушении прав избирателей. Об уничтожении сотрудниками полиции агитационного материала кандидата Джалалдинова. Об угрозах директорам и учителям кенхинских школ, если будут поддерживать неправильного кандидата. О вызове на допросы и запугивании подписантов «письма 60». (По инициативе Джалалдинова президенту России, главе Чечни, в Госдуму, в Генпрокуратуру и т.д. ушло письмо, под которым подставили подписи 60 кенхинцев. Жители села многочисленными фактами иллюстрировали откатные схемы при распределении компенсаций и социальных субсидий).

Апофеозом стала экспроприация за час до окончания голосования урны с бюллетенями на единственном избирательном участке в Кенхах.

Официально Джалалдинов на тех выборах получил 17,39% голосов, показав самый скромный результат (всего на 10 депутатских мандатов претендовали 12 кандидатов). Надо ли говорить, что ни один из новоявленных сельских депутатов ни разу никуда ни на что не жаловался?

А 20 декабря 2011 года в дом к Рамазану пришла полиция. Тут я процитирую его жену — чудесную Дульсинею-Назират, чью жалобу на имя уполномоченного по правам человека Владимира Лукина в некотором роде можно считать «явкой с повинной»: «20 декабря 2011 года, под утро, в 4 часа к нам явились трое работников правоохранительных органов. Двое были в милицейской форме, а один в гражданской одежде. Я болела и лежала в постели, а муж вышел к ним. Я услышала крики во дворе и увидела, что эти трое навалились на мужа и избивали мужа. Я вышла и услышала стрельбу из автоматов. Милиционеры стреляли. Наверное, хотели напугать нас. Когда я вышла и увидела, что мужа избивают, мне под руку попался молоток, и с молотком на руках я встала на защиту своего мужа. Я потеряла контроль над собой и ударила <по лбу> двух милиционеров молотком. После этого… прибыло около тридцати милиционеров и забрали мужа отдельно, меня и двух наших сыновей отдельно. Нас привезли в райотдел. Мы все были незавтракавшие…»

Рамазан Джалалдинов взял вину на себя и подписал «признательные показания», чтобы защитить свою Прекрасную Даму. По статье «применение насилия в отношении представителя власти» суд приговорил его к полутора годам колонии общего режима.

Покопавшись в биографии Джалалдинова, могу добавить к нарытому на него «компромату» еще один факт столкновения с законом, ускользнувший от оппонентов: «Когда мне исполнилось четырнадцать лет, это было в 1974 году, я впервые дрался с начальником, инспектором Советского района ЧИАССР. Он хотел забрать нашего бычка насильственным путем, подобие налога. Я был круглый сирот и жил у бабушки с тремя сестрами. Тогда меня закон оправдал, так как я был прав по Конституции СССР…»

…Чеченские журналисты проделали за последний месяц огромную расследовательскую работу по дискредитации Рамазана.

Даже прочесали соседний Дагестан. Черные пятна на солнце были найдены (у кого их нет). Например, история о том, как Джалалдинов предложил старику из дагестанского села Агвали перегнать отару овец на свои пастбища. (Пастбища Шаройского района даже в советские времена считались одними из лучших в стране.) План был — продать откормившуюся отару и поделить сумму. Владелец овец старенький трогательный дедушка Сафутдинов утверждает, что Рамазан Джалалдинов отару — продал, а деньги не отдал (сын владельца в том же сюжете сказал, что все-таки частично расплатился). Если это так, то история, конечно, получается некрасивая. Но в биографии Джалалдинова есть и другие моменты, за которыми чеченским журналистам не надо было далеко ходить.

Например, чеченцы, вернувшиеся в Шаройский район в 1988 году (именно тогда для них был снят запрет на проживание в горных селах, откуда вайнахов депортировали в сталинском 1944-м), говорят о Рамазане Джалалдинове не иначе как о спасителе. В буквальном смысле слова. С осени 99-го, когда началась вторая чеченская, в Шаройский район хлынули беженцы с равнинной Чечни. А чуть позже Шарой блокировали. Сотни людей оказались отрезаны от мира. В течение нескольких месяцев Рамазан регулярно, каждый раз рискуя быть убитым федералами или боевиками, через перевал, на ослах возил из Дагестана продукты. Кормил район.

…Я подозреваю, что о Джалалдинове можно написать весьма увлекательную книгу. Но эта история все-таки не о нем.

Эта история — о том, как организована чеченская коррупция, о схемах и методах отъема денег у населения, которые действуют по всей республики. Государственный рэкет появился в Чечне сразу после восстановления конституционного порядка, как только через военно-полевые банки в республику из Москвы пошли первые бюджетные выплаты. Но вся Чечня много лет молчит, мирится, покорно платит дань, в крайнем случае пишет анонимные письма.

«Воздушный район»

Летом 2001-го Ахмат-Хаджи Кадыров дал указание главам городов и районов Чечни создать комиссии для определения ущерба, нанесенного республике войной.

«Я был на этом историческом совещании как представитель Шаройского района, — рассказал мне очевидец, бывший житель села Химой (переехал на равнинную часть Чечни много лет назад из-за конфликта с первым главой района — убежденным сепаратистом Магомедом Мусаловым, занимавшим во времена Ичкерии должность шаройского префекта). — Вообще, на карте послевоенной Чечни наш район остался чудом. Кроме аварского села Кенхи, самого крупного, в районе официально значится еще 10 чеченских сел. В двух их них — селах Цеси и Бути — никто никогда не жил. В остальных количество домохозяйств было и остается ничтожным — от одного до 25‒30 максимум. Вам, конечно, покажут, наши хозяйственные книги, в которых записана уйма народу. Не верьте книгам, они переписывались по сто раз. Верить надо спискам пользователей электроэнергии. Запросите такие списки и увидите: в селе, в котором на бумаге 60 домов, только 20 потребляют электричество. Остальные две трети жителей Шароя обитают большей частью в Грозном, а в горах прописаны только по одной причине — компенсации из бюджета. Военные, паводковые, противооползневые…»

«Наш район в республике давно уже называют не Шаройским, а «воздушным». Место, где деньги делают буквально из воздуха…»

Первые миллионы

Изначальный список разрушенных в ходе военных действий домов был составлен почти честно. Вот он, отпечатанный еще на допотопной советской машинке (другой офисной техники тогда в администрации Шаройского района не было). Только 40 домов в 11 селах, включая Кенхи, были повреждены в результате обстрелов и бомбежек. К этому списку добавили еще 10 хозяйств: у кого-то федералы убили членов семьи, у кого-то сгорели от трассирующих пуль стройматериалы, у кого-то под ударами «Града» погибла отара… Ну пусть хоть так компенсируют нанесенный ущерб, если, конечно, компенсируют. Я полагаю, первый список был самым честным еще и потому, что никто не верил в намерение России платить по чеченскому счету.

Однако уже в августе 2001-го в Шаройский район впервые после почти десятилетнего перерыва перечислили заработную плату бюджетникам. А еще — совершенно безумные для местных жителей деньги: 8 миллионов рублей на восстановление и развитие района.

Зарплату тогда люди первый и, по-моему, последний раз получили полностью. Получили, в общем-то, случайно. Глава администрации (тот самый ичкериец Магомед Мусалов) как раз ушел в отпуск. Подгадал именно в августе — этот месяц был особенно урожайным на дни рождения членов первого чеченского правительства. Со всех глав районов собирали на подарки по 1000 долларов. Мусалов платить не хотел.

В отсутствие руководства его заместитель, наивный человек, раздал зарплату — себе и людям.

Когда о деньгах узнал глава района, он тут же отозвал сам себя из отпуска. Страшно ругался по поводу розданной зарплаты. Срочно поехал в Грозный. Выбил еще 4 миллиона рублей на восстановление района и… отдал всю сумму чохом на прокрутку ставропольской строительной фирме «Север» (возглавлял фирму житель Шатойского района Чечни). Проценты за пользование суммой глава района явно рассчитывал положить в свой карман, а сотрудникам администрации объяснил: так в Чечне делают все.

Через некоторое время Магомеда Мусалова убили. Причина убийства никак не коррелировала с его работой, однако официально объявили: геройски погиб от рук боевиков за верную службу России. Именем главы была названа улица в райцентре, новым руководителем района стал двоюродный брат убитого — Расо Мусалов (после видеообращения Джалалдинова Рамзан Кадыров его уволил). Ставропольская строительная фирма ни деньги, ни тем более проценты так району и не вернула. Сотрудника Шатойской прокуратуры, проводившего по этому факту проверку, тоже убили. В Ростове. Обстоятельства убийства опять же были совсем не героические. На этой печальной ноте тему первых шаройских миллионов закрыли навсегда.

…В 2002 году юг России затопило. В Шаройском районе самым ужасным образом пострадало самое населенное Кенхи, в котором две маленькие коварные горные речки, выйдя из берегов и объединившись в бурный селевой поток, разрушили чуть ли не полсела. Правительство России выделило на всю республику 111 млн 746,5 тыс. рублей, в том числе 33 млн 444 тыс. — на оказание единовременной материальной помощи и 78 млн 302,5 тыс. — на оказание государственной помощи в связи с утратой имущества. Если верить реестру домов, разрушенных паводком по Шаройскому району, только в Кенхах пострадали 108 хозяйств, восстановление которых было оценено местной администрацией в 49 млн 738 тыс. рублей. Однако по сведениям чеченской прокуратуры, которая, в свою очередь, опирается «на достоверные данные администрации Шаройского муниципального района», кенхинцы получили всего 7 млн 56 тыс. рублей. Большая часть — 1118 человек — довольствовалась матпомощью в размере 2000 рублей. И только два хозяйства (из 108) получили 697 тысяч рублей, на которые, если сильно напрячься, можно было восстановить разрушенное жилье. Бедные кенхинцы до сих пор пытаются понять, куда делись остальные средства. Я думаю, их постигла та же участь, что и первые шаройские миллионы. Но интересно другое.

Даже при распределении самой мизерной единовременной материальной помощи (2000 рублей на одного члена семьи) с каждой семьи было удержано по 2000 рублей. За выдачу больших сумм (от 20 до 50 тысяч рублей) откат был, соответственно, еще больше. Самая стандартная схема (и не только в Шаройском районе) — «пятьдесят на пятьдесят».

Получить компенсацию в полном объеме уже тогда считалось чем-то вроде чуда.

Банк за колючей проволокой

Я провожу «разъяснительную беседу» с кенхинцами — о последствиях, которые может иметь статья в «Новой газете».

— Ни одна статья не стоит человеческой жизни. Вашей жизни, — говорю я кенхинцам и прошу еще раз подумать, имеет ли смысл эта борьба с «ветряными мельницами».

В ответ они достают свои паспорта, чтобы я сфотографировала их данные и кенхинскую прописку. Соглашаются на видеосъемку нашей встречи. По слогам диктуют мне свои заковыристые аварские имена и фамилии, год рождения, количество детей, их имена, возраст. Все семьи ужасно многодетные.

Ханипат Ахмедова. Дом был разрушен во время наводнения 2002-го. В двухэтажном доме жили три семьи (в типичных для высокогорья домах-сотах, как правило, несколько хозяйств — родители и отпочковавшиеся со своими семьями сыновья).

«Во время наводнения мы успели только документы забрать, — рассказывает Ханипат. — Неоднократно обращались к администрации села и района за помощью. «Военные» компенсации (по 350 000 рублей. — Е. М.) получил дедушка (отец мужа Ханипат. — Е. М.) и старший брат мужа. Деньги им выдавали в Шатое, в Россельхозбанке. Расписались за получение 350 <тысяч> рублей, на выходе из банка отдали откат сто тысяч (каждый — по 50 000 рублей. — Е. М.). Дедушка получил и уехал в Дагестан. Жить <в Кенхах> уже невозможно стало. Нам в компенсации отказали. Документы не приняли, сказали, что наш дом пострадал не из-за войны, а из-за наводнения. Хотя дед и брат мужа, которые жили в этом же доме, получили компенсации за военные разрушения. Муж бегал, доказывал им 8 лет. Потом умер, я стала доказывать. За все время получила только саадак (пожертвование. — Е. М.) от Аймани Кадыровой. Всем раздавали по 100 тысяч рублей, а мне дали 50 тысяч. Пошла к главе района, почему такая несправедливость. Он сказал, что он сам решает, кому давать деньги Аймани и сколько. Тогда я ему сказала, что буду разрушать его гнездо и обращаться к Рамзану Кадырову. Глава сказал: обращайся к кому хочешь…»

