По официальным данным миграционных властей в России сейчас находятся 878 536 граждан Таджикистана. В год приезжают больше миллиона. И больше миллиона уезжают обратно на родину. Некоторые — в цинковых гробах.
По словам вице-президента движения «Таджикские трудовые мигранты» Каромата Шарипова, только при содействии его организации каждый день в Таджикистан отправляют по 3-4 груза-200: «К нам обращаются родственники умерших, но только те, которые знают о нас». В общей сложности, по информации организации, в России в год погибают больше 1300 таджиков. Про узбеков, киргизов и других «бывших соотечественников» в ТТМ не знают, но ясно, что статистика там не лучше. На данный момент в России находятся около двух миллионов узбеков и около шестисот тысяч киргизов.
Чаще всего трудовые мигранты погибают от производственных травм, но немало и тех, кто становится жертвой преступлений на почве ненависти. По оценке Каромата Шарипова, в год на почве ненависти убивают как минимум 20—30 таджиков, «и это только те случаи, которые проходят через нашу организацию».
Статистикой по погибшим мигрантам толком не занимаются ни посольства стран их происхождения, ни российские правоохранительные органы. Иногда людей безо всякой огласки хоронят на ближайших мусульманских кладбищах из-за сложностей перевозки. Кого-то вообще не находят.
Один из последних громких случаев: житель Москвы Сергей Царев в вагоне метро расстрелял гражданина Таджикистана Сулаймона Саидова из травматического пистолета. Врачи спасли его жизнь. Но пока неизвестно, сможет ли он когда-нибудь видеть правым глазом.
«Новая газета» встретилась с Сулаймоном и его родственником в больнице. Вот их рассказ о жизни, в которой истории вроде той, что случилась в московском метро, — обычное дело.
Сулаймон Саидов,
38 лет, рабочий. Приехал из деревни Васеобод Хатлонской области, Таджикистан:
— В тот вечер вместе с племянником мы спустились в метро на «Тушинской» и поехали домой в «Теплый стан». Я занял одно место из трехместного сиденья в конце вагона и играл в головоломку в телефоне. Племянник стоял рядом. Ему 19 лет, он стеснительный, совсем недавно приехал в Москву, тоже на заработки. Он не то что на русском, даже на таджикском еле говорит. В вагоне было много людей. Не знаю, на какой станции зашел тот пьяный мужик, я его впервые в жизни видел. От него несло перегаром. Вначале он бормотал, потом громко говорил. Задавал моему племяннику разные вопросы. Почему он приехал сюда? Кто разрешил приезжать? Сказал, что ему надо уехать отсюда в свою страну. Я находился рядом и все слышал, но особого значения не придал, попросил племянника не обращать на него внимания.
В голове и не было мысли выйти из вагона. Если бы меня окружили несколько «бритоголовых» и начали себя так вести, я постарался бы пересесть в другой вагон. Я знаю, как они поступают с нами. Но тут я не думал. Я потянул племянника за руку, чтобы он был рядом и особо не нервничал. Мужик не отходил.
Спросил, какой я национальности, я сказал, что таджик. Он посмотрел на меня, как злая собака. Я отвел взгляд. Зачем смотреть на разъяренную собаку? Он был невысокого роста, хилый, в куртке, и все время левой рукой чем-то игрался в кармане.
На Калужской из левого кармана он вытащил пистолет. Мне показалось, что он хочет меня напугать, ударить по голове и убежать. Но вдруг он выстрелил. Я увидел кровь, но ничего не почувствовал. Рукой нащупал рану на левом виске. Потом он во второй раз выстрелил в голову, и только тогда я почувствовал жуткую боль. Я понял, что могу умереть, в панике встал. Боялся за племянника, пускай лучше умру я, чем он. Мой племянник только в прошлом году окончил школу и в жизни еще ничего не успел повидать.
Поезд все это время стоял на станции. После выстрелов все люди вокруг в панике ломанули из вагона, вместе с ними и племянник. Все это произошло настолько быстро, что я не успел прийти в себя. Он еще раз выстрелил, на этот раз в правый глаз. Стоял близко напротив меня, стрелял в упор. Все потемнело, но секунд 5—7 я еще мог видеть. Весь пол, скамейка — все было в крови. Я попытался отобрать пистолет, и в этот момент он еще раз выстрелил, пуля задела живот по касательной. Не помню как, но я отобрал у него пистолет. Двери вагона должны были закрыться, но единственная оставшаяся в поезде женщина закричала и нажала на стоп-кран. После четвертого выстрела он убежал, а пистолет остался у меня.
