СюжетыОбщество

Семидесантник

Сегодня главе «Мемориала», историку и правозащитнику Арсению Рогинскому исполнилось 70

Этот материал вышел в номере № 33 от 30 марта 2016
Читать
Сегодня главе «Мемориала», историку и правозащитнику Арсению Рогинскому исполнилось 70
Фото: Анна Артемьева / «Новая газета»
Фото: Анна Артемьева / «Новая газета»

Ох не зря все тоталитарные режимы боятся любого качественного гуманитарного образования. Даже если человек занимается теорией литературы, он начинает потом распространять свои наработанные интеллектуальные навыки и на другие сферы жизни: историю, общественные отношения, политику. Не нужны тоталитаризму умные — непредсказуемы, опасны.

Вот, например, тот факт, что известный правозащитник, председатель правления Международного общества «Мемориал» Арсений Рогинский был учеником Юрия Лотмана, постсоветские власти поначалу, видать, недооценили. И получили весьма опасного, потому что умного, противника в своих противоправных деяниях. Хотя это был еще ельцинский косяк. Нынешние трусливей и потому осторожней. Но преемственность таит в себе все же и некоторые проблемы…

Никогда не забуду, как Арсений Борисович, разговаривая со мной в ныне уничтоженном лагере-музее Перьмь‑36 о стихах Георгия Иванова, перебил себя и стал растолковывать, где безопаснее размещаться в автозаке. Мне его советы, бывшего зэка, начавшего правозащитную деятельность в антидиссидентские 70‑е, а отсидевшего четыре годы уже в «вегетарианские» 80‑е, показались по крайней мере не менее ценными, чем точные и нетревиальные суждения о великом поэте-эмигранте. Полезнее, что ли…

Вообще же Арсений Борисович не только большой интеллектуал, жертва репрессивного режима, очень (хотя и не самый — тот мумифицирован) человечный человек, но и крупный общественный деятель с абсолютно безукоризненной репутацией. Что редкость не только среди деятелей, но и бывших диссидентов. То одного, то другого уличают в малодушии и предательстве, а с Рогинским все чисто. Собственно, поэтому он и может успешно возглавлять «Мемориал» — не замазан, нечем шантажировать, заставляя плясать под свою дудку. Ну и зэковские навыки в отношениях с начальством (кумом) Арсению Борисовичу явно пригодились.

С чем, в частности, мы его и поздравляем в день 70‑летия!

Олег ХЛЕБНИКОВ,

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета»
Фото: Анна Артемьева / «Новая газета»

«Мне нечего сказать миру, но есть что делать»

О ценности совести, дружбы и поступка в трудную эпоху

Два года назад, сразу после присоединения Крыма, я зашла в «Мемориал» и растерянно, как почти все мы тогда, заговорила с Арсением Борисовичем про свое ощущение непоправимости и страха перед будущим. Рогинский воспринял это серьезно. Медленно ходил взад-вперед по своему кабинету, размышлял вслух. Он говорил, что помнит гораздо худшие времена и гораздо большее государственное давление и не видит повода отчаиваться. Что есть много людей, которые против того, что происходит, и если они не уедут из страны, — «вы же вот не уедете?» — непременно будут что-то делать, начнут создавать новые институции, объединять тех, кто чувствуют себя растерянными.

За следующие два года пять организаций «Мемориала» — в Москве, Питере, Рязани, Екатеринбурге и Сыктывкаре — были объявлены «иностранными агентами», общество прошло через десятки судов, стало героем обличительных телерепортажей по государственным каналам и продолжает работать в ситуации постоянного внешнего давления. Но, как говорит Рогинский, «ничего страшного не произошло. Нет паники, нет ощущения драмы. В ситуации давления всегда думаешь, что делать и чего не делать. Это более ответственное время».

Арсений Борисович говорит осторожно, медленно, не настаивая на собственной правоте. Добиваясь точности, останавливается и уточняет, как будто это не разговор, а на глазах создающийся непрерывный текст.

Последние несколько лет Арсений Борисович практически не дает интервью.

— Я очень боюсь превратиться в пикейножилетчика и придумывать искусственные ответы на вопросы, на которые не знаю ответа. Когда я вернулся из лагеря, ко мне приехал американский журналист. Он спросил: «Как вы думаете, ну сколько это (советский режим. — Е. Р.) еще продлится?» И я сказал: «Лет на 30 их еще хватит». Дело было в сентябре 1985‑го. Так что я не угадыватель и не политолог.

Такое ощущение, что сейчас мне нечего сказать миру, и это ощущение не драматическое. Мне нечего сказать, но есть что делать, и я верю в дело, которое делают самые разные люди и которое в сумме называется «Мемориал».

В чем смысл нашей деятельности? Наверное, держать позицию. Люди это чувствуют и любят у нас бывать. В холлах постоянно сидят молодые люди, их становится все больше. Наверное, для них важно, что есть в стране какие-то точки — не мы одни, — где люди удерживают свои позиции. Это дает опору. В последние несколько лет точек стало меньше. Концентрация людей вокруг них выше, и эти люди более открыты друг другу.

За два года прошло деление на близких и далеких, произошла внутренняя консолидация. Близкие становятся ближе. Возвращается дружба. В 90‑е значение дружбы стало меньше. Люди тогда стали объединяться вокруг проектов, вокруг какого-то дела. Мы работали, а на теплые чувства друг к другу не оставалось ни времени, ни сил. Сейчас значение дружбы увеличилось. Наверное, так всегда бывает в трудные эпохи…

Мы делаем то же, что и раньше, но стали работать более напряженно. Я вижу, как замечательно работает наш проект «Москва. Топография террора». Какой замечательный новый сайт у нас сделали молодые ребята про угнанных в Германию и военнопленных. Какие книжки мы сейчас создаем. В прошлом году были «Папины письма» (сборник писем, которые в годы Большого террора отцы писали своим детям из ссылок и лагерей. —Е. Р.), а сейчас готовится большой том наших устных интервью с людьми, которые были угнаны в Германию. Через неделю-другую выйдет диск с огромным списком чекистов эпохи Большого террора, около 40 тысяч имен. Это удивительная история. Есть коллекционеры, которые собирают марки или спичечные коробки, а есть человек, который чуть ли не всю жизнь собирал чекистов. Он проработал 11 тысяч приказов по личному составу, переписывая оттуда имена и звания. Там 21 тысяча одних только сержантов госбезопасности. То есть в 37‑м году две трети допросов вели даже не лейтенанты, а сержанты. Лейтенантам не справиться было, Большой террор все-таки. На 70% готова энциклопедия по сопротивлению коммунистическому режиму, там уже 140 печатных листов. Всего не перечислишь.

Сейчас у нас висят две выставки: «Разные войны» (о том, как по-разному описывается Вторая мировая война в школьных учебниках шести европейских стран. — Е. Р.) и выставка о Шаламове. Идут дискуссии, появляются новые базы данных, книги. Я уже не говорю, какую огромную работу делает наш Правозащитный центр.

Интенсивность работы очень выросла. Какие-то проекты стояли годами, а сейчас задвигались. Почему? «А может, завтра вообще перестанут пускать в архивы». Люди как будто завелись…

Елена РАЧЕВА, «Новая»

История от соавтора

Самиздат со сносками

1976 год. Занимаемся редактированием самиздатского исторического сборника «Память». Это был первый выпуск, и нам очень хотелось продемонстрировать читателям, что можно делать историческую науку на достаточно приличном академическом уровне — независимо от официальных институций. Гоним как сумасшедшие, уточняем примечания, пишем редакционные врезки к материалам, дополняем справочный аппарат…

Надо сказать, хозяин предоставленной нам на несколько дней квартиры был не очень в курсе того, что мы делаем. И поэтому, наверное, получилось так, что параллельно с нами в квартире живут две юные привлекательные особы, уж не знаю, кем они хозяину приходились. Нас человек пять-шесть, а квартира не очень большая. Девочки издали наблюдают за нашими трудами, ничего не понимая. Удивляются, что молодые мужчины не обращают на них никакого внимания. Начинают со скуки кокетничать — тоже безрезультатно.

И вот как-то поздно вечером сидим мы с Арсением на кухне, выверяем текст под «дцатую» чашку кофе, и вдруг на кухню заходит одна из девушек и говорит: «Я поняла, вы самиздат делаете!» Мы изумились такой продвинутости. Но что же нам отвечать? Признаваться, что, мол, да, самиздат? Как-то неуютно… И тут Арсений проявил совершенно боксерскую реакцию. Он схватил три листка и протянул девочке со словами: «Разве бывает самиздат со сносками?!»

Девочка разочарованно согласилась, что не бывает, и потеряла к нам всякий интерес.

В сущности, мы с Рогинским до сих пор занимаемся самиздатом со сносками.

Александр ДАНИЭЛЬ — специально для «Новой»

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow