В последние месяцы накануне выборов список «Яблока» продолжает усиливаться за счет публичных фигур. Директор Института стратегического анализа ФБК, экономист Игорь Николаев рассказал «Новой» о своем решении выдвигаться на выборы по одномандатному округу. Предвыборная программа Николаева будет построена вокруг необходимости разрабатывать альтернативный курс в экономике — пресловутых структурных реформ.

— Как вы принимали решение о своем выдвижении?

— Это не то чтобы история сегодняшнего дня, наши отношения с «Яблоком» длятся уже довольно долго. Впервые принятие такого решения произошло в 2011 году — тогда я участвовал в выборах в Госдуму в составе федерального списка «Яблока». Как известно, по официальным данным, партия набрала в тот раз 3,4% голосов. Потом, в 2014 году, были выборы в Мосгордуму, на которых я шел по одномандатному округу. При позорно низкой явке удалось получить неплохой результат: больше 20% голосов и второе место. Главное, я окончательно убедился в том, что даже в таких непростых условиях можно и нужно побеждать.

Так как никаких идеологических разногласий с «Яблоком» у меня нет и сейчас, подошло время определяться. В конце декабря стали ясны округа, а весной я вышел с этой инициативой. Мы договорились вполне себе быстро, никаких мучительных переговоров не было. Я заявил о своем намерении участвовать по одномандатному округу: я хочу, чтобы люди в конце концов сами решали, кто будет их депутатом. Моя инициатива была очень хорошо встречена. Окончательное решение по поводу моей кандидатуры примет съезд партии.

— В чем будет состоять ваша предвыборная программа?

— Я все-таки экономист, так что вполне логично ожидать от меня экономической повестки. Это очень просто и сложно одновременно. Даже руководство страны все время говорит, что самое главное — это структурные проблемы. Именно из-за того, чтобы мы не проводили реформы, а не из-за санкций и цен на нефть мы оказались в такой ситуации. Значит, давайте проводить эти реформы. Теперь говорят, что к 2018 году Центр стратегических разработок будет этим заниматься. Но я хочу сказать: ребята, у нас нет времени. Если мы до 2018 года будем только определяться, кризис затянется на долгие годы.

Мы же отлично знаем, какие структурные диспропорции у нас присутствуют. К примеру, небольшая доля малых предприятий по обороту — менее 24%, в то время как в развитых странах она доходит до 60% и больше. Что будем с этим делать? В январе 1992 года, в самом начале рыночных реформ, вышел указ «О свободе торговли». Кто хочет — может брать и торговать. Люди могли доставать какие-то товары с антресолей и продавать их. Это имело, конечно, определенные издержки, но в том числе благодаря этому мы прошли тот период. Подобный указ нужен и сегодня, но уже о свободе предпринимательства в целом.

Второй блок вопросов — по налоговой нагрузке. Что надо делать по налогам? В кризис всегда нужно снижать налоговую нагрузку, а у нас она увеличивается, что абсолютно противопоказано в нашей ситуации. Ставки налогов могут и не повышаться, но это не значит, что не увеличивается нагрузка. Кроме того, нужно по-настоящему бороться с офшорами — это еще одно важное направление. Мы видим, как во всем мире активизировалась борьба с ними. Плюс я считаю, что настало время, когда надо переходить к прогрессивному налогообложению граждан. Мы достаточно лет прожили с плоской шкалой, дифференциация населения по доходам в тучные годы постоянно росла. На эту меру стоит пойти в том числе из соображений социальной справедливости, ну и просто потому, что это нормально. Не нужно делать ставку в 40—50%. Нужно просто постепенно вводить прогрессивную шкалу: самые бедные платят менее 13%, а самые богатые — более 13%.

— Раздутые социальные траты — это тоже диспропорция? Что вы думаете о проекте пенсионной реформы Минфина?

