«Информирую о необходимости освободить здание. В случае невыполнения указанного требования здание будет освобождено в принудительном порядке». Эти слова — не требование военных к террористам, как может показаться на первый взгляд, это цитата из письма гендиректора музея Востока (ГМВ) Александра Седова вице-президенту международного центра Рериха (МЦР) Александру Стеценко. В Москве продолжается детективная история, в которой завязаны Минкульт и сразу два музея — общественный и государственный. «Новая газета» неоднократно писала на эту тему.

Если очень кратко, то она выглядит так: в конце 80-х правительство Москвы выделило усадьбу Лопухиных под общественный музей имени Николая Рериха. Памятник архитектуры был в плачевном состоянии, но «рериховцы» сумели ее воссоздать на деньги меценатов, да так, что получили ряд престижных государственных и международных наград. Более того, МЦР даже выдвинули на Нобелевскую премию. С юридической точки зрения все это время усадьба находилась в собственности государства, но по договорам была передана МЦР в аренду на 49 лет, до 2044 года. В 2014 году мэр Москвы Сергей Собянин подписал постановление о передаче двух строений — №4 и №7 — в безвозмездное пользование музею. Однако в 2015 году здание усадьбы было передано в собственность РФ. И теперь Минкульт требует отдать строение №5 — собственность РФ. Официальная позиция — для создания государственного музея Рериха.

И вот — продолжение. В редакцию пришло письмо из Музея Рериха: 12 мая готовится захват в стиле 90-х, помогите!

Действительно, в этот день из музея Востока прибыла целая комиссия, причем вместе с юристом (музей Рериха оказался к такому повороту не готов, но пообещал в следующий раз привести своего адвоката). С собой у нее был распоряжение министра культуры Мединского — юридическое обоснование на владение строением №5. В арсенале «рериховцев» — апелляция к истории и большая группа сотрудников музея и общественников из разных городов, ставших стеной на защиту музея.

Не вписался в историю

С одной стороны черного лакированного стола, когда в зал вошли сотрудники музея Рериха, уже сидела комиссия из нескольких человек. «Рериховцы» сели напротив. Еще два или три человека встали за спинами с камерами. «Это для истории», — пояснит потом Стеценко.

— Мы послали вам письмо с просьбой освободить здание от товарно-материальных ценностей, мусора, демонтировать оборудование, выселить всех лиц и предоставить представителям музея Востока сведения об оплате коммунальных платежей и ключи от всех помещений в доме 3/5, строение 5. — начал Тигран Мкртычев, замгендиректора музея Востока. — У нас есть распоряжение. У вас мы спрашивали, какими вы обладаете правами, и не получили документов.

— Я вас услышал. Вы знаете, с какого времени мы занимаем усадьбу? — был ответ от Стеценко.

— Нет, нет, Александр Витальевич, давайте не будем про историю. Мы конкретно про это здание, — попросил Мкртычев.

— Это здание вписывается в нашу историю, — возразил Стеценко, и продолжил: — Вы хотите меня слушать? Не хотите — мы закрываем разговор.

— Нет, — твердо заявил представитель музея Востока.

На этом переговоры, по сути, и завершились. (Позже Стеценко констатирует: «Что касается строения №5 — вас история не интересует». «Нет», — вновь подтвердит Мкртычев.)

Стеценко заявил, что будет оспаривать в суде распоряжение Минкульта о передаче указанного строения из собственности правительства Москвы в федеральную: «Наши интересы здесь полностью игнорированы».

По его словам, в течение шести лет шел процесс по передаче, по распоряжению президента, этого строения в собственность Москвы, чтобы потом передать его МЦР. И это здание — только первый шаг по передаче всех зданий и строений на территории усадьбы Лопухиных в собственность МЦР. Однако распоряжение Мединского о передаче строения №5 в федеральную собственность было выполнено за две недели. Более того, говорит Стеценко, когда еще не было подписано распоряжение министра культуры, сотрудники музея Востока «уже пошли и получили право собственности» на строение. Как потом пояснил в личной беседе с «Новой» Стеценко, такой крюк по передаче — от правительства Москвы к МЦР — был сделан из-за общего бардака в советское время: при выделении помещения под музей какое-то строение оформили, какое-то — нет.

