Этой зимой на пригородной ветке Москва—Петушки окончательно обновился отряд попрошаек. Теперь его элиту составляют хорошо одетые граждане Украины, подтверждающие свой статус паспортами и другими документами, помещенными в прозрачную обложку. Граждане подчеркивают, что на данной территории находятся временно, в настоящее время испытывают некоторые затруднения, ну и так далее. Цыганские женщины, катавшиеся большими группами, юные гармонисты, путано исполнявшие смесь «Калинки» с лезгинкой, скорбные матери неизлечимых детей, взывавшие к черствым жителям Подмосковья «ради Иисуса нашего Господа Христа», — все куда-то подевались.

Наверное, дело не в том, что они проиграли конкуренцию более продвинутым нищим, чьи внешние данные в расистском обществе составляют преимущество. Раньше больше давали, народ жил широко, в Москве и округе было что ловить. Прежние профессионалы ушли, уступая места новым, скорее военным беженцам. Им подают не больше, но принимают без видимого раздражения. Они же «свои, русские люди», охотно признающие этот имперский консенсус, в отличие от тех, кто уехал западнее Донбасса.

В нашем подмосковном поселке стало на порядок меньше разнорабочих из Средней Азии, которую иногда непатриотично называют Центральной, используя термин британского колониализма, дабы дистанцироваться от колониализма советского. В адрес этой группы у нас использовалось собирательное понятие «таджики», хотя среди них было много узбеков, несколько киргизов, пара туркмен и один белуджи.

Около года назад уехал таксист Назар с Памира — кажется, в Штаты к брату, осенью — Сафар из Нурека, помогавший с трудными ремонтами. Фархад из Коканда остался, потому что ехать некуда, настроение ни к черту. Раньше они умудрялись отправлять домой по несколько сотен долларов в месяц, строили на родине дома, обставляли их плоскими телевизорами и заводили по месту работы походно-полевых жен.

После того как Москва начала строить «Русский мир», у них перестало хватать на еду. Теперь их заметно меньше, в поселке опять никто не здоровается и не носит угощение на Ураза-Байрам. Грязная барахолка, по выходным дням толпящаяся вокруг нашей железнодорожной станции, должно быть, радует своих старожилов, — как встарь, кругом «свои, русские люди». Не то что в гибнущей Европе.

Эти перемены столь же поучительны, что и снос торговых павильонов и палаток в Москве. Пестрый безвкусный хаос, утрату которого оплакивала вся прогрессивная общественность, был внешним симптомом органичной глобализации Москвы и ее вхождения в клуб мировых столиц, наводненных людьми разной культурной идентичности. Где благоухал кебаб в лаваше, там обнажалась причастность к общемировым трендам. Выражаясь в терминах русского символизма, родное там встречалось со вселенским, причем самым доступным и очевидным путем. Люди разных цветов и языков долгое время заставляли город прирастать не только количественно, но и качественно. Процесс этот продолжается, его не остановить, но тем симптоматичнее попытки это сделать.

Уже больше года как выгода работы в России снижается не только за счет девальвации рубля, но и при помощи административных рычагов — с 1 января 2015 года право на работу в России для граждан ряда безвизовых стран дает так называемый «патент», который стоит около 4000 рублей в месяц и действует по принципу авансового платежа (т.е. чуть меньше 50 000 рублей в год). Недавно мэр Москвы с гордостью отмечал, что продажа патентов принесла городу в прошлом году больше доходов, чем налоги от офисов сырьевых монополистов. И ведь очевидно, что такой сбор должен был когда-то появиться. Пусть уж схемы будут открыто коммерческими, чем номинально бесплатными, как советское образование и здравоохранение. Только все это как-то не вовремя и в обход здравого смысла. И без того зарплаты сократились как минимум вдвое.

Как и в других традиционных метрополиях, волны российской трудовой миграции спровоцированы отчаянным положением в бывших колониях. Но Украина и раньше поставляла рабочую силу, только теперь прежнюю прагматику обогатила идеология. В отличие от жителей Средней Азии нынешние донбасские беженцы оказались в России, потому что представляли ее «пятую колонну» на Украине. Они — часть «Русского мира», что предполагает определенные притязания. Они сюда не на заработки приехали, но вернулись на символическую Родину. Разумеется, многие будут согласны мести улицы и мешать цемент, но уже на других условиях.

Структура рынка труда, к которой привыкли российские чиновники, изменилась. Коротко говоря, как-то надо учитывать, что на «непрестижных» рабочих местах тоже заняты «свои, русские люди». И обращаться с ними так, как это привыкли делать различные инстанции от рядового полицейского до начальника райотдела ФМС, уже нельзя. А значит, что-то произойдет со стихийным расизмом, пронизывающим все уровни общества и государства.