Я начал терять сознание. Незнакомый парень, русский, подхватил меня за подмышки и донес до скамейки. Вся одежда была в крови. Платком прикрывал глаз. И толпа окружила меня. Подбежали двое полицейских и скрутили мне руки. Я им сказал: «Я не виноват», бросил пистолет на пол. Меня отпустили. Один сотрудник ОМОНа сказал руками не трогать рану, может инфекция попасть. Я попросил вызвать «скорую». Я не знал, где был в это время мой племянник, спросил у сотрудника ОМОНа: «Где человек, который со мной был?» Мой племянник по своей природе пугливый.
«Скорая» меня отвезла в больницу. Мне сразу сделали операцию, мне очень повезло. Один глаз не видит, через две-три недели должны сделать анализ, потом смогу узнать, буду ли видеть правым глазом. Каждый день звоню родным в Таджикистан. О случившемся знают только мои родители, они сильно переживают. Я женат, у меня четверо детей. Своей супруге я не рассказал. Она будет в ужасе. Каждый раз, когда сюда приезжаю на заработки, она с ума сходит.
В Россию я приезжаю уже 13 лет. Русские, с которыми я работал, ко мне всегда хорошо относились. Я знаком и со многими хозяевами квартир, которые ремонтировал, но никто мне никогда не делал ничего дурного. До сих пор многие звонят, предлагают работу, им нравится, как я работаю. Здесь в месяц я зарабатываю примерно 30—40 тысяч рублей. В Таджикистане у меня есть автомобиль «Хюндай Порте». До приезда в Москву я занимался бизнесом, доставлял продукты. Но за машину на родине приходится платить большой налог, поскольку она считается грузовой; когда она ломается, я приезжаю сюда. Я ведь в налоговой не могу сказать, что я не работал, и у меня нет денег.
До этого на меня уже нападали года три назад. Я тогда жил в Ясенево. Вечером пошел в магазин за продуктами. Шел по тротуару, и несколько бомжей перекрыли мне дорогу. Сами без зубов, в грязной одежде, плохо пахнут. Попросил пропустить меня, они сказали, чтобы я их обошел по газону. Один ударил бутылкой по голове. Я упал, они начали избивать меня. Потерял сознание, очнулся через несколько минут. Как рассказала потом уборщица магазина, к которому я шел, меня от них спасла пожилая женщина. Она закричала, легла на меня сверху, и звала на помощь. Те испугались и убежали. Через некоторое время я очнулся и пошел домой. Никуда не обращался, правда, синяки долго отходили. Потом ничего такого не было в моей жизни. Ну, до этого дня.
Дилшод Саидов, двоюродный брат Сулаймона,
41 год, востоковед, учился в Душанбе:
— Все эти дни я хожу в больницу, мой брат дежурит здесь постоянно. Я хорошо знаю Сулаймона, он порядочный человек. Мы хотим это дело довести до конца, хотим, чтобы люди узнали об этом. Если в следующий раз кто-то просто захочет пальнуть, вспомнит, что этого Сергея за такое посадили. И это, может быть, его остановит.
Это не в первый раз происходит с нашей семьей. В 2010 году в ноябре пропал двоюродный брат Сулаймона. Он работал на стройке у метро «Каширская». Вышел за курицей-гриль и не вернулся. Друзья, с которыми он жил, не спали, до утра его прождали. Потом через несколько дней сообщили родным. Я три месяца без перерыва искал его, обзвонил все морги, больницы. Обратился в полицию по району, где он жил, но так и ничего не смог узнать.
Потом мы смирились и помолились за него, как за мертвого. Мы уверены, что он умер, но нам неизвестно, как.
Его звали Жумахон Олимович Галатов, он был 1987 года рождения. У него семья очень бедная, брат с синдромом Дауна. Все заработанные деньги он отправлял домой. А когда он пропал, его отец даже не смог себе позволить приехать сюда. Он звонил мне и плакал. Звонил и звонил.
Али Феруз, специально для «Новой газеты»
P.S. Сергея Царева полиция задержала в день нападения. В отношении него возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст.105 УК РФ — покушение на убийство. Царев арестован на два месяца. По словам адвоката потерпевшего, следствие пока лишь устанавливает отягчающие обстоятельства, к которым может быть отнесен мотив «национальной ненависти и вражды».