Хадижат Галбацаева, 11 детей: «В нашем доме три хозяйства было. Дом пострадал от наводнения, снесло огород 12 соток и все пристройки. Получили гуманитарную помощь в конвертах 2000 рублей (на каждого члена семьи. — Е. М.) и сетку-рабицу на укрепление <противопаводковое>. Муж подавал заявление на компенсацию 15 раз. Даже в какой-то протокол мы вошли. Но ничего не дали. Потому что наш старший сын, он жил в своем доме, получил в 2010 году «военную» компенсацию. Ему документы оформил знакомый в Шатое, и поэтому он получил деньги полностью. А потом приехали глава и Раиса (Раиса Батукаева — заместитель главы администрации района, председатель совета депутатов райсобрания. — Е. М.). Раисе пришлось отдать 50 тысяч. Приходили потом много раз, еще больше откат хотели. Но сын не дал. Они злые стали на нас. Боялись, что откат не сделаем…»

Борз Алимерзаев, 5 детей. После наводнений (2002-го, 2010-го, 2012-го) дом находится в аварийном состоянии. Для жизни кое-как приспособлена наименее поврежденная половина дома, вместо крыши натянута брезентовая палатка. У Борза пять детей, старшему 7 лет, младшему 2 года.

«Глава села Гаджиев отказался включать меня в списки на компенсацию, сказал, что по возрасту не подхожу, слишком молод. Отец обращался за компенсацией — ему тоже отказали. У нас впереди дома речка и позади — речка, мы в плену. Просил главу села включить нашу семью в противооползневую программу (по переселению. — Е. М.). Глава ответил, что на наше село такая программа не распространяется…»

Хурмат Магомедова: «Наша семья получила 800 тысяч рублей за паводки. На следующий день сотрудники <полиции> с оружием приезжали, глава села их отправил. 180 тысяч забрали…»

Юнус Кадимагомедов: «От войны пострадал дом, родовые пастбища. За пакет документов на получение компенсации заплатил посредникам 2500 рублей. Компенсацию получал в Шатое, в Россельхозбанке. Банк был обнесен колючей проволокой. В банк со мной пришел глава села. Кассир дал мне ведомость, где я расписался за 350 000 рублей. Кассир отсчитал две кучки. Одну дал главе села, другую — мне. Я получил всего 105 тысяч рублей на руки…»

Жалмерз Алибидиров, 6 детей: «Живу в чужом доме по соседству со своим. Мой — разрушен. Частично в войну, очень сильно — паводками. В компенсации за наводнение мне отказали. Просил включить в противооползневую программу — глава села Гаджиев сказал, что в Шаройском районе такой программы нет. Хотя мы знаем, что есть. Даже знаем, кому уже дали миллионы по этой программе.

Все документы на получение компенсации у меня на самом деле есть. Даже деньги из Москвы на мой счет в Россельхозбанк перечислили. Но мне их не дают. Глава села меня спросил: «Когда деньги получишь — будут проблемы ?» Я отшутился: «Какие проблемы, когда деньги есть? Проблемы — это когда денег нет…» Но он знал, что я откат не дам…»

Хабиб Садулаев, четверо детей: «Мы ничего не получили, хотя документы сдавали. Глава села все эти годы обещал отцу: «Вот-вот получишь». Последний раз в 2013-м звонил, предлагал 105 тысяч рублей взять. Отец согласился. Но так и не дали. Отец спросил: «Почему? Я же согласился на откат». Глава сказал: «Я тебе не верю»…»

Из жалобы Алиевой Хайжар — уполномоченному по правам человека Элле Памфиловой: «Всю жизнь я работала для польза государству, ручную косил, пахал, полол и собирал… За накопленное средство всей свой молодость был построен дом. Российский авиация его бомбил. В 2007 году Гаджиев в служебном автомобиле марка «Нева» красный цвет взял меня в с. Шатой. Мы заходили в Россельхозбанка и получили 350 тыс. рублей деньги. Когда вышли посадил опять в машину и увез на край села в старый мечет. И вынимал по 120 тыс. руб. С меня забрал ещо пять тысяча за проезд, тогда частный такси стойл всего 750 рублей. Уважаемый Элла Памфилова, прошу Вас донести мой жалоб к Рамзану Кадырову…»

