Наталья Семак крутится у плиты на крохотной кухне с облупленными стенами, уставленной парой десятков горшков с фиалками, и повторяет рефреном: «Это ж надо — «Реализовывала преступный умысел»!» Это она о себе. Наталье, если ее «преступление» будет доказано, грозит до 6 лет лишения свободы по статье 159 УК РФ ч. 3 за «мошенничество, совершенное лицом в крупном размере». Рядом за кухонным столом сидит ее подруга — Евгения Теряева, которая хоть и не попала под «уголовку» (что странно, учитывая абсолютную идентичность их историй), но пенсии по «потере кормильца» уже лишилась. И без всякого суда теперь с нее списывают 626 тысяч якобы незаконно полученных рублей. С Натальи списали пока 123 тысячи.
А история «преступных» пенсий такова. Обе вдовы оформили пенсию по «потере кормильца», когда им исполнилось по 50 лет, — в 2011‑м. Обе в то время служили в одной воинской части связистками. По закону, вдовы военнослужащих, погибших при исполнении служебных обязанностей, относятся к льготной категории, и поэтому эта пенсия назначается им на 5 лет раньше, чем «штатским» вдовам. Военкомат эти пенсии назначил без заминки, деньги, хоть и невеликие: Наталье — 6 тысяч, а Евгении — 10, женщины стали получать, как и все вдовы этого возраста, в их воинской части. В ноябре прошлого года выплаты резко уменьшились, и Наталья Семак сама обратилась в военную прокуратуру, чтобы выяснить, что произошло. Ей объяснили, что она, как и Евгения, получала пенсию, на которую якобы не имела права, и теперь деньги идут на погашение долга Родине. В качестве «бонуса» она получила уголовное дело о мошенничестве. С Евгении Теряевой по решению ведомства просто милостиво стали списывать «долг».
Незаконность военкомат объяснил женщинам тем, что получать такую пенсию не положено, если находишься на военной службе. Они тогда здорово удивились, потому что остальные вдовы, их сослуживицы, пенсии благополучно получали, оставаясь в строю.
Абсурд дела Евгении Теряевой и Натальи Семак вызывает оторопь: военкомат подает в суд на первую вдову за то, что она получала несколько лет пенсию, назначенную самим военкоматом! А из копии постановления военно-следственного отдела по Нижегородскому гарнизону в отношении второй вдовы следует и вовсе феерическое обвинение в том, что… «в ноябре 2011 года у Семак возник преступный умысел на противоправное хищение бюджетных средств. Так, 3 ноября 2011 года Семак, будучи военнослужащей по контракту, обратилась в отдел военного комиссариата Нижегородской области по вопросу назначения ей пенсии по случаю потери кормильца, в тот же день Семак, продолжая реализовывать свой преступный умысел, действуя из корыстной заинтересованности, заполнила заявление о назначении пенсии…» Абсурд удваивается, когда выясняется, что Наталью обвиняют в том, что она не только получала пенсию, которую не сама себе назначила, а и в том, что скрыла от военкомата, что служит в части!
Мы просидим на кухне часа четыре. И, честное слово, если бы можно было опубликовать полную расшифровку нашего разговора, то я сделала бы это исключительно для Министерства обороны РФ, персонально для Сергея Кужугетовича Шойгу, чтобы было окончательно и исчерпывающе понятно, с кем судится его ведомство на предмет хищений в крупном размере.
Теперь по порядку.
Обвиняемая по уголовному делу Наталья Семак, 54 года. Овдовела 20 лет назад. Вырастила пятерых дочерей. На пенсии.
«Мы с ним встретились на свадьбе его двоюродной сестры. Он был младше на пять лет. Я на него внимания не обратила сначала. Но потом мы на этой свадьбе всю ночь проговорили, и я поняла, что он очень взрослый. Любовь была несусветная. В 87‑м мы поженились. Потом народились детки, он очень мальчика хотел, а все девчонки рождались. Ему даже в роддоме, когда последняя родилась, Аня, не сказали, кто родился: «Иди, жена скажет». И вот я помню, он подошел к окну. Я говорю шепотом: «Девочка». Он, бедный, пытается улыбнуться, а не получается. А потом он на нее надышаться не мог. Один раз за всю нашу жизнь детей отшлепал. Они расшалились, скакали на диване, а за стеной соседка все время жаловалась, что дети шумят. Он пару раз шикнул на них, а потом не выдержал — подошел и шлепнул всех по попке. Девчонки обомлели. А через пять минут уже вернулся — всех поцеловал: «Извините, простите».
…Нет у меня наших общих фотографий. Есть только свадьба и похороны, как-то не до фотографий было.
Как погиб? В те годы с работой плохо было, а нас семеро. Сначала мы в Ростове на вертолетном заводе работали, потом в деревню переехали — в колхоз. А потом уже в Нижний, он контрактником в армию пошел. Был водителем в учебном центре. Мне рассказывали, что отправили его в другую воинскую часть, а там попросили отвезти пьяного солдатика. Так он в кабине у Алексея оказался. А когда машину стали разгружать, этот солдат какой-то рычаг нажал, и «Урал» тронулся. Алешу и еще двоих кузовом насмерть придавило. Он умер в реанимации. Ему было 29 лет.
Старшей моей девочке тогда 12 было, а младшей — 2 годика. Жили мы в одной квартире с отцом: он в одной комнате с новой семьей, мы вшестером в другой. Год после гибели мужа помню плохо. Жила как в тумане, на автомате.
Пенсию, которую девочкам назначили за отца нам тогда, в конце 90‑х, хватало дней на десять. А на работу меня не брали никуда: зачем, мол, нам многодетная мать? У нее ж одни больничные будут.
А потом в 2000‑м вышел указ, что воинские части могут брать на службу вдов. Я сразу пошла. Сначала была геодезистом, потом связисткой. Помню, у младшей поднялась температура — 40,6, а мне в часть надо. Руки трясутся, а идти надо — нам говорили: «Не появиться на построении можно по одной уважительной причине… по причине смерти». Я ей укол, «тройчатку» сделала, вижу: испарина появилась — значит, снижается температура, и бегом в часть.
У меня первые 10 лет, пока служила, даже гражданской одежды не было: не на что купить было. Везде в форме ходила, даже на родительские собрания. Вечером приду домой, сяду на кухне, берцы с ног сниму, а дальше раздеваться нет сил. Девчонки походят вокруг, и так осторожненько: «Мам, ноги пахнут». А я ж по 12 часов берцы не снимала.
Но мы дружно жили. И всем детям я образование дала. Они меня не подводили. А замуж почему больше не вышла? А кто моих девочек так, как наш папа, любил бы? А никто. Квартиру эту четырехкомнатную нам 10 лет назад дали.
Два года назад я уволилась из армии. Пенсия у меня — 13 тысяч. Пенсия за мужа — 9 тысяч. Была…
Ответчица по гражданскому иску Евгения Теряева, 54 года, овдовела 20 лет назад. Вырастила двоих дочерей. Военнослужащая.
«Я с Сергеем в девятом классе познакомилась. Мы с детства были вместе. После военного училища уехали служить в Ашхабад, в 93‑м приехали сюда, в Нижний.
Как жили? Как все. Снимали квартиру, дочерей растили. Я по Сережиной спине могла понять, какое у него настроение, это если про наши чувства рассказывать.
А в Чечню — это не служба, а командировка была. Я несколько раз с ним по телефону разговаривала за эти три месяца. Он как-то сказал: «Не плачь, когда ты плачешь, я все здесь чувствую». А в день его гибели я в детский садик на работу шла, нянечкой работала. Еле доплелась. Девочки пульс померили, а он за 130. И дурно мне так, ноги подкашиваются. Это 16 апреля было. В это время колонну, в которой был мой муж, чеченцы расстреливали. (Расстрел колонны 245‑го мотострелкового полка — один из самых трагических и кровопролитных эпизодов первой чеченской войны. Колонна была практически полностью уничтожена боевиками Хаттаба. — Н. Ч. ).
А потом приехала я на опознание в Ростов. Напоили таблетками, я отупела. Руками, ногами двигать не могу. Сначала картинки с его останками показывали на компьютере. А потом в морге. Вы представляете танк? Вот муж лежал под ним, уткнувшись в землю, сгоревший. Я его узнала по обгоревшим усам, и верхнего резца у него не было.
Ну вот, похоронили его. Вернулись в съемную квартиру.
Когда Сережи не стало, у меня жизнь кончилась. Я месяцами на кровати лежала не вставая. Мои девочки сами готовить научились, младшей три года было. Они трогали меня за плечо: «Мам, поешь», и тарелку мне давали в руки. Они меня спасли.
А потом как-то позвонили из военкомата и сказали: «Зайдите, вам расписаться за получение надо». Чего получать, не сказали. Я пришла, а мне коробочку дают, а в ней Сережин орден Мужества. Я расписываться отказалась. Он погиб, а мне орден как подачку суют. Я к командиру части пошла, он меня понял, и орден мне перед строем вручили.
На то время был губернатором Немцов, и решили выделить вдовам квартиры. Я сейчас в этой двухкомнатной с дочерью и ее семьей живу.
Спустя несколько лет вышел указ, что можно призывать вдов на службу, я сразу пошла. 16 лет служу связисткой. Пока не уволилась.
Я вам принесла показать, что от Сережи осталось. Вот три письма он оттуда прислал. А это Книга памяти, в ней глава о нем».
Хроника «преступления»
О том, что пенсия за мужа станет вторым по силе стрессом после его смерти, Наталья и предположить не могла. Она пытается шутить: «Если так дело пойдет, 55‑летний юбилей в СИЗО отмечу». И еще она, рассказывая об этом деле, будто пытается оправдаться. В чем, ей и самой непонятно.
«Когда исполнилось 50, наши девочки в части сказали: «Ты чего сидишь, тебе положено». Я пришла в военкомат. Написала заявление от руки. Его приняли, а потом перезвонили и попросили еще раз прийти переписать. Дали уже отпечатанный бланк. А знаете, как бланки оформляют, — все мелким шрифтом, и только места для подписи. Говорят: «Распишитесь — здесь, здесь и здесь». Я около одного пункта как-то запнулась. Там было написано, что если у вас изменятся обстоятельства жизни — это если я замуж выйду, или вы будете призваны на воинскую службу, — то обязаны сообщить об этом. Но мне сказали, что я ничего сообщать отдельно не должна, этот пункт касается детей вдов, которые получают пенсию по потере кормильца. Они, если, допустим, идут в военное или суворовское училища, попадают на полное довольствие, поэтому пенсия им не положена.
Я и расписалась под этим пунктом, что, мол, согласна сообщить, если обстоятельства изменятся.
Получала эту пенсию почти четыре года, а в прошлом ноябре мне стали приходить какие-то совсем маленькие деньги.
Наталья обратилась в Нижегородскую военную прокуратуру, ее принял помощник прокурора Эдуард Николаевич Качурин и заверил, что произошло «самоуправство», потому что если что-то и поменялось в законодательстве, то должны были прекратить выплачивать пенсию, но не высчитывать ее. Наталья выдохнула, но спустя неделю прокурор Качурин вызвал ее к себе и показал ее заявление с подписью, где она заверяла пункт о необходимости заявлять, если устроится на военную службу. «Вы ввели военкомат в заблуждение, не сообщили, что служите, мы будем возбуждать уголовное дело», — сказал прокурор и слово сдержал.
После этого Наталья Семак позвонила в фонд «Право матери».
# «Мы с таким вопиющим делом еще не сталкивались»
Денис Шедов, юрист фонда по социальным делам:
— Нижегородский военкомат неправильно трактует положение закона. Они распространяют ограничения для лиц, которые получают пенсию по выслуге лет, на тех, кто получает пенсию по потере кормильца. Это разные категории получателей. В 2013 году был похожий прецедент. Пенсионер, сам бывший военный и одновременно отец погибшего военнослужащего, претендовал на пенсию по выслуге лет и на пенсию по потере кормильца. Ему тоже отказали. Фонд «Право матери» дошел до Верховного суда и выиграл дело.
У фонда есть аналогичные судебные победы в Псковской, Челябинской, Калужской и других областях. В 2014 году по делу вдовы Ларисы Рабченюк мы получили очень внятное определение Ленинградского окружного военного суда, из которого следует буквально следующее:
Статус пенсии по случаю потери кормильца, которая предоставляется, как это следует из статьи 2 Федерального закона «О государственном пенсионном обеспечении в Российской Федерации», предусматривает в качестве условия для назначения этой пенсии лишь достижение определенного возраста.
Таким образом, по достижении 50‑летнего возраста у вдовы возникло право на получение пенсии по случаю потери кормильца, независимо от прохождения службы (выделено мною. — Н. Ч. )».
Надежда Кузина, юрист фонда по уголовным делам:
— Это удивительное по цинизму дело. Получается, что военкомат не в состоянии освоить мысль, что эти пенсии женщины получали правомерно, и поэтому хочет запугать Наталью Семак уголовным делом? По закону, даже если бы военкомат совершил ошибку в назначении пенсии, ответственность за это назначение лежала бы на начальнике центра социального обеспечения военкомата Разумейко и юристе военкомата. Правило, что, если ошиблось ведомство, вычитать за ошибку полагается с ведомства, — никто не отменял.
Парадоксально, но у Теряевой уже есть на руках решение суда, что она имеет право на получение пенсии по потере кормильца, да еще и в повышенном размере. В этом скандальном деле фонд принимал участие в 2013 году, рассматривались дела 13 семей погибших, в том числе и вдовы Теряевой. Тогда г‑н Разумейко на судебном процессе договорился до того, что «обвинил» командира боевой части в мошенничестве. Мы тогда обращались в правоохранительные органы, чтобы привлечь Разумейко за клевету (и признаки клеветы, согласно полученному нами ответу, в выступлении Разумейко были усмотрены). Но он остался работать в прежней должности. И теперь удерживает деньги с Теряевой, не выполняя решение суда о назначении повышенной пенсии.
Что касается возбуждения уголовного дела по факту мошенничества, то оно вообще не выдерживает никакой критики уже хотя бы потому, что нет состава преступления в самом факте получения пенсии — она законна (выделено мною. — Н. Ч. ). Нижегородская военная прокуратура и военно-следственный комитет мыслят следующим образом: так как Семак не сообщила, что она военнослужащая, то она имела умысел на преступное деяние. Совершила заведомый обман. Даже если принять эту логику, совершенно непонятно, как может совершить заведомый обман человек, который представляет все документы, которые требует военкомат, приходит к ним в военной форме, ежегодно приносит справки, чтобы получать эту пенсию? Личные дела всех военнослужащих проходят через военкомат. Они прекрасно знали, что Семак военнослужащая, хотя это к делу о пенсии вообще никакого отношения не имеет.
Я попыталась получить комментарий от Нижегородского военкомата. Дежурный, узнав, что перед ним журналист, после секундного замешательства сообщил: «Военком в командировке. Когда появится — неизвестно. Напишите в обращении, что вам нужно». Написанное на подоконнике военкомата обращение он отнес, чтобы «снять копию». Копию снимали минут 20. За это время я успела рассмотреть в окно автостоянку военкомата. Глянцевый внедорожник BMW с красивым номером (номер я срисовала) и георгиевской ленточкой смотрел на меня в упор. А тут и дежурный окликнул: «Сказали, что все обращения надо писать в пресс-службу округа».
Держать удар
Наташа раскатывает на кухонном столе тесто, а Женя вспоминает, как они познакомились. Увиделись на построении, и Женя сказала: «Ну и Семак…», а Наташа не поняла, по какому поводу эмоции. Женя пояснит: «Мне как сказали, что у тебя пять девочек, так я и обалдела».
И все-таки Наташа расплачется: «Я на допросе чувствовала себя, будто я ворюга из ворюг. Унизили, мужа полощут, дети звонят: «Мам, что случилось?» А я им объяснить ничего не могу. Мы на эти деньги жили и детей растили… Они думали, что мы лохушки, серые мышки, с нас деньги спишут, а мы все стерпим. Я еще могу удар держать, а Женя вообще нет».
Коробочка с номером, в которой лежит орден Мужества Сергея Теряева, — из серого картона. Непарадная коробочка. А орден красивый. Женя его достает несколько раз в году.
Я думаю, что власти значительно проще наделать красивых орденов, чем выстроить незыблемую систему гарантий семьям военнослужащих. Проще, чем научить сотрудников военкоматов, заработавших на непыльной тыловой работе на дорогую машину, — разговаривать с вдовами так, чтобы не унижать подозрениями. Проще, чем заставить выучить военных прокуроров закон, а не заниматься собственными трактовками.
Вообще, очень просто посылать военных выполнять любой приказ, прикрываясь лозунгом, что «Родина подвиг не забудет». Забудет — лозунги «срама не имут».
Через день Наташа позвонит и попросит, чтобы в заметке не было подробностей про нынешнюю жизнь и работу их детей. Они с Женей боятся, что упоминание в газете как-то навредит им. Потому что заметка ведь про уголовное дело.
P.S. Пятого апреля, завтра, в Ленинском районном суде Нижнего Новгорода будет слушаться дело Евгении Теряевой.
P.P.S. 31 марта Наталью Семак второй раз вызывали к следователю. Допрос вдовы длился 7 часов.