(Позже Николай Рогинский, зам директора ГМВ, лично участвовавший, по его словам, со Святославом Рерихом в выборе здания под будущий музей, скажет «Новой газете»: «Это не им судить, как решили. Где-то за шесть лет, где-то и за две недели».)

— Давайте я вам кое-то расскажу, — Мкртычев повернулся к журналисту «Новой газеты»: — Мы очень хорошо относимся к МЦР.

— Да вы что?! — не удержался Стеценко (обе стороны старались сохранять спокойствие, но получалось это у них не всегда).

— Более того, — продолжил Мкртычев, — прежде чем прийти с этим письмом мы проводили довольно долгие переговоры с Александром Витальевичем.

Стеценко скажет: никаких переговоров не было. В декабре прошлого года была встреча с Седовым, на которой музей Рериха подтвердил готовность сотрудничать, но «на этом все закончилось». Мкртычев попросит зафиксировать обвинение во лжи.

Позже и про отказ сотрудничать с государством Стеценко скажет — ложь. («А как без сотрудничества с Минкультом и правительством Москвы можно было воссоздать усадьбу? Мы все время с ними сотрудничали, с конца 80-х годов».)

— Строение №5 не входит ни в какие документы МЦР, — представитель музея Востока настаивал на юридической стороне вопроса. — История, которую нам хочет рассказать Александр Витальевич, будет опираться на эмоции, на историческую данность. Но никак не на документ.

— У меня все, — заключил он.

— Создавайте государственный музей — мы поддержим, — заявил Стеценко, обращаясь к комиссии, — Но зачем создавать его на нашей территории? Это разве не захват? Это лукавство с вашей стороны. Конфликт начали не мы, а вы. Мы свою территорию так просто не отдадим! Понятно?

Они первые начали — это главное!

Позже в разговоре с «Новой» Рогинский расскажет свою версию зарождения конфликта:

— Первый топор войны достал МЦР, заявив, что те картины, которые хранятся в музее Востока, хранятся там незаконно. После этого мы были вынуждены защищаться.

Речь идет о 282 картинах, которые были завещаны Рерихом общественному музею, но хранятся в музее Востока.

— То есть они первые начали?

— Конечно. Это же главное.

Мкртычев подтвердит:

— Мы не собирались ничего у них забирать. Это все было до того момента, пока их финансировал «Мастербанк». Можно было судить, что все у них нормально.

«Мастербанк» их не финансировал, с ним у музея никаких контактов не было, кроме того, что музей держал в этом банке свои счета, пояснит потом Стеценко. Финансирование шло лично от Бориса Булочника — председателя банка. «Мастербанк» стал одним из крупнейших банков, у кого ЦБ отозвал лицензию. Было возбуждено уголовное дело. Булочник уехал за границу. С 2013 года музей живет за счет общественной поддержки. Финансирование резко сократилось — в 10–15 раз, руководство было вынуждено пойти на сокращения (со 180 до 100 человек) и урезать зарплаты, но многие остались и согласились работать за пять, семь тысяч рублей, а некоторые и вообще бесплатно. Сам Стеценко получает 12 тысяч рублей вместо положенных по штатному расписанию 60-ти.

Мкртычев говорит: как только закончилось финансирование, встал вопрос, что придет «Иванов или Петров» и заявит на наследие Рериха свои права. При этом он подчеркивает: «то, что передал Булочник — это их, но то, что было у советского фонда — нет».

— Есть судебное решение от 2014 года, по которому МЦР не является правопреемником советского фонда Рериха.

Всего, как рассказала экскурсовод Валентина, наследие Рерихов насчитывает семь тысяч картин. Его стоимость практически невозможно оценить. По оценкам экспертов — более миллиарда евро. По словам Стеценко, стартовая цена одной картины — 1,5–2 млн долларов. В московском музее хранится около 900 картин — это самая большая коллекция в мире.

