В Абакане журналисту Михаилу Афанасьеву пообещали вынести приговор как «предателю Родины». И — закопать. Собеседник — местный «нормальный пацан» (так он себя идентифицирует), Николай Волков. Говорит, занимается тем, что ловит на обширной межрегиональной территории таких вот изменников Родины и наказывает. По мнению Волкова, идет война. А предателя определить легко. Это тот, кто дает неправильный ответ на вопрос, чей Крым. И тот, кто хочет уклониться от ответа на главный вопрос российской современности.

Столица Хакасии Абакан — город маленький, вот и Афанасьев с Волковым знакомы. Точнее, не так: 39-летнего Афанасьева тут знают все, он берется за темы и сюжеты, которые не по зубам прочим. У Афанасьева зубы не сточены, он волк-одиночка: сам идет по следу, сам находит добычу, сам ее грызет. Следствием этого являются не только журналистские премии (в т.ч. имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок»), но и больше десятка дел против него (закончившихся оправдательными приговорами; это без гражданских и прекращенных на стадии следствия), задержания, два зверских избиения, попытки законопатить, похоронить, конфисковать его собственный интернет-журнал «Новый фокус». Волкова в определенных кругах тоже многие знают, уважаемый человек. Он, в частности, хочет поведать миру (издать книгу) о беспределе в местах заключения. Афанасьев с ним как-то пересекся — его тоже это интересует, и Волков вроде как пообещал дать информацию об избиениях в зонах.

Перед майскими Афанасьев побывал в Киеве. Еще ничего оттуда не написал, только разместил свое фото под заголовком «Украина. Киев. Увидеть своими глазами» в соцсети. С этого и началось. Многие сотни комментариев — притом что, повторю, текста нет, только фото на страничке в соцсети. И главный вопрос, рефреном: «Миша, ты вот скажи, как на духу, Крым наш?» — сначала от Андрея Колесникова (у Афанасьева лет 10 назад был кабинет в здании, где работал и Колесников, потом тот подписался на его страницу, но никогда не общались). Колесников меж тем в той же ветке сформулировал:

«Идет информационная война против России, ты журналист, солдат этой войны, твой фокус финансируется западными СМИ, ты на деньги запада занимаешься разрушением моего государства, ты правду людям скажи, кто тебя финансирует, как Навального, Немцова и всех подпиндосников!!! Разрушаешь информационно мое государство и мой дом в угоду западным дельцам. Отрабатываешь, как Иуда, свои тридцать сребреников перед своими западными хозяевами, в военное время это предательство, ты же сидишь здесь и чирикаешь».

Вскоре подключился друг Колесникова Волков:

— Миша! Крым России отошел по закону? Ответить Андрею можешь?

— Что с тобой, Николай? Ты пресс-секретарем Андрея стал? Объясни мне тут, какое тебе дело до моего мнения о Крыме?

— Миша! Ты не попутал рамсишки? Ты меня за кого принимаешь?

Афанасьев опешил и перезвонил ему, подумал: может, не он? Он. «Коль, я чего-то не понял, почему я за Крым тебе должен отвечать?» И вот что услышал в ответ. Упускаю мат, блатной жаргон. Почти получасовый поток.

— Ко мне люди прислушиваются, понимаешь? Ты почему так со мной общаешься? Ты меня в секретутки Андрея Колесникова забил, я врубиться не могу? Ты чё, засланный какой-то, ты вообще знаешь, чем я занимаюсь, ты так со мной разговариваешь? Я ловлю таких, как ты. Ты мне сам в руки лезешь… Ты хочешь, чтоб я тебе выломал челюсть и нос сломал тебе?.. Я тебе угрожать не буду, понял, я тебе сломаю нос, челюсть, выверну тебе все ноги и руки. Ты вообще кто такой? Ты желто-голубая сволочь, понял? Ты чё, засланный с той стороны, с Украины? Я живу на земле, где 28 миллионов погибло, я ловлю скинхедов, всякую херню такую… И ты тут пытаешься чё-то объяснить… Животное, я тебя поломаю, тварь. Я тебя закопаю. Ты вообще понимаешь, чё ты пишешь? Чё ты несешь? Ты мне можешь сказать, Крым чей? Почему ты не говоришь? А ты чё, бандеровский отпрыск, что ли, не можешь сказать? А вот я тебе могу сказать. Крым наш! Я в течение недели тебя поймаю, животное. Все, что на тебе ломается, поломаю, понимаешь? Я тебя поймаю. Ты живешь на родине, и — подстилка порошенковская, яценюковская. Мы работаем с людьми, которые не только у нас здесь в Абакане, — в Красноярске, Минусинске, а ты, оказывается, у нас тут, на родине… Ты что проплаченный, что ли?.. Я тебя обвиняю, да! И тебе приговор буду выносить я лично!.. Вынесу. Всему свое время. Подленыш, чё ты стоишь, чего-то гнусишь, да ты будешь пищать у меня, плакать, понял? Ты будешь молить бога, и кричать: ничё со мной не делай, не лишай меня жизни. Сволочь, чё ты мне можешь сказать!? За каждое слово я тебя жрать говно заставлю, понял? Беги отсюда! Беги! За Родину, за 28 миллионов, которые погибли, чтобы ты хлеб ел, чай пил. Либо ты не обсирался никогда, либо ты страх потерял. Вот ты можешь мне не верить, но я тебя поймаю. Я очень быстрый, я тебя опережу. Мы вот позавчера сидели: Толя Быков ко мне приезжал, нормальные люди приезжали… Ты заблудился, да, скажи? Может, это игра у тебя такая? Так ты скажи мне: «Колян, это игра у меня такая, я запутался, я маленький ребенок»…

Как раз все, произнесенное до этого Волковым, можно было бы списать на то, что он «заигрался». Но вот Волков упоминает ранее судимого Анатолия Быкова, лидера местных «патриотов России». Напомню: ныне он лишь краевой депутат, но его называют «народным губернатором». Быкова помнят, и не только в Сибири: когда прилетает в Питер или, например, Ялту, его окружают поклонники, на улицах просят с ним сфотографироваться. Окружение Быкова подозревалось органами в десятках убийств, и когда в 1999-м сюда летела комиссия генерала Колесникова разбираться с «самым сильным в России преступным сообществом» (обслуживать передачу его активов «правильным» олигархам), край сравнивали с Дагестаном, при этом утверждая, что в Красноярске — «всё круче». Что такое был Дагестан в 99-м? Там шла война. В общем, с момента упоминания Быкова речь Волкова обрела совершенно новые краски. Далее Волков еще разовьет тему своего сотрудничества с Быковым: «единственный человек, который мне не отказал, — это Толя Быков, он мне помогает, я даже не заморачиваюсь». Речь о книге, которую хочет выпустить Волков. Афанасьев меж тем пробует объяснить собеседнику, что не стоит угрожать «своей бандитской сворой». Волков против таких терминов.

— Да, я отсидел, и что? Я тебя что, пугаю на зоне, на киче? Я на свободе. Я отсидел. И занимаюсь такими, как ты, которые изменники Родины; какая разница, где ими заниматься. Ты предатель Родины, ты почитай, какую ахинею ты несешь. Как это — какое мое дело? Это мое дело: ты мою родину хаешь. Я должен заткнуться, что ли? Таких, как ты, расстреливали. Ты понять не можешь: война продолжается. Если мою родину обсирают, я всегда откликнусь. Ты попал, парень. Ты мне чё тут говоришь — типа я напугался тебя? Типа ты чего-то запишешь? Да записывай, ублюдок. Мне за тебя чё-то будет? Ты пишешь там, Немцов, этот петух, которого убили, ты пишешь, что знаком с ним, ты вообще чё пишешь-то? Тебя под пресс пускать надо, тогда ты поймешь. Ответь, чей Крым! Ты ответь мне не на этот даже вопрос, а почему ты не можешь ответить на, казалось бы, детский вопрос — чей Крым?.. Ты одно пойми. Я уважаю нашу страну. Я уважаю Путина. Ты в стране живешь и ведешь реальную пропаганду, это серьезно. Заигрался? Тебе надо этот геморрой, который ты нажил? Я тебя поймаю и буду ломать, что ломается, и ты уже сам потом будешь ориентироваться, угрожаю я тебе или уже ломаю. Я слова если говорю, на ветер их не бросаю. Единственное тебе говорю: напиши в личку, чей Крым. Я тебе предложил. Ответ, да или нет. Остальное не надо, всей этой жвачки, блевотины. Не надо этого бандеровского… Я знаешь, с тобой говоря, чё вспомнил. Памятник, фотографию, где детей маленьких вокруг дерева проволокой опутали. Тебе этого не понять, конечно. Я потом тебе объясню при встрече. Ты побежишь сейчас к ментам, но мне ничё не будет. Знаешь почему? Война продолжается, я не боюсь, мой дед не боялся, дядька, без вести который пропал. Ты должен мое мнение уважать. Ответь мне, чей Крым. Если б ты спросил у меня, я бы ответил: наш! Сказал, как отрезал. Как сказал, так и отрезал. А ты предатель Родины. Миша, ты предатель. Ты попал, Миша.

Показательно, что Волков ссылается на фото, «где детей маленьких вокруг дерева проволокой опутали», и на памятники (в Польше пять лет, до 2008-го, простоял монумент жертвам ОУН—УПА, композиционно повторяющий снимок, появлялся по его мотивам проект еще одного памятника, пятиметрового, отклоненный в 2007-м, а также висели в 2008-м плакаты с этим фото в память о Волынской резне 1943-го). Сегодня снимок с повешенными гроздью на дереве детьми гуляет по русскоязычной Сети как иллюстрация к преступлениям бандеровцев (и соответственно к «анализу» сегодняшних будней Украины). Каждый, однако, в состоянии найти на сайтах качественных польских газет — Rzeczpospolita, Gazeta Wyborcza — историю появления и этих снимков, и памятников. Пройти, в конце концов, в польский сегмент Википедии (не всех это, понятно, устроит, но более достоверных источников насчет этого фото в принципе не существует) и прочитать, что это преступление датируется 1923 годом: Марианна Долинская, пребывая с состоянии помешательства, убила четырех своих детей, повесив их на дереве, — цыганская семья голодала. А белые линии, выдаваемые за колючую проволоку, — царапины на негативе или следы от изгиба фотографии. Доказательства убедительны; однако убийство по прошествии многих лет вдруг приписали ОУН—УПА: якобы оно совершено в 1943-м против польских детей.

Специально для Волкова и прочих патриотов. Пишу по слогам: это, разумеется, никоим образом не отменяет всех тех зверств войны, в коих поучаствовала УПА. Но где Афанасьев, где бандеровцы и где несчастная, свихнувшаяся мать, решившая спасти своих детей от голода смертью?

Не сказать, что происходит нечто необычное. Ничего нового. Самые большие патриоты — именно вот эти много пережившие мужчины, которых советская власть считала социально близким элементом (как выразился Волков, «я нелегкую жизнь прожил»). Власть нынешняя к ним, в общем, тоже если и не с симпатией, то снисходительна. Их кругозор и мнения формирует ящик. Все, что не вписывается, — существовать не должно. Неспособность воспринимать жизнь такой, как есть, видеть еще девяносто девять фрагментов мозаики из ста уравновешивается убежденностью в своей правоте. Для них сегодня — ситуация войны, четкого деления на «своих» и «предателей Родины», что не все пока осознали. Так это проблема Афанасьева и всех тех, кто не осознал.

Замечу еще раз: он даже не взялся обсуждать Украину и Крым, он только заступил на эту территорию, застолбленную патриотической общественностью. И всё, ты в параллельном мире, с тебя теперь будут спрашивать по его особым законам.

Гражданские войны тоже могут быть гибридными. Сколько в деяниях «нашистов» и «титушек» всех мастей «госзаказа», а сколько партизанщины? Каковы их пропорции в убийстве Немцова или Маркелова и Бабуровой? А в травле Подрабинека? А в нападении на слишком умных школьников и Улицкую? Какова здесь доля высших должностных лиц, говорящих о «пятой колонне», «национал-предателях», какова доля московских интеллигентов, вещающих об этом стране с экранов, и какова доля/воля тех, кто почувствовал, что, наконец, совпал с государством и президентом, что наконец пригодился?

Нет уверенности, что Волков не врет про Быкова, думаю, тот явно не уполномочивал козырять им, стращая журналиста. Но то, что он упомянут, не случайно, и тенденции, как говорят американцы, важнее фактов. Самая «отмороженная» сибирская ОПГ в 90-х сложилась здесь, в Хакасии: она залила кровью Красноярск, Саяногорск и Минусинск, расстреливая как собственных конкурентов, так и недругов Анатолия Быкова; главарь ОПГ Владимир Татаренков (Татарин) мечтал повторить его путь, заняв на Саянском алюминиевом заводе то же место, что Быков завоевал на Красноярском алюминиевом. Боевики Татарина, как и окружение Быкова, не пили, не курили, занимались спортом (как и Волков, вот его цитата о себе: «не пью, не курю, тренирую людей в спортзале»), были набожны. И ультрапатриотичны. Образцовые граждане. Не случайно, когда Татарин уже пустился в бега, именно на его адрес записали обстрел 13 сентября 1995 года из гранатомета «Муха» американского посольства в Москве — в разгар боев в Югославии. В конечном итоге, когда Татарина взяли в Греции, в его собственном отеле, обвинение в том теракте ему не предъявили — тогда уже взяли другого подозреваемого. Выйдя на свободу, Быков возглавил отделение «Президентского клуба доверенных лиц» по Сибирскому федеральному округу. И все это время продолжает писать письма Путину.

Мафия вообще возникла на Сицилии как подпольное патриотическое общество, противостоящее иностранному угнетению. А вот как формулировал в 90-е свое кредо Быков: «Я живу по принципу — чужого нам не надо, а своего не отдадим. Чтобы отстоять свое, пришлось потрудиться. КрАЗ отстояли. Сегодня это единственный независимый алюминиевый завод в России, остальные ушли из-под отечественного контроля». О том, насколько это соответствовало действительности, разговор отдельный, сейчас о том, что эти суровые мужчины всегда культивировали патриотизм. Их право.

Риск — часть профессии журналиста. Как и, скажем, шахтера. Так во всем мире. Об угрозах Афанасьеву, может, и не стоило бы писать, нет в этом новости, если б не современная российская специфика. Во всем мире опасности и для горняков, и для прессы описаны: чего нельзя делать ни в коем случае. Но как у нас шахтеров вынуждают сознательно «гасить» датчики, чтобы выдать план, так пытаются «гасить» и журналистов, запрещая им право на свое мнение. Какое мнение, какое право, если речь о крови и почве?

Не вопрос. И эти датчики можно отключить. Что дальше?

Здесь еще один аспект. Совсем гнилой, но не упомянуть нельзя. Можно не заметить, как заступишь в этот параллельный патриотический мир. А потом уже ничего не сделать. Как говорили в одном страшном кино: мир, в котором вы хотите исправить ошибки, отличается от того мира, в котором вы их совершили.

Афанасьев совершил ошибку. Он зачем-то вступал в споры с Колесниковым, брался ему доказывать, что он не «проплаченный», поддразнивал его. Зачем-то взялся звонить Волкову. Ну не спорят с незнакомыми людьми о Крыме и Украине, нельзя этого делать, тем более в современной России! Никто не гарантирует тебе, что не провалишься в дыру с другими физическими законами и всего одним измерением.

Вся история между Волковым и Афанасьевым произошла 28 апреля. На следующий день узнал о ней, но не мог дозвониться до Волкова, узнать, как он смотрит на произошедшее. Аппарат его ответил только 2 мая. Краткое содержание:

— Человек ведет пропаганду против нашей страны, вы видели, чё он пишет? Задается конкретный вопрос: Крым наш? Он пишет: да ваш, конечно, ваш. То есть, ваш, не его. И всякую дрянь пишет, это чё, нормально?

После этого Волков принялся и меня спрашивать о том же: Крым наш? В ответ я предостерег его от повторения того, что он уже наговорил Афанасьеву. Волков перешел на «ты», и, кажется, я вовремя прервал нашу беседу, поняв, что он сейчас наговорит на несколько статей УК, лет на шесть, и ведь получится, что это я спровоцировал его продемонстрировать всю его недюжинную сущность; увольте.

После этого Волков перезвонил Афанасьеву. И вот что, в частности, заявил на мой счет:

— Давай так. Если я вижу — разрушают мою Родину, я иду, как говорится, плавлю свинец и заряжаю стволы. Знаешь, почему? В каждом регионе это… Кто-то промолчит, а кто-то встает с оружием, старый дедовский дробовик вытаскивает. Тут кто насколько расшатан. Вот этот чувачок — скажи, чтобы больше не звонил. Потому что я уже сижу и думаю, мы с пацанами сидим, зэки — так ты их, моих друзей, называешь. У нас всех одно мнение. Саня Огурец, Поромон, все, Андрюха (неразборч.), тоже будем искать, и этого чувачка, который звонил, через тебя найдем… Я единственное знаю: я затопчу любого, если кто-то мне еще будет звонить. А вот этот номер — левый, не левый — я так просто никогда не оставлю, я этот номер буду копать до конца, пока у меня течет в жилах кровь.

Собственно, чего искать того, кто не прячется? Никто в игры с патриотами вступать не собирался. Звонил я со своего телефона, представился даже дважды, для чего звоню, объяснил подробно… Понятно, задето бы было самолюбие, шла бы речь о деньгах. О судьбах людей. Но ведь ни рубля выгоды, лишь патриотический угар. И какая страсть! Эволюция державы и умонастроений в ней — наглядно.

Волков вот что еще поведал: «У нас есть коллектив: Абакан, Красноярск, Новосибирск». На вопрос, много ли поймали предателей, ответил: «Далеко ловим, не только в нашем регионе, есть такие. Мне нравится, как в Канске пацаны разговаривают. Коротко и ясно. А у нас — деревня». Назвал и истинных патриотов в силовых структурах, майора и полковника, симпатизирующих ему. Информацию проверю. Хоть это уже, похоже, и действительно их страна, профессия еще — при нас.