— Что касается пенсионных дел, то тут у нас большая структурная диспропорция состоит в том, что на одного занятого в трудоспособном возрасте скоро будет приходиться один нетрудоспособный. Это тоже из разряда структурных проблем, но тут вот что принципиально важно: время для повышения пенсионного возраста упущено, такое решение можно было принимать в 2006—2007 годах. А вот в кризис этого делать никак нельзя. Нам скажут: но денег-то нету. А может быть, на мегапроекты, футбольные мундиали меньше тратить? Или все-таки посмотрим, можем ли мы позволить себе такие расходы на оборону? Когда мы индексируем пенсии на 4% при инфляции в 13%, когда работающим пенсионерам не индексируем совсем и собираемся вообще ничего им не платить. И в то же время значительные средства тратим на оборону — это неправильно. И если бы социальные обязательства действительно выполнялись… Но это просто слова, они уже сейчас не выполняются. В любом случае сейчас принимать такое решение мы не можем — нужно сначала улучшить ситуацию в экономике.

— Последние пять лет вы назвали потерянными для российской экономики. Если ничего не предпринимать, то так ведь можно терять время бесконечно долго?

— В этом-то и дело. Существует представление, что пройдет несколько лет и начнется рост — не может же не начаться. А на самом деле может. Мы вступили в суперцикл низких цен на нефть — это надолго. Санкции, похоже, тоже надолго. Структурные реформы мы только собираемся разрабатывать. Пять лет мы действительно уже потеряли: если принять наш прогноз о падении ВВП в этом году почти на 2%, то мы получим суммарное снижение ВВП на 0,4% за эти годы. Даже если мы начнем проводить необходимые реформы, то чисто технологически, чтобы это сделать, нужны годы. С сырьевой иглы нельзя слезть за пару-тройку месяцев, также нельзя поднять долю малых предприятий за полгода. Даже если начинать прямо сейчас, это все равно займет еще несколько лет. Кроме того, структурные реформы абсолютно необходимы, но они недостаточны. Должен быть решен вопрос с санкциями и контрсанкциями. Сейчас есть представление о том, что можно развиваться и с санкциями. Как показывает опыт других стран, жить так можно достаточно долго, но это будет просто существование без какого-либо роста. Поэтому даже структурные реформы при таких мощных ограничителях всей возможной пользы не принесут.

— О структурных реформах много говорят даже в руководстве, появляются различные «правильные» программы, но означает ли это, что можно всерьез ожидать от властей реальных действий?

— Понимание проблемы есть. Еще в Послании Федеральному собранию от 2013 года президентом были произнесены очень правильные слова о главных причинах замедления в экономике. Но чтобы перейти к действиям, нужно представлять, что вы конкретно должны сделать. И тут уже начинаются проблемы. И еще то, что мы недавно услышали: во власти почему-то есть представление о том, что на самом деле время еще есть. Деньги в резервных фондах вроде как еще остались. К тому же 2018 год — год выборов, а реформы нужны непростые. Зачем же накануне выборов делать электорально невыгодные вещи? Минфин вынужден что-то делать — с него спрашивают. Ему надо верстать бюджет, а денег нет. И потом, когда настанет время, он сможет сказать: а мы на самом деле вот что предлагали.

— Тот факт, что вы в первую очередь профессиональный экономист, а не политик — это преимущество при работе с избирателями?

— Безусловно. Политика политикой, внешнеполитические аспекты всем понятны, но когда страна в кризисе уже не первый год, а люди убеждаются в этом на собственной шкуре… Я не хочу сказать, что холодильник побеждает телевизор, но какие-то вопросы у людей уже появляются: что происходит с экономикой, с зарплатой, с пенсиями, с рублем? Человек, который разбирается в экономике, много лет этим занимается и говорит вроде бы правильные вещи (а я стараюсь использовать цифры, причем опираясь на официальную статистику), имеет определенное преимущество. Хотелось бы, чтобы во власти, особенно в период затяжного кризиса, с точки зрения профессионализма были бы более подготовленные кадры. Снижение уровня профессионализма и некомпетентность власти — это общая проблема. И чем больше в ней появится профессионалов, тем будет лучше.