Государственная задача

После того, как стало понятно, что дальше — только суд, юрист музея Востока попросил показать строение №5, хотя ранее комиссия уже осматривала его. Как потом пояснит «Новой» Мкртычев, по его данным, на втором этаже этого здания живут гастарбайтеры.

— Я не вижу оснований вас не пустить, — согласился Стеценко.

— На каком основании вы хотите нас туда впустить? — спросил юрист.

— Потому что, я считаю это необходимым, — был ответ.

Тогда юрист задал еще один вопрос:

— Вы признаете право Российской Федерации на это здание?

— То, что находится на территории РФ, относится к РФ.

— Ну, слава богу, — вздохнул Мкртычев.

— Но РФ — это далеко не мнение господина Мкртычева и не мнение замминистра культуры Аристархова, — заключил Стеценко.

— Существует история и юридическое право. МЦР, к сожалению, не хочет приводить историю в соответствие с правом. Никакого разрушения МЦР мы не предполагаем, это — не задача государства, — ответил на это Мкртычев.

— Извините, а какие у вас есть полномочия говорить (от лица государства, — ред.)? Вы кто, что даете такие гарантии? — спросила и.о. гендиректора музея Рериха Наталья Черкашина.

— Я никаких гарантий не даю. Я говорю, что у меня есть задача — создать государственный музей Рериха. Мы хотели в сотрудничестве создать этот музей, но МЦР не заинтересован в сотрудничестве.

— У вас слишком специфическое понимание сотрудничества. У вас сотрудничество — диктат, условие, ультиматум, — отметил Стеценко.

Против течения

Главное, на чем настаивают «рериховцы»: младший сын Николая Рериха Святослав, при передаче из Индии в Россию части наследства его отца Николая Рериха, ставил условие — создать общественныймузей вне подчинения министерству культуры и государственному музею Востока. И вдруг, говорят «рериховцы», приходит государство и предъявляет свои права на то, что ему не принадлежит. Мы же, продолжают они, своими руками создавали музей.

Музей Востока в лице Тиграна Мкртычева и не скрывает этого — да, хотим забрать картины в государственную собственность, потому что люди, которые сейчас работают в музее Рериха, не имеют к нему отношения, но общественный музей пусть будет, тут за стеночкой. Мы не против.

«Мы получили от государства это здание и в этом здании мы сделаем государственный музей», — обозначает он линию. Что касается идеи Рериха создать именно общественный музей — это не так, утверждает Мкртычев: «У Рерихов была идея создать в Советском Союзе собственный музей. Им было без разницы — общественным он будет или нет. Это все рассказы, что кто-то сказал и завещал. Юридических документов нет. Завещание составлено неправильно. Святослав был гражданином Индии, он не очень понимал, как все здесь происходит».

По словам Мкртычева, они хотели найти точки соприкосновения с музеем Рериха, но не вышло: «Позиция МЦР была — мы сохраняем нынешний статус-кво. Наша была другая — мы предлагали создать государственный музей и дальше на этой платформе — тесное сотрудничество общественной организации с государственным музеем».

Мкртычев настаивает: мы не претендует на другие строения. Позже в разговоре с «Новой» Стеценко подтвердит: юридические основания забрать это здание у музея Востока есть, но сам факт передачи строения в федеральную собственность, то, как это было сделано, он считает незаконным.

И Стеценко, и другие сотрудники музея, общественники в эти заверения не верят, они считают, что это — только первый шаг по захвату всей усадьбы. («Они уже ходили по музею, у них есть свои планы, где какие коллекции у них будут расставлены. Они хотят сделать государственный музей вместо общественного. Это только слова, что они не против общественного», — скажет главный архитектор МЦР, проработавшая больше 20 лет, Ирина Красавцева-Байда)

На улице комиссию окружили сотрудники музея и общественники, некоторые даже приехали из других городов:

— Мы хотим сделать этот музей достоянием 140 миллионов россиян, — заявил им Мкртычев.

— А сейчас он закрыт для них? — недоуменно спросили люди.

— Ваше руководство находится в конфронтации с государством, — ответил на это Мкртычев.

— Наше руководство борется за славу Рериха. Наше руководство защищает нас, — послышалось с разных сторон.

Мы хотим, чтобы от нас отстали

В разговоре с «Новой газетой» Мкртычев заявил: люди, которые сейчас работают в музее, не имеют отношения к его созданию, а Стеценко и Черкашина, как и другие сотрудники, — не специалисты в искусстве, не понимают, что хранят. Первый по образованию — полковник, вторая — баскетболистка, сказал Мкртычев.

— Профессионалы были вынуждены уйти, причем со скандалом. Мы имеем дело с организацией, которая представляет собой маргинальную общественность. Их поковыряешь, и у них за общими словами о культуре… Для них это пространство — это все. Потому что у них ничего другого, к сожалению, нет, — отметил Мкртычев, и добавил: — И я их не разгоняю.

По его словам, МЦР хочет быть монополистом («они считают себя единственными, кто может решать, что сказал Рерих, а что нет») и поэтому «у них есть небольшое количество сторонников», но «весь остальной рериховский мир находится к ним в оппозиции».

— Мы выявили огромное количество нарушений. Это происходит, потому что у них нет былого финансирования. В этой организации больше 10 млн рублей задолженности по зарплате.

Стеценко подтвердит: да, задолженность есть. Но вы попробуйте, оставшись практически без финансирования, просуществовать три года, как мы. Ни один музей в России так не сможет. Никто и никогда не окупался за счет продажи билетов. Кроме задолженности по зарплате, других у музея нет, отметит Стеценко. Сами сотрудники будут отрицать задолженности («нам все платят»).

Музей Рериха опасается, что придет час, и музей Востока будет захватывать усадьбу с ОМОНом, но Мкртычев это отрицает:

— Рассказ о том, что мы приведем ОМОН и будем громить людей — абсолютная неправда. Мы пойдем в суд.

— Предположим, будет суд, и он вынесет решение в вашу пользу. Вы заедете в строение №5, начнете создавать государственный музей. При этом вы заявляете, что намерены это делать совместно с общественным музеем, но уже сейчас вы находитесь в состоянии войны, как вы планируете в дальнейшем выстраивать отношения?

— Никак.

— То есть у нас в стране будет два музея имени Рериха, которые будут между собой враждовать?

— Не будет, — сказал Мкртычев, но тут же поправился: — Может быть три или четыре, сколько угодно.

— Люди, которые говорят, что создадут музей, не имеют для этого квалификации.

— Но общественный музей уже существует 26 лет.

— Люди, которые здесь находятся, к его созданию не имеют отношения, — заявил Мкртычев. (В разговоре с «Новой газетой» сотрудники музея на это с возмущением скажут: да мы тут все по 20 лет работаем! я лично таскала кирпичи со второго этажа!)

— Вы можете плыть в лодке, но никогда не будете корабелом. Люди, которые здесь гребут, они гребут против течения, — продолжил Мкртычев.

Когда уже все разошлись, я еще раз зашла в кабинет Стеценко:

— Во сколько оценивается то наследие, которым вы владеете?

— Мы никогда о деньгах не думали. Оно бесценно. Мы работаем не за деньги, а за идею.

— Что вы хотите?

— Чтобы от нас отстали. Раньше был Авдеев (прежний министр культуры, — ред.) — человек высокой культуры. Он понимал, кто мы и что делаем. Но потом пришла другая команда — циников. Идет работа на полное уничтожение. Минкульт не воспринимает ни философские, ни культурные идеи Николая Рериха. Ему это не нужно.

Стеценко показал распоряжение Минюста о внеплановой проверке — с 1 по 29 июня этого года в деятельности МЦР по требованию Минкульта будут искать признаки экстремизма (документ есть в распоряжении редакции, — ред.)