Режиссер и сценарист Жан-Поль Раппно («Сирано де Бержерак», Мерзавец», «Великолепный» ), в чьих фильмах собран весь цвет «кинофранции»: Катрин Денев, Пьер Брассер, Жюльет Бинош, Филипп Нуаре, Ив Монтан, Жаклин Биссет, Изабель Аджани, Жерар Депардье, Венсан Перес, — рассказал «Новой» о доме, патриотизме и своем новом фильме.
— Встреча с родиной, домом детства для героя вашего фильма успешно работающего в Шанхае бизнесмена Варена (Матье Амальрик) похожа на землетрясение.Имеют ли понятия «родина» и «патриотизм» какое-то значение для французов сегодня?
— Разумеется, эти понятия сильны в сердцах моих соотечественников. Вчера вечером я как раз читал дискуссию Алена Жуппена и Алена Финкелькраута. Жуппен — правый политик, который собирается бороться за президентство на следующих выборах. А Финкелькраут — философ, эссеист. И очень интересно наблюдать этот контраст взглядов. Жуппен — из консервативной патриархальной французской семьи, у Финкелькраута. — польские родители. Так вот, иностранец по происхождению более патриотичен, всерьез заботится о национальных ценностях. И ведь именно он вместе с другими интеллектуалами выступил с открытым письмом в защиту светскости Пятой республики. Сегодня особенно остро встает вопрос самоидентификации, когда иностранные иммигранты и беженцы со всего мира прибывают во Францию. Какие могут быть последствия? Как к ним относиться? Какова концепция французской идентичности? Все эти размышления для меня не умозрительны. От их решения зависит будущее страны и Европы. Я сделал фильм о пути на родину человека, давно покинувшего свою страну. Вроде бы отлично прижившегося заграницей, организовавшего свою жизнь. И теперь он вернулся к источнику, к корням и к тому, что во Франции называется «profound» — старые близкие друзья.
— Это автобиографическая история? Во всяком случае, провинциальный городок, который вы создали на экране — похож на город вашего детства?
— Да, я родился, как вы сказали, «в провинции». Не очень далеко от Парижа, но это не Париж, а уже Бургундия. Первые 18 лет жизни я провел в маленьком городе Осере. Потом переехал в Париж. Нас было «три мушкетера». Один стал мэром, другой — министром, третий — риэлтором, как один из герой Жиля Леллуша. А я, как Д’Артаньян, — режиссером. Многие мои друзья, актеры, режиссеры, например, Алан Кавалье, говорили мне: «Почему бы тебе не сделать фильм про свою «родину», про вашу семью, дом?» Я отвечал: «А кому это интересно?» Меня привлекали более острые, драматические, более зрительские истории. Последний проект, сложный, высокобюджетный, над которым я работал несколько лет, снимался в Средней Азии. Но в результате мы так и не смогли собрать для него бюджет. Пришлось съемки отложить. Это было болезненное приключение для меня. Я едва не погрузился в депрессию. И когда вышел из этой истории, все время думал: «Почему?» Тогда я решил начать работу над менее амбициозным, зато более личным проектом. Я хотел простой истории. И вот однажды ночью подумалось: «А ведь этой «простой историей» могла бы стать история моего города. История моего дома, которого больше не существует. Соседи все уехали. Товарищей детства разметало по миру. Город неузнаваемо изменился». Боже мой, эта история знакома чуть ли не каждому! Я решил: мой сюжет будет о человеке, возвращающемся к корням, к источнику, погружающемся в пространство, которого больше не существует. Но оно все же где-то есть.
— У вас снимались выдающиеся актеры, к которым я безусловно отношу и Матье Амальрика. Как вам работалось?
— Я полюбил его именно как актера, восхищался его работами в кино. Но он не обычный актер. Он снял несколько фильмов. К нему охотно идут работать известные актеры. Впрочем, дело не в авторитете. Вы чувствуете в нем серьезный потенциал. Он постоянно размышляет, внутренне наполнен. Я вообще старался никогда не снимать средних коммерческих актеров, которых можно попросить «изобразить» ярость, печаль или радость. Мне всегда нужен соавтор. А в этом случае мне нужно было, чтобы Матье, оставаясь самим собой, превратился в мое альтер-эго. Блудного сына, который возвращается домой. Эта история должна была стать и моей историей, но в то же время мне нужна была яркая личность, включённая в это внутреннее движение — к себе. Вы смотрите на него, сосредоточенного на своих мыслях, и вам с ним интересно. Когда наш герой рассматривает старые стены, дотрагивается до трещин — у другого актера это был бы просто взгляд. У Амальрика — взгляд проникает сквозь стены, предметы. Это взгляд человека погруженного в свои переживания. Я уже теперь и не знаю… в мои переживания?
Штука в том, что он не только умный парень, но редко трудолюбивый. Если бы вы видели, как он готовится к роли! У него всегда был с собой сценарий, где он делал кучу заметок. Каждая реплика, сцена — расписаны досконально, как ноты, снабжены комментариями. Он уже создал фильм в своей голове к моменту, когда мы начали снимать. Мне только и оставалось сказать: «Матье, съемка!». «Спасибо, Матье, очень хорошо!»
— Как вы работаете с актерами? Вы предварительно репетируете?
— Суть в том, что я учусь в процессе работы, нередко меняю методы. Правда, во всех моих фильмах все изначально продумано, «спроектировано». Мы полагаемся на сценарий, но всегда прислушиваемся к предложениям актера. Вместе с моей помощницей еще перед съемками сидим, и я «разыгрываю» каждую сцену. Отрабатываем диалоги. Естественно ли они звучат? Не слишком ли эта реплика бравурна? Гармонична действию? Всё должно быть протестировано мной. Поэтому очень редко на съемке что-то не складывается. Актерам комфортно в их ролях.
— А если бы у вас был шанс экранизировать что-то из русской литературы, что бы вы выбрали?
— Я старомоден. Я поклонник Чехова. Безусловно, самое притягательное произведение «Дядя Ваня», которое неоднократно экранизировалось не только в России, но и британскими, шведскими, французскими режиссерами. Интересной была работа Луи Маля с роскошной Джулианной Мур — Еленой. Но я бы все сделал по-своему. Даже знаю как. Я заново построил бы сценарий этой фантастической пьесы. Меня волнует мысль о том, что все эти милейшие люди уничтожили свой дом. Как это похоже на уничтожение вишневого сада! В Чехове есть нечто важное и больное, что не устаревает, волнует, касается всех нас. Знаете, почему во Франции так любят ставить Чехова? В нашем театре, вдохновленном традициями классицизма и водевиля — слишком много механического, предсказуемого. Чехов — один из немногих авторов, кто позволяет привнести больше глубины, ощущения живой жизни и правды в нашу театральную традицию.
— Дом — один из персонажей вашего фильма.
— Мне хотелось рассказать о месте, из которого мы произрастаем. Без которого мы — ничто. Думаю, что вся моя жизнь, характер, профессия, вкусы и пристрастия — все сформировано этими 18 годами жизни в Осере на берегу реки Йонна. Там, в этих комнатах, проходах, на ступеньках лестницы все было заложено, мой выбор, драмы, счастье, любовь. Все, что произошло со мной за долгие годы жизни. Там я встретил Вторую Мировую войну. Видел как браться ссорились. Мама кричала. Как мы все веселились на рождество. Весь мой мир был в этих нескольких комнатах.
— Сегодня и Париж, и провинция не столько спокойны и умиротворены, как в вашем детстве. Дом уже не является защитой от страхов, натиска неуправляемого мира?
— Не знаю. Но думаю, что лишенные дома люди, как оторвавшиеся от земли снаряды, средства поражения — могут рухнуть в любом месте. В любой стране. И тогда вас не спасут никакие «стены» и границы.
