СюжетыКультура

Високосная политика

За 214 дней до выборов

Этот материал вышел в номере № 37 от 8 апреля 2016
Читать
За 214 дней до выборов
Изображение

Я всегда участвовал в выборах. В СССР у меня, как у всех остальных, не было выхода, а когда — за месяц до эмиграции — он появился, мне показалось стыдно им воспользоваться. Я прекрасно помню, как вечером в нашу разоренную сборами квартиру вошла усталая женщина из домоуправления.

— Вы — последний, кто не проголосовал, — жалобно сказала она без упрека.

— Но потому я и покидаю свою страну, — привычно вскинулся я, — что не хочу участвовать в позорных выборах без выбора.

— Вам-то уже все равно, — хрипло сказала она, — а нас домой не отпускают, пока весь дом не проголосует. У меня — грипп, и сын болеет, и мужа нет. Вы же не Брежневу мстите, а мне.

Не выдержав, я пошел с ней на избирательный участок и в последний раз послушно отдал свой глубоко беспартийный голос не за политбюро, а за простуженную одинокую тетку с больным ребенком. Не думаю, что мой голос пошел на пользу Брежневу, но полагаю, что этот эпизод хотя бы отчасти объясняет мучительный феномен 86 процентов. Если слегка перефразировать Уайльда, то можно сказать: единственный способ отделаться от власти — уступить ей.

Добравшись до страны с настоящими выборами, я тем более не пропускал случая проголосовать, с трудом дождавшись, пока Америка наградила меня этим правом. Зная, как жить без него, я по-прежнему дорожу им, и мне трудно понять тех моих друзей и знакомых, кто не пользуется привилегией, отсутствие которой мешало нам всем жить на родине.

— Идиоты, — говорю я, и тут же, пока не обиделись, тороплюсь напомнить, что древние греки так называли соотечественников, избегающих общественной жизни, попросту говоря — не участвующих в выборах.

— Посуди сам, — возражают мне, — в Америке 100 миллионов избирателей, что может изменить твой голос?

— Может быть, — не позволяю я себя сбить, — для страны и ничего, но для меня он меняет всё. Голосуя, мы приобретаем входной билет в политику. Теперь не только она становится нашим делом, но и мы — ее.

Я знаю, что в это почему-то не все верят, но исход американских выборов зависит только от меня. Лишь мы, рядовые избиратели, решаем, кто будет президентом. Ни ЦРУ, ни Пентагон, ни Белый дом, ни власть, ни деньги, ни Сионские мудрецы не могут изменить этого фундаментального факта.

Собственно, это обстоятельство и делает американскую политику хаотичной и непредсказуемой. Никто никогда не знает наверняка, кто победит на выборах. И никакие опросы не помогают это узнать.

Сужу по себе. В эти дни мне звонят через день. Вкрадчивая интонация, которой пользуются все, кто хочет у вас отобрать деньги или время, выдает намерения человека в трубке. Покупаясь, я соглашаюсь уделить минуту и поделиться мнением. Но это решение заманивает в ловушку. Вопросы множатся, ветвятся, усложняются и ставят в тупик. Они требуют выбрать одно из двух, не оставляя места для бесконечных оговорок, которые, собственно, и отличают нас от компьютеров. Не удивительно, что полчаса спустя, повесив трубку в полном изнеможении, я обещаю себе больше не попадаться.

Таких, конечно, большинство. И это значит, что средний статистический избиратель отнюдь не такой уж средний. Зато он точно избиратель, ибо только тот, кто твердо знает, чего хочет от следующего президента, готов об этом говорить сколько угодно и с кем попало, включая анонимный голос из телефона. Впрочем, даже таким, упертым, нельзя верить на слово.

Согласно опросам, написано в учебниках по рекламе, 80% потребителей пьют диетическое пиво, на самом деле таких только 20%, а остальные хотят казаться лучше, чем они есть.

Это относится и к политике. Мы не говорим всей правды еще и потому, что сами ее не знаем. Обычно электорат делится на три части. Две партийные, и одна — независимая, которая чаще всего решает исход выборов. Те, кто колеблется до последней минуты, — самые важные избиратели, но как раз они реже всего участвуют в опросах.

Поскольку выборы неизбежно преподносят сюрпризы, они стали любимым спортом Америки. Нет другой демократической страны, где бы жителям так часто приходилось голосовать, но не верьте, если вам на это жалуются. В Америке любят свою политику, даже — нет, особенно — когда ее поносят.

Сужу по себе. Мне предстоит жить в США при восьмом президенте, и за сорок лет я привык к високосному безумству и полюбил его. Ведь выборы не исчерпываются выбором. Помимо очевидной, они играют и другие роли.

Во-первых, это — своего рода олимпийские игры. В обычное время мало кто станет прыгать с шестом или с трамплина, или даже смотреть, как это делают другие. Но каждый четвертый год мы все становимся знатоками и критиками экзотических занятий вроде подсчетов партийных делегатов, устройства праймериз и правил кокусов. Как олимпиады, выборы выбивают из колеи, но не перемирием, как было у греков, а сражениями, как это происходит у американцев. Дух агона, впрочем, тот же. Ожесточенность политических схваток — залог искренности и уступка азарту. Демократия всегда была отчаянным делом — уже потому, что в идеале она призвана заменять войны и предотвращать революцию. Мне могут возразить, что на свою олимпиаду американцы не зовут посторонних, но как раз об этом многие жалеют.

— Если Америка, — иронизируют европейцы, — принимает решения, которые отражаются и на их судьбе, то жители других стран тоже должны выбирать американского президента.

Во-вторых, процедура выборов напоминает вскрытие консервной банки, причем без этикетки. Такие хранились у моего школьного приятеля. Когда его запасливых родителей не было дома, мы, устраивая пиры во время прогулянных уроков, вскрывали банки наугад, чтобы обнаружить в одних красную икру, а в других — баклажанную. Орудуя консервным ножом прессы, выборы снимают притертую за четыре года крышку и проветривают содержимое. Это неаппетитная, но необходимая из гигиенических соображений операция.

В-третьих, выборы делают рентгеновский снимок общества в целом и его наиболее заметных представителей в частности. О себе мы узнаем много, но уж о кандидатах — всё, не исключая подноготной. Жестокое искусство насильного стриптиза — узаконенная традицией проверка претендента «на вшивость». Поэтому пока одни лицемерно жалуются на бесцеремонность политической борьбы, другие науськивают соперников, считая, что в Белом доме победителю все равно придется труднее, чем на пути к нему.

Все это — спортивный темперамент демократии, усилия «разгребателей грязи» и глубинная фотография страны — позволяет представить Америку такой, какой она сегодня видится каждому избирателю, например — мне. Не смея говорить за всех, не прикидываясь экспертом, не зная нюансов, я подхожу лишь тем, что не слишком отличаюсь от остальных.

Обычный избиратель с прохладцей относится к политике и горячо интересуется ею лишь раз в четыре года. Любя и ценя свою страну, он не слишком доверяет ее правительству. Жертвуя досугом, он с меньшим терпением выслушивает предвыборные обещания и с большим — перепалки кандидатов. Твердо зная, что ни один из них не отвечает идеалу, он готов выбирать из двух зол. Понимая все несовершенство демократии, он отлично знает о ее преимуществах. Самое незаменимое — право на ошибку.

И опять я сужу по себе. Мой опыт избирателя отнюдь не так бесспорен, как мне казалось еще недавно. Ход событий внушил сомнения в правоте. Так, я теперь со стыдом раскаиваюсь, что не голосовал за Рейгана. Сегодня мне кажется, что с его ковбойской прямотой и решительностью он мог бы лучше сдерживать мир на пороге холодной войны, не давая его переступить. Однако не только мне, а всем избирателям свойственно ошибаться. И надежность уже многовековой политической системы зависит от способности Америки исправлять ошибки — свои и наши.

На моей памяти это никогда не было так важно, потому что сегодня борьбу за Белый дом ведет самый неподходящий претендент за всю американскую историю.

Но о вопиющем кандидате многострадальной Республиканской партии Дональде Трампе мы поговорим в следующий раз.

Нью-Йорк Продолжение следует

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow