СюжетыКультура

Это нужно не мертвым

Какие формы коллективной памяти способствуют лечению национального здоровья и избавлению от массовых психологических травм?

Этот материал вышел в номере № 46 от 29 апреля 2016
Читать
Какие формы коллективной памяти способствуют лечению национального здоровья и избавлению от массовых психологических травм?

После воздушных бомбардировок немецких городов конца войны Германия почти целиком рухнула в окопный быт среди руин. Страна, опутанная бесконечными потоками беженцев, погрузилась в немое отчаянье. Изуродованные трупы, мухи и крысы в кирпичной пыли, среди обломков стен стали повседневностью, настолько травмировавшей память нации на десятилетия вперед, что люди годами избегали прямо говорить, что с ними произошло. Поэтому немецкая литература второй половины ХХ века, обзором которой открывается книга Винфрида Георга Зебальда «Естественная история разрушений» («Новое издательство», 2015), горазда на эвфемизмы и умолчания. Вслед за читателями писатели прибегают к терапии заместительных фраз: «роковая ночь», «страшная участь немецких городов», «было светло как днем», «царил сущий ад», «все стало добычей огня». Совершенно непонятно, пишет Зебальд, что стало с психикой беженок, несших в чемоданах трупы своих непохороненных младенцев. Об этом история умалчивает, хотя именно из этого травматического опыта, с зубами, сжатыми от повседневного ужаса, Зебальд выводит быстрое восстановление Германии после Второй мировой.

Обозревая послевоенную немецкую беллетристику в цюрихских лекциях «Воздушная война и литература», Зебальд констатирует: «Тайна, которая связывала немцев друг с другом в послевоенные годы и связывает до сих пор, крепче любого позитивного плана, скажем, осуществления демократии; поныне не иссякший поток психической энергии, источником которого является хранимая всеми тайна трупов, замурованных в устои нашей государственности».

Историк Алейда Ассман объясняет в книге «Новое недовольство мемориальной культурой» («НЛО», 2016), что ситуация в немецком обществе начала меняться в последние десятилетия по вполне естественным причинам. Поколение, травмированное опытом войны и крушением Третьего рейха, уходит из жизни. Непосредственных свидетелей разрушения Дрездена и Кельна, Берлина и Гамбурга почти не осталось. Книга Ассман посвящена не только формам бытования коллективной памяти (коммеморации), но и способам изживания коллективной травмы. Тем более что «в мемориальной культуре мы всегда имеем дело не с прошлым как таковым, а лишь с его репрезентацией, то есть с его медийно опосредованными трансформациями. Факты прошлого доходят до нас не в «сыром» виде, а неизменно как часть истории…».

Александр Эткинд в книге «Кривое горе» («НЛО», 2016) объясняет, что коммеморация бывает «твердая» (кладбища, памятники, монументы, музеи) и «мягкая» (устные рассказы, письменные мемуары, фильмы, романы, сайты). И только их сочетание, основанное на общественном консенсусе, способно хотя бы умозрительно «похоронить непогребенных». Они ведь никуда не исчезают, даже забытыми, но возвращаются в культуру. И подобно упырям, зомби и оборотням, тревожат живущих, тянут обратно. Назад в травму.

«Кривое горе» (у нас «оно и сейчас кривое», сетует Эткинд, интервью с которым читайте в следующем номере «Новой газеты») незаметно настигает нацию, убегающую от работы с прошлым. Антропологическое исследование Алейды Ассман объясняет, как по науке и с умом следует действовать, чтобы этого не произошло. Ее исследование, во-первых, это обзор и хроника общественных дискуссий, десятилетиями шедших в Германии, на тему коллективной памяти. Ассман, например, волнует вопрос ритуальности государственных поминовений жертв войны и террора. Не забалтывается ли пристальным вниманием, включающимся лишь по памятным датам и только на территории мемориальных комплексов, подлинное сочувствие к жертвам Холокоста? Ведь немецкое самосознание прошло уже несколько больших этапов формирования коммеморации. Из-за чего накопилась не только усталость от негатива (повсеместное признание прав человека сдвигает акценты памяти с судеб «воинов-героев» на участь «гражданских жертв»), но и ошибки. Преодолеть их может работа по правилам, выработанным наукой, а также широкая общественная полемика, почти буквально очищающая политический воздух в государстве. Ну да, снимающая симптомы и синдромы психического недомогания, постоянно прорывающихся в искусство, в СМИ и в бытовое сознание.

Во-вторых, «Новое недовольство мемориальной культурой» наглядно показывает, какие формы коммеморации способствуют лечению национального здоровья. Тем более что после поражения во Второй мировой Германия пережила трагедию разделения и опыт подавления свобод в ГДР. К тому же «политика покаяния» будто бы не распространяется на мигрантов, активно влияющих на облик современной Германии при нынешней глобализации.

И тем не менее центром коммеморации остается тема Холокоста. После книги Алейды Ассман становится понятно почему: «метафизический характер Холокоста не позволяет ему уйти в прошлое; знаменуя собой «цивилизационный разлом», он должен навсегда остаться в памяти».

Теперь о Холокосте говорят как об «учредительном мифе Европы», приравнивая его значение к влиянию Французской революции, которая до недавнего времени «имела статус центрального исторического события, на котором строилась политическая культура Нового времени». Поскольку именно память о Катастрофе является объединяющим цивилизацию ключевым событием, задающим общие культурные рамки для любых исторических трактовок, этических ценностей и новых базовых понятий.

Дмитрий БАВИЛЬСКИЙ, The Art Newspaper Russia, — специально для «Новой»

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow