Одним из таких островков в застойных водах восьмидесятых был приход о. Александра Меня, где среди прочих тогда обитало туземное племя московской интеллигенции. Люди, многие из которых сочетали в себе живую веру и глубокое образование. По тем временам это было непривычно, равно как и высшая человеческая оценка, которую о. Александр давал иным из своих прихожан: «Дело знает!»

Но даже на этом фоне Катя выделялась ярким общественным темпераментом. Это ломало еще один стереотип: за годы безвременья в нашем сознании прочно укоренилось представление, что общественный активист — это, как правило, человек поверхностный, а напряженные духовные поиски непременно требуют отрешенности от мирской суеты.

В те годы Катя вела борьбу на два фронта: со светской и церковной бюрократией. Приход о. Александра был всегда под подозрением как еретический, якобы собирающий под церковными сводами антисоветчиков и диссидентов. Доносы регулярно поступали в КГБ и в руководство РПЦ. Катя неустанно доказывала в высоких церковных инстанциях беспочвенность наветов. А еще вела битву за Библиотеку иностранной литературы, в которой возглавляла совет трудового коллектива. В обоих случаях победа осталась за ней. Приход о. Александра Меня жил и привлекал паству вплоть до его мученической смерти, а Библиотеку иностранной литературы Катя вскоре была вынуждена возглавить.

Слово «вынуждена» — не фигура речи. Решение далось ей непросто. С благословения того же о. Александра. Катя так передавала их судьбоносный для нее диалог:

— Я чувствую в себе призвание филолога, мечтаю продолжать исследования и писать книги, а руководство библиотекой будет лишь помехой писательскому труду.

— Ты что, Лев Толстой?

— Но где найти силы для того, чтобы нести такое бремя?

— Не беспокойся, силы найдутся. Бог даст!

И силы, действительно, были даны. Как на собственное творчество, так и на сложнейшую работу, которая быстро вышла за рамки только библиотеки, охватив страну, ближнее и дальнее зарубежье.

Вскоре хлынули невероятные перемены, в потоке которых деятельность Екатерины Юрьевны набирала обороты, приобретая, можно сказать, государственный масштаб. Проектов было множество, и все они неизменно решали две первостепенные задачи: обеспечивать открытость культурного пространства России, уберегая ее от патриархального изоляционизма, и нести просвещение в провинцию. Обе задачи тесно переплетались в деятельности, созданного Гениевой Института толерантности, филиалы которого открывались в разных концах страны. Она без устали организовывала культурные десанты в глубинку, привлекая известных писателей и кинематографистов, ученых и педагогов. И при необычайной загруженности этих людей ей никто не мог отказать.

Догадываюсь — это происходило потому, что они понимали: Екатерина Юрьевна выполняет в культуре важнейшую миссию. Причина отзывчивости не в творческом честолюбии, тут — другие мотивы: осознание культуры как главного ресурса, дающего шанс на возрождение страны; вера в результат кропотливой работы на этом поле. «Культуру и свободу, — как писал Томас Венцлова, — практически нельзя уничтожить. Они находят обходные пути, десятилетиями скрываются, эмигрируют, идут в лагеря, но всегда воскресают, и справиться с этим невозможно…» Катю такая уверенность никогда не покидала.

На всех этапах своего служения она оставалась мужественным бойцом. Выдержки и смелости ей было не занимать.

Разгар первой чеченской войны. В один из дней читальный зал Библиотеки заполняют молодые «лица кавказской национальности». Перепуганные сотрудники охраны требуют от директора вызвать спецслужбы. Гениева выдерживает паузу. Довольно скоро выясняется: чеченские студенты пришли готовиться к сессии. Легко представить себе, какой мощный заряд ксенофобии получили бы эти ребята, прояви она понятную в тех условиях бдительность.

Нет, толерантность не была для нее умозрительным понятием. Очередной десант в провинцию, открытие филиала Института толерантности. Местные борцы с «гейропой» и «толерастами» заранее предупреждены. Вооружившись плакатами, и не только ими, крепкие парни в камуфляже с руническими знаками перегораживают трассу, горя желанием дать отпор пятой колонне. И она появляется перед ними в лице интеллигентной женщины, быстро выяснившей в разговоре, что никто из борцов за духовную чистоту нации понятия не имеет о целях и смыслах деятельности, открывающегося на базе местной библиотеки филиала Института толерантности. Парней, как водится, подогрели, настроили и бросили в бой. Пикетчики освобождают путь, но «на прощанье» один из них наступает Кате на ногу. К вечеру нога распухает. У того трусливого подонка единственным аргументом в споре с женщиной был гвоздь в подошве сапога.