В рассказах кенхинцев самое интересное именно детали, которые невозможно придумать. Банк за колючей проволокой, заброшенная мечеть, в которой глава села отбирает у односельчанки деньги, да еще берет повышенную таксу «за провоз», игра в «верю ― не верю», когда компенсации дают преимущественно тем, кто точно «сделает откат» и не будет потом жаловаться. Сам же механизм отъема денег у населения до ужасного банален и типичен для всей Чечни. У кенхинцев сложилось ошибочное впечатление, что плохо поступили только с ними и только потому — что они неграмотные аварцы. Но то же самое рассказывают жители чеченских сел района Шарой, Химой, Хакмадой, Кири. Правда, в отличие от кенхинцев, рассказывают анонимно.

Еще раз повторю. Уникальность ситуации в том, что во всей Чечне только одно село Кенхи совершенно открыто жалуется на коррупцию. Целых 14 лет жалуется!

…Кенхинке Залипат Халапаевой 70 лет. У нее 10 детей, она официальная мать-героиня. Вот как эта субтильная пожилая леди (про таких говорят «старушка — божий одуванчик») решила сыграть с государством в игру «Ну-ка, отними!».

Все гениальное — просто. Залипат получила в Россельхозбанке свои 350 000 рублей, не отходя от кассы открыла в банке счет и положила на него всю сумму.

«Когда я вышла из банка, Батукаева Раиса потребовала с меня 175 тысяч рублей. Но я ей отказала, так как у меня их не было. Раиса вызвала подмогу. Я думала, она звонит боевикам, и хотела убежать, но прямо передо мной остановились «Жигули». Вышли три человека в гражданской одежде и потащили меня в машину. Я орала, но все-таки меня увезли в отдел ФСБ Шатойского района. Там меня обыскали, кричали, требовали сказать, кому я отдала деньги. Я сказала, что деньги остались в банке. Через час они меня отпустили, потому что свидетели моего похищения подняли большой шум. После этого ко мне стал каждый день приходить глава села Гаджиев и просить, чтобы я вернула откат. Он угрожал, что мои сыновья могут пропасть без вести. Я обратилась к прокурору, он сказал: «Ты ничего не докажешь, никто не подтвердит, так как все это — бесчинство властей». Тогда я поехала в Шатой, сняла 100 000 рублей и отдала главе села…»

Во всех рассказах и жалобах кенхинцев чаще всего фигурируют три человека. Двое Гаджиевых — Курмагомед Гаджиев, бывший глава села, сейчас возглавляет местный совет старейшин, и Магомед Гаджиев, действующий глава Кенхов. Раиса Батукаева много лет была заместителем главы районной администрации, а в какой-то период даже руководила районом, сейчас — председатель районного совета депутатов. По свидетельствам не только шаройских аварцев, но и чеченцев, вместе с сотрудниками полиции она регулярно дежурила в машине у обнесенного колючей проволокой Россельхозбанка. В этой машине чаще всего и происходил окончательный расчет.

За последний месяц Гаджиевы и Батукаева стали в Чечне телезвездами. В репортажах местных журналистов они играют роль «возмущенной шаройской общественности» и активно обличают Рамазана Джалалдинова.

Как откаты способствуют демографическому буму

Летом 2004 года в Чечне начали наконец выдавать «военные компенсации» — 350 000 рублей за разрушенное жилье. И вот тут республика развернулась. По данным все той же чеченской прокуратуры, только в Кенхах «военные» компенсации получили 203 (!) семьи (напомню, первоначальный список по всему району состоял всего из 50 домов, в селе Кенхи таковых было 12).

Если же судить по данным социально-экономического паспорта района, в Шарое в 2004 году случилась локально третья чеченская война. В крошечном районе, в котором реальное количество хозяйств не превышало и трех сотен (на данный момент всего 252 хозяйства), ни с того ни сего появилось на бумаге 1335 жилых дома, из которых 1162 значились как «подвергшиеся разрушению».

Тогда же во всех сельских администрациях района начали массово переписываться хозяйственные книги и буквально за шесть лет в Шарое случился прямо-таки нечеловеческий прирост населения.

Проиллюстрирую этот «демографический бум» на примере несчастного Кенхи, сравнив: 1) данные официальной статистики, 2) список потребителей электроэнергии села Кенхи от Чеченэнерго, 3) сведения из самого достоверного источника — инстаграма Рамзана Кадырова.

Итак. Чеченская статистика выдает цифры только с 2010 года, когда проводилась всероссийская перепись. Последние шесть лет Чеченстат фиксирует примерно одно и то же количество жителей села (1579 на 1 апреля 2016 года). Список пользователей электроэнергией села Кенхи выдает более скромные цифры — 1170 человек (на 2009 год). Лично я доверяю статистике Чеченэнерго, потому что это — подушевой список, в котором дотошно указаны адрес, паспортные данные, пол, возраст, родственные отношения и даже умершие за отчетный период (Чеченстату поучиться бы вести статистику у Чеченэнерго).

Можно, конечно, предположить, что в промежутке между 2009 и 2010 годами население Кенхов резко выросло. Но, увы, объективно количество жителей села постоянно снижается уже лет двадцать. Разочарованные кенхинцы массово уезжают в Дагестан и расселяются в Тарумовском и Кизлярском районах. В своем инстаграме Рамзан Кадыров (все-таки и.о. главы Чечни) оперирует цифрой в 959 кенхинцев на 2016 год. Получается, что с 2009 по 2016 год население Кенхов сократилось на 200 человек, а дельта между реальной численностью населения села и данными Чеченстата на 2016 год — минус 620 человек (фактически больше трети от официальной статистики).

Впрочем, если вы отнимите треть от 1 394 172 человек, которые по данным Чеченстата проживают в республике, у вас тоже получится цифра, близкая к реальности. Такой перебор со статистикой изначально закладывает огромный гандикап для воровства. А вертикаль откатов выполняет, по сути, функцию «прачечной», обналичивающей бюджетные деньги.

Саадак* от Кадыровых

Коррупционные схемы появились и стали привычным явлением в республике задолго до назначения Рамзана Кадырова главой Чечни. Способствовало этому полное отсутствие контроля со стороны Москвы (а если называть вещи своими именами — прямая заинтересованность федеральных кураторов Чечни всех уровней и ведомств). В мае 2004 года был убит Ахмат Кадыров, как дань его памяти был создан фонд его имени. В 2006 году Кремль окончательно определился со своим ставленником и взял курс на выстраивание в республике режима единоличной власти, поддержав Кадырова-младшего в том числе огромными бюджетными трансфертами (Кадыров-старший о таких масштабах мог только мечтать). Довольно хаотичная до этого времени система бенефициаров, получавших откаты с поступающих в Чечню бюджетных средств, была зачищена, отстроена и монополизирована. Фонд Ахмата Кадырова стал самой непрозрачной в России общественной организацией, оперирующей огромными финансовыми ресурсами.

Каждый год на все большие мусульманские праздники Рамзан Кадыров, его мать Аймани Кадырова и фонд имени А. А. Кадырова раздают саадак всем малоимущим жителям Чечни. Саадак — это добровольная милостыня. Другим видным чеченским семьям публично раздавать саадак в Чечне не разрешено.

Вот как это описывает начальник ОМВД РФ по Шаройскому району полковник полиции Муслим Исаев (орфография и пунктуация оригинала. — Е. М.): «1 октября 2011 года Администрацией Шаройского района было издано Распоряжение № 60 «О создании комиссии по работе с смс-обращениями жителей Шаройского муниципального района поступивших на имя Главы Чеченской Республики Р.А. Кадырова и оказанию единовременной материальной помощи из Фонда Первого Президента Чеченской Республики — Героя России А.Х. Кадырова». 5 октября 2011 года из общественного Фонда А.Х. Кадырова Шаройскому району была оказана благотворительная помощь… Поступление денег… проводилось в два этапа…

Первый этап денежных средств в размере 5 (пять) млн рублей… Второй транш… в размере 3 (трех) миллионов рублей… Глава Чеченской Республики Герой России Р.А. Кадыров на совещании вручил указанные денежные средства наличными в здании правительстваглавам районов Чеченской республики, без каких-либо документов и оформлений…»

Вообще, в Чечне 15 действующих районов**, 2 городских округа и 2 городских поселения. При этом Шаройской район — самый малочисленный в республике (население Грозненского и Курчалоевского районов в 40 раз больше). Логично предположить, что и милостыня, которую Рамзан Кадыров выдал главам других районов «наличными, без каких-либо документов и оформлений», была пропорционально больше. Но даже минимальный подсчет (8 миллионов на 19‒152 млн рублей) дает представление о размерах неучтенной наличности, которой оперирует глава Чечни. Мусульманских праздников в республике много. Люди регулярно получают саадак от Кадыровых. Даже жители села Кенхи в общей сумме получили милостыни больше, чем государственных компенсаций. Точнее, чем меньше государственных компенсаций они получили, тем больше им дали милостыню.

Как фонд Кадырова восстановил Чечню

Саадак Кадыровых регулярно становится яблоком огромного раздора в Шаройском районе. В своих жалобах (причем в администрацию президента России и Счетную палату РФ) кенхинцы утверждают, что милостыню распределяют по национальному признаку. То есть чеченские многодетные семьи и сироты получают больше, чем аварские. Приводят факты: так, из 8 миллионов рублей самое населенное село района Кенхи получило всего 1 млн 703 тысячи рублей. Я разговаривала с малоимущими чеченцами, которые вообще никогда не получали милостыню, потому что находятся в конфликтных отношениях с местными чиновниками. Поэтому тут речь идет скорее о произвольном распределении и, возможно, частичном присваивании саадака шаройскими властями.

В 2014 году в администрации президента Российской Федерации что-то сломалось, и она впервые за 12 лет запросила в администрации главы Чеченской Республики «необходимые документы и материалы… в целях объективного и всестороннего рассмотрения» жалоб кенхинцев. Ответ, который кенхинцы получили от администрации Путина, удивляет. (Это если мягко сказать.)

Из этого ответа следует, что Чечню (и Шаройский район в частности) восстановила не Россия на деньги всех россиян, а исключительно фонд Кадырова: «Общественным фондом имени А.Х. Кадырова***… проведены электролинии, которых не было со времен советской власти… построены объекты образования, здравоохранения, культуры, мечети, спорткомплексы, восстанавливаются дороги и мосты…»

За 12 лет, что я работаю в Чечне, фраза «Все работы финансировал Региональный общественный фонд имени Героя России Ахмата-Хаджи Кадырова» стала расхожей. Но ни разу за это время я не услышала: «Все работы финансировал российский бюджет».Так Рамазан Джалалдинов оказался и победителем, и проигравшим одновременно. Из села его выселили, видимо, навсегда, но 2016 год торжественно объявили «годом Шаройского района». В районе (и селе Кенхи) действительно начались масштабные восстановительные работы, которые ведутся за счет средств благотворительного фонда Кадырова.

…После видеообращения Рамазана Джалалдинова Рамзан Кадыров второй раз в своей жизни приехал в Шаройский район (первый раз приезжал как раз на открытие протянутой в Шарой на деньги фонда Кадырова 40-километровой электролинии из Итум-Кале). В этот раз он доехал не только до райцентра Химой, как все это время делали редкие залетные чиновники его правительства. Кортеж Кадырова, мужественно преодолевая местное бездорожье (12 километров за 40 минут), добрался-таки до села Кенхи — самой южной точки Чечни. Кадырова встретили как настоящего героя. Его ждали тут целых 10 лет!

Рамзан Ахматович, который все это время читал донесения своих чиновников о «восстановленном» из небытия Шаройском районе (эти же победные реляции слово в слово, включая ошибки, приведены в ответе администрации президента России), наконец увидел, как обстоят дела на самом деле. Вечером после исторического визита черные «Тойоты Камри» с правительственными номерами увезли в неизвестном направлении главу района Расо Мусалова и главу Шаройского РОВД Муслима Исаева. Они лишились своих должностей. После чего, как рассказала старшая дочка Джалалдинова, Исаев отправил полицейских в Кенхи, они доставили семью Джалалдинова в ОМВД по Шаройскому району, а затем выдворили из Чечни. Дом Джалалдинова, который, кстати, ему не принадлежит, был сожжен.

Рамзан просит миллиарды

18 июня 2002 года стихия разрушила дом и магазин Рамазана Джалалдинова, в который он буквально накануне завез товара на 200 000 рублей (по тем временам — огромные для села деньги). 22 июня, когда ушла большая вода, Джалалдиновы остались бездомными и нищими, а Шаройский район на долгие годы потерял спокойствие.

Уже потом, когда Джалалдинов достал своими жалобами районное руководство, ему несколько раз предлагали, по сути, взятку за «молчание». Последний раз — 5 млн 400 тысяч рублей по программе «Переселения граждан из оползневых зон».

На эту программу российское правительство регулярно выделяет миллиарды рублей. В том числе — на Чечню. Большая часть Кенхов находится в опасной зоне, однако за несколько лет реализации этой программы в республике никто из кенхинцев в нее так и не попал.

За три дня до знаменитого видеообращения Рамазана Джалалдинова к Владимиру Путину в «Коммерсанте» было опубликовано письмо и.о. главы Чечни Рамзана Кадырова правительству РФ. В этом письме глава Чечни просит выделить Чечне 2,5 млрд рублей на продолжение затратной программы переселения жителей республики из оползневых зон. Никто не сопоставил кенхинский скандал с этим письмом. А зря. Компенсации по переселению из опасных оползневых зон — самые огромные за всю историю существования Шаройского района. «Схема», по которой их получают, — самая грабительская.

— Про оползневую программу я услышала два месяца назад, — рассказывает чеченка Раиса, жительница села Хакмодой Шаройского района (имя изменено. — Е. М.). — Узнала я о ней совершенно случайно.

(Вообще, в Шаройском районе не принято информировать граждан о том, что им положено по закону. Вот в администрации Шатойского района все постановления правительства России и Чечни висят на стендах. В Шарое от населения прячут все. Документы, информацию, даже хозяйственные книги. Ни у кого в районе нет на руках дефектных актов, в которых зафиксирована степень разрушения дома. Они хранятся в районной администрации, хотя должны быть у людей, причем оригиналы, а не копии.)

— В конце прошлого года жители Шаройского района начали получать компенсации — от миллиона триста и более. Я знаю несколько человек, которых провели по «программе переселения». Но что интересно, никуда они не переселились, а продолжают жить в своих домах. Хоть сейчас можем сходить в гости. Или прокурор… — тут Раиса делает паузу, — может сходить к ним в гости… У нас в селе по этой программе получили деньги Джамалдиновы и Саламов Ахмет. Семья Магомадовых в Химое получила. В Шарое — Якуевы, Умаровы, Амаевы и бывшая глава села Шарой Абаева. Я ее хорошо знаю, поэтому удивилась — ее дом в зоне оползней не находится. Как так? Оказалось, схема такая: одному из членов семьи выделяется участок — какие-нибудь старые развалины, которых в районе полно. Оформляется владение, проводится по хозяйственным книгам, приезжает комиссия, составляет акт. Затем развалины отчуждаются в пользу государства, а людям выдают за них компенсацию, размер которой зависит от количества членов семьи. Это несколько миллионов рублей. В банке расписываются за полную сумму, на руки получают треть…

В 2014 году житель Кенхов Насархо Джабраилов написал письмо уполномоченной по правам человека Элле Памфиловой. От Эллы Александровны Насархо, по сути, не требовал ни компенсаций, ни жилья. Он просто делился своими горькими размышлениями.

«Я, Джабраилов Насархо, отец 11 детей, в первой и второй чеченскую войну потерял все имущество, также жена старшего сына в военном действии была обстреляна авиаракетным ударом 1999 г. Второй сын афганец получил компенсации всего 105 тыс. руб., а подписал в том что он получил 350 тыс. руб. В таком порядке получили компенсации около 60 человек жителей нашего села. Мною было написано жалобы в адрес Правительства ЧР. После моего жалобы было выделено (фондом Кадырова. — Е. М.) три однокомнатных квартиры для детей сирот в г. Грозном в край города. Зачем там давать квартиры вместо того чтобы строить маленький дом в родном селе или оплатить деньгами? Конечно, самому мала мала грамотному ясно, что это не для благополучия народа, а всего лишь чтобы смывать бюджетные средства…»

Дагестан — Чечня — Москва