В минувшую субботу, 9 апреля, рано утром в областной больнице имени доктора Гааза УФСИН по Санкт-Петербургу и Ленинградской области скончалась 36-летняя осужденная Оксана С. — онкобольная и ВИЧ-инфицированная. Она стала второй пациенткой больницы за последние дни, кто умер, не дождавшись адекватной своему диагнозу медицинской помощи. Напомним, тремя днями ранее в этой же больнице скончалась 28-летняя осужденная Мария Д. — также онкобольная и ВИЧ-инфицированная.

Судьбы женщин схожи: у обеих диагноз «рак» в последней стадии. Обе на протяжении многих месяцев после определения диагноза так и не получили необходимое лечение — ни химию, ни лучевую терапию. Кроме обезболивающих и кровоостанавливающих лекарств, врачи тюремной больницы им. Гааза ничего им больше дать не могли и признавались в этом на суде, когда еще пациентки были живы. Суд рассматривал вопрос об освобождении онкобольных зечек — тяжелое заболевание входит в правительственный Перечень, который закрепляет заболевания, несовместимые с тюрьмой. На судах по этому вопросу врачи, по сути, выступали в роли адвокатов: просили освободить заключенных для нормального лечения их в онкоцентрах. Про перспективы больных говорили так: «Прогноз для жизни сомнительный, для выздоровления безнадежный» (цитата по протоколу).

У обоих был шанс на «актировку» — то есть освобождение ввиду тяжелых диагнозов. Обе испытывали мучительные боли, кровотечения, не могли ходить. Но обеим в актировке откажут судьи Смольнинского суда Петербурга Алла ТяжловаиЮлия Котенева. А вот Европейский суд по правам человека вынесет по делу Марии Д. и Оксаны С. (еще при их жизни) постановления, требуя от властей РФ оказать осужденным экстренную медицинскую помощь в специализированной клинике, либо отпустить, чтобы они могли лечиться самостоятельно.

Решения ЕСПЧ в Питере никто так и не исполнил. Похороны Марии прошли в эти выходные, Оксану похоронят на этой неделе. У обеих остались несовершеннолетние дети.

И Мария, и Оксана — осужденные за преступления. В разное время были приговорены по ст. 228 УК РФ (незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление наркотиков в крупных размерах). На суде, который рассматривал возможность актировки,

Марии Д. оставалось сидеть 5 лет из 8,2, а получившая свои 4 года Оксана в это время готовилась к УДО (срок у нее истекал в марте 2017-го). Характеристика положительная, без нарушений режима, ни одного взыскания и даже одно поощрение — то есть формально у нее было больше оснований для УДО. Во-первых, она 2/3 срока уже отсидела, во вторых, нет взысканий, наконец, за Оксану ходатайствовал сам начальник тюремной больницы им. Гааза.

О заболевании Оксана узнала в марте 2015 года. Начались сильные боли, ее «поставили на этап» в больницу им Гааза. Ждала этого этапа 3 месяца. Никакого лечения за это время не получала. И только в июле попала в тюремную больницу. С июля по ноябрь — еще 4 месяца — ждала суда по актировке. И тоже никакого лечения за это время. Мотивировка, по которой ее не освободит в итоге на свободу Смольнинский суд, такая же, как и в случае с Марией Д.: «Наличие у осужденного заболевания, включенного в указанный Перечень (утвержденный правительством Перечень заболеваний, препятствующих отбыванию наказания — В.Ч.), не влечет безусловное освобождение его от наказания», а «применение положений статьи 81 УК («Освобождение от наказания в связи с болезнью») является правом, а не обязанностью суда».

Судья Котенева в качестве предлога зацепится за слова врача больницы им. Гааза Чам К. Г., которая скажет на суде, что Оксане предоставлялись обезболивающие лекарства, в состав которых входили наркотические средства. Еще врач имела смелость сказать, что в случае освобождения осужденная, встав на учет в онкодиспансер, также будет получать лекарства, лучше снимающие болевой синдром. Цитирую.

Врача Чам К.Г.: У осужденной крайне тяжелое положение, у нее выявлены болезни, в связи с которыми она не может находиться в местах лишения свободы, потому что у нас нет лекарств, да и в принципе у нее неизлечимые болезни: рак <…> 4 степени, болезнь была выявлена уже по прибытию осужденной в ИК, мы надеялись, что будет хотя бы 3-я степень, но после прохождения всех анализов выяснилось, что уже пошел необратимый эффект, также у осужденной гепатит «С», ВИЧ, ей сложно передвигаться, сейчас она пришла сама в судебное заседание, но вообще ей было предложено, чтобы ее доставили на носилках, у нее постоянные боли, она не может заниматься физической работой, ситуация крайне тяжелая, никто не может сказать, сколько жить осталось осужденной.

Судья: Скажите, осужденная для выздоровления безнадежна?

Врач: Безнадежна.

Судья: Чем вы ее лечите?

Врач: Ей уже лечение не поможет, поддерживаем наркосодержащими препаратами, <…>, которые снимают боль <…>.

Судья: Куда должна будет обратиться осужденная, если ее освободят от наказания?

Врач: В онкодиспансер.

Судья: Там ей могут помочь?

Врач: <…> Могут помочь хоть как-то снять болевой синдром, у нас нет возможности. <…> У нас просто нет препаратов для ее лечения, а у нее идет распад опухоли».

И на основании того, что Оксана С. на свободе будет получать наркосодержащие обезболивающие, судья Котенева и прокурор Найденов Е.Г. в ноябре 2015 года сделают удобный для отказа в освобождении вывод: как только Оксана выйдет на свободу, то вновь начнет употреблять наркотики, в то время как «в условиях изоляции от общества осужденная получает лечение, которое способно облегчить ее страдания».

— Городской суд Петербурга не взял на себя ответственность освободить Оксану, а вернул дело на новое разбирательство в Смольнинский суд, — говорит «Новой газете» адвокат женщины Виталий Черкасов. — Заседание должно было состояться 20 апреля.

— Она просто мучительно умирала, и врачи в больнице им. Гааза не могли ничего сделать. У меня перед глазами их лица — Оксаны и Марии. Нечеловеческие страдания и затухающая надежда, — говорит адвокат Черкасов. Он вместе с коллегой Сергеем Петряковым будет писать, как в случае с Марией Д., жалобу в ЕСПЧ по факту нарушения российскими властями статьи 2 Конвенции («Право на жизнь») и статьи 3 («Бесчеловечное и унижающее достоинство обращение»). А член общественной наблюдательной комиссии по осуществлению общественного контроля за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания Санкт-Петербурга Леонид Агафонов, который и вышел в свое время на больных женщин, то и дело пишет обращения к Уполномоченному по правам человека в городе, сообщая о каждом случае смерти осужденных и прося принять меры по защите остальных и как-то изменить существующую практику препятствования оказанию медицинской помощи.

Комментарии

Что в этой истории самое страшное? Что через отдельно взятый Смолненский суд Сантк-Петербурга проходят десятки других подобных осужденных — онкобольных и ВИЧ-инфицированных, которым Тяжлова, Котенева и их коллеги отказывают в актировке, ставя во главу угла «общественную опасность» контингента и 100% вероятность рецидива. Да и по всей стране таких судей, которые не отпускают умирающих зеков, уйма. Логика судов, как рассказала «Новой газете» член московского ОНК Анна Каретникова, в следующем: якобы умирающие «не исправились».

«Судьи мне говорят: а если мы освободим умирающего, а он выздоровеет и еще какое преступление совершит, как же мы потерпевшим в глаза смотреть будем?», — пересказывает Каретникова.

Статистика ФСИН показывает, что ежегодно в системе исполнения наказаний умирает около 4000 заключенных.

В Москве ситуация вокруг тяжелобольных подследственных и осужденных складывается, по словам Каретниковой, аналогично Петербургу. Так, в женском СИЗО №6 даже нет гинеколога, в то время как у многих подследственных серьезные заболевания: все те же онкология, ВИЧ, гепатит «С».

Анна Каретникова, член московской ОНК:

— Сейчас в СИЗО-6 остро стоит вопрос с двумя женщинами Л. и Д.. У них, предположительно, тоже рак. У одной женщины, 38 лет, которая сидит в «Матроской тишине», — рак с метастазами в мочевой пузырь, четвертая стадия, — рассказывает Каретникова. — И к нам обращаются все новые и новые женщины с болями и кровотечениями, беременные с патологиями. Государственные программы по реабилитации и социальной адаптации наркозависимых мы в ближайшее время вряд ли найдем. Не до того стране. Но гинеколога-то — можно?!

— Сколько примерно в СИЗО Москвы таких больных женщин?

—Невозможно сказать… Нужно постоянно обходить все камеры, привозят ведь новых больных. Врачи правды не скажут. Когда ситуация совсем обостряется, могут сказать начальники: «Помогайте актировать, пока не померли. Статистику испортят. Помогайте, только не шумите». Но чаще, если женщина не обратится сама, если мы не зайдем случайно в камеру или девочки не скажут, куда спешить — можем ничего не узнать.

У члена питерского ОНК Леонида Агафонова тоже нет официальной информации. И все из-за закрытости УФСИН.

Юрист и эксперт фонда «В защиту прав заключенных» Надежда Раднаева, по просьбе «Новой газеты», перечислила основные причины, почему тяжелобольным заключенным так тяжело освободиться.

Надежда Раднаева,
юрист фонда «В защиту прав заключенных»:

— Первая — это закон. Например, у человека 3я стадия рака, а закон предусматривает возможность освобождения только с 4 стадией. Заболевания, указанные в Перечне, самые тяжелые, фактически смертельные. Да и даже со смертельными не отпускают. Да, закон не содержит обязанности освобождать при тяжелой болезни. Но с нашей правозащитной точки зрения, если у человека есть тяжелая болезнь, суд должен только удостовериться, что все процедуры были пройдены в соответствии с законом и освободить человека.

Вторая проблема —занижение стадий и тяжести заболеваний. Как показывает практика, больные, попадая в заключение, «поправляют» свое здоровье. Бывает, что человек 10 лет был инвалидом, а когда попал в тюрьму, с него сняли группу инвалидности, — типа выздоровел.

Третья проблема связана, как это банально ни звучит, с низким уровнем человечности. Не только судей, но и сотрудников, медиков УИС и прокуроров. На мероприятиях, посвященных обсуждению проблем освобождения тяжелобольных, представители государственных ведомств говорят правильные слова о гуманности и человечности и любят переносить всю ответственность за решение вопроса об освобождении больных на судей. Но необходима всеобщая гуманизация процедуры освобождения тяжелобольных, надо расширить Перечень заболеваний, препятствующих содержанию под стражей, регламентировать все сроки в процедуре рассмотрения ходатайства об освобождении тяжелобольного. Например, путем публикации статистики на сайте ФСИН (количество поданных ходатайств; количество освобожденных; количество отказов; число не доживших до освобождения, умерших после отказа в освобождении и др.). И важно решение Пленума Верховного суда по делам об освобождении тяжелобольных заключенных.

В аппарате Уполномоченного по правам человека в Санкт-Петербурге выражают недоумение позицией суда и прокуратуры, отказывающим онкобольным осужденным в освобождении.

Аппарат Уполномоченного по правам человека в Санкт-Петербурге -«Новой газете»:

Количество жалоб на качество оказания медицинской помощи, на неоказание медицинской помощи заключенным, поступающих к Уполномоченному по правам человека в Санкт-Петербурге Александру Шишлову, в последнее время увеличивается (в 2014 г. – 29 обращений, в 2015 г. – 59). Уполномоченный ежегодно инициирует межведомственные совещания по данной проблематике, однако ситуация меняется очень медленно. По данным УФСИН за 2015 год, в подведомственных учреждениях Петербурга и Ленинградской области от онкологических заболеваний скончалось 15 человек, от ВИЧ –5 человек.

7 апреля 2016 г. к Уполномоченному поступило обращение члена ОНК Санкт-Петербурга Л.В.Агафонова по вопросу неоказания должной медицинской помощи трем онкобольным и ВИЧ-инфицированным заключенным женщинам. В тот же день Уполномоченный направил запрос в УФСИН о выполнении обеспечительных мер Европейского Суда по правам человека, назначенных по данным делам. Несмотря на экстренный характер обращения, ответа УФСИН до сих пор не получено. Одна из женщин, о которых ходатайствовал член ОНК, находится в тяжелом состоянии, две – скончались. Эти смертельные случаи свидетельствуют о системных межведомственных проблемах, среди которых следующие:

• Почему заключенных не госпитализируют в «обычные» больницы в тех случаях, когда пенитенциарная медицинская служба надлежащую медицинскую помощь обеспечить не может. Законодательство об охране здоровья предусматривает механизм такой госпитализации в необходимых случаях. Безусловно, существуют трудности межведомственного взаимодействия, нехватка финансовых средств на дорогостоящее лечение, конвоирование и др. Но нужно помнить, что содержание тяжело больного человека в заключении без медицинской помощи равнозначно жестокому обращению.

• Почему суды не удовлетворяют ходатайства об освобождении смертельно больных людей. Согласно УК РФ, суд «может», а не «должен» освободить, т.е. обладает некоторой свободой усмотрения. Но тот факт, что суды отказывают в освобождении, ссылаясь на поведение лица в местах лишения свободы или на тяжесть преступления, тогда как по заключению врача жить человеку осталось считанные недели, вызывает серьезные вопросы. Недоумение вызывает и позиция прокуратуры, возражающей против освобождения в таких случаях.