Когда внизу власть тьмы, а наверху тьма власти, человеку культуры неизбежно приходится держать круговую оборону. Один из самых дорогих для Кати проектов — создание во внутреннем дворике Библиотеки иностранной литературы своеобразного пантеона тех людей, которым человечество обязано своим просветлением. Среди них: Данте, Папа Иоанн Павел II, Дмитрий Сергеевич Лихачев. Настал момент, когда в атриуме должен был появиться памятник Раулю Валленбергу — шведскому бизнесмену, спасшему от гибели в оккупированной Гитлером Венгрии много тысяч евреев. После освобождения Венгрии он был выкраден советскими спецслужбами и вывезен в Россию. Вопреки всем усилиям Международного Красного Креста и шведской дипломатии, место и время его гибели неизвестно. И сегодня эта история покрыта мраком. На памятнике только дата рождения 4 августа 1912 года и тире. По мере приближения церемонии открытия давление инстанций на Гениеву усиливалось. От нее требовалось высечь на постаменте дату смерти. Катин отказ опирался на железный сплав позиции ученого и гражданина: «Если будут найдены и опубликованы подлинные архивные документы, неоспоримо свидетельствующие о времени и месте гибели Рауля Валленберга, указание будет выполнено». Но как раз именно этого никто и не собирался делать. Так и стоит в атриуме Библиотеки иностранной литературы единственный памятник без даты смерти.

Нет, сама Катя отнюдь не была человеком из мрамора, не принадлежала к тем деятелям, что испытывают «упоение в бою, у бездны мрачной на краю». Живая, ироничная, Гениева мгновенно «оттаивала» в Овальном зале Библиотеки. Атмосфера здесь всегда была напоена весельем, радостью общения с людьми, каждый из которых в поисках истины, добра и справедливости шел своим путем и не отчаивался. Как сама Екатерина Юрьевна Гениева, хранившая этот очаг.

Евгений ЯМБУРГ, специально для «Новой»

От автора

1 апреля в атриуме Библиотеки иностранной литературы будет открыт памятник Екатерине Гениевой. О памятнике рассказывает автор идеи, продюсер, режиссер Григорий Амнуэль.

Мы с Екатериной Юрьевной были знакомы лет двадцать, хорошо знаю ее семью.

Она умерла в июле 2015-го. Установка памятника — менее чем через семь месяцев — рекорд. Несмотря на то что закон предусматривает определенные сроки, чтобы увековечить память, нам удалось воспользоваться «дыркой» в этом законе: атриум библиотеки является ее собственностью, и согласия директора, хозяина этого двора, достаточно для установки на территории чего угодно. Наверное, это было согласовано с высоким начальством, но не думаю, что оно могло отказать накануне семидесятилетия Екатерины Юрьевны, ведь она — фигура международного масштаба. Важнейшим обстоятельством, позволившим сделать памятник к дате, стало участие мецената, предпринимателя и общественного деятеля Бориса Минца. Как мне не нужно было убеждать Гениеву в необходимости поставить памятник Иоанну Павлу II, точно так же люди, которые ее знали, не могли отказать в помощи с памятником.

Неизлечимую болезнь диагностировали, к сожалению, поздно. Поэтому я задумался о памятнике еще при жизни Екатерины Юрьевны. Скульпторы Илья Феклин, Никита Феклин и я, продюсер и автор проекта, понимали, что надо воспользоваться ее юбилеем, пока в библиотеке еще работает коллектив, который хорошо помнит Гениеву. Мне удалось показать эскизы ее мужу и дочери, объяснить свою идею.

Она была, конечно, непростым человеком. Быть, с одной стороны, демократом, а с другой — чиновником — дело тяжелое. Мало кому удается. Екатерине Юрьевне удавалось, я думаю, эта ежедневная борьба сократила ее пребывание на планете. Мы старались отобразить этот сложный образ. Она стоит на крыльце — словно встречает идущего в библиотеку, перед ее взором памятники, открытые в атриуме. Предлагаю на открытии дать атриуму имя Гениевой: она наполнила его смыслом и жизнью. Екатерина Юрьевна — фигура международного масштаба, на торжество в ее честь приедут англичане, американцы, итальянцы… Она обладатель уникальной коллекции из десяти высших орденов разных стран мира: орден «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия», «Мальтийский орден с короной», орден Почетного легиона, японский орден Восходящего солнца III степени, латышский Крест Признания и один маленький скромный российский — орден Дружбы.

Расхожая истина — человек живет, пока его помнят. Надеюсь, наш памятник поможет продлить эту жизнь Екатерины Юрьевны.

Записала Ксения Кнорре-Дмитриева