17 января 1938 года на сессии Верховного Совета СССР депутат Мир Джафар Аббасович Багиров, первый секретарь ЦК компартии Азербайджана, внезапно обрушился на наркома юстиции СССР Николая Крыленко:

— Если раньше товарищ Крыленко большую часть своего времени уделял туризму и альпинизму, то теперь отдает свое время шахматной игре. Нам нужно все же узнать, с кем мы имеем дело в лице товарища Крыленко — с альпинистом или наркомом юстиции? Не знаю, кем больше считает себя товарищ Крыленко, но наркомюст он, бесспорно, плохой. Я уверен, что товарищ Молотов учтет это при представлении нового состава Совнаркома.

Республиканским чиновникам не дозволялось критиковать московских товарищей, союзных министров. Тем более Крыленко — историческая фигура, один из тех, кто брал власть в октябре 1917 года! Но выступление Багирова — не личная инициатива, а высочайшее поручение. Сталин мог бы просто избавиться от Крыленко, но предпочел немного поиграть. Министр подвергся депутатской критике! Надо реагировать… Крыленко сняли с должности, арестовали и расстреляли.

Шерсть личная и колхозная

Именно в те дни в Москве на пленуме ЦК обсуждались «перегибы» в репрессивной политике. Главный партийный кадровик Георгий Маленков укорил первого секретаря ЦК компартии Азербайджана Багирова: «Ты расстреливаешь списками, даже фамилий не знаешь».

Тот быстро нашел оправдание: «Окопавшиеся в аппарате враги сознательно путали документы». Упрекали хозяина республики вовсе не за расстрелы. За то, что ленился их оформлять. Сталин ему благоволил, сделал членом ЦК. Начались лучшие годы жизни Багирова. В Баку его смертельно боялись.

«Багиров — человек с тяжелым, нелюдимым взглядом, вкрадчиво‑властным голосом, а по натуре уголовник, — вспоминал председатель Госплана СССР Николай Байбаков, поработавший в Азербайджане. — Скольких прекрасных людей погубил он».

Республика переживала тяжелые времена. В секретной справке Комитета партийного контроля при ЦК говорилось: «В связи с невыполнением плана по указанию Багирова в массовом порядке проводилось насильственное изъятие скота, находящегося в личной собственности колхозников, рабочих и служащих. Отобранный скот передавался колхозам и зачислялся в план развития общественного животноводства. При заготовке шерсти Багиров дал противозаконное указание брать шерсть из матрацев и подушек, принадлежавших колхозникам, рабочим и служащим».

Багиров против Мехлиса

В 1948 году Министерство государственного контроля СССР получило сведения о том, что азербайджанские руководители строят себе дачи, за казенный счет устраивают там подсобное хозяйство и торгуют выращенными фруктами и овощами.

Министр госконтроля, бывший сталинский помощник Лев Мехлис отправил в Баку группу ревизоров. Руководил группой заместитель министра госконтроля Емельянов. Выявить факты барского поведения высших чиновников, привыкших к полной безнаказанности, труда не составило. Сегодня это назвали бы коррупцией, тогда говорили о злоупотреблениях.

Мир Джафар Багиров вместе с преданными помощниками выискивал возможность контригры.

«Багиров понял, что спасения ему нет, — вспоминал Байбаков. — И пошел на подлую провокацию… Багиров организовал Емельянову поездку в Махачкалу с одной из бакинских красавиц, а сам тут же обо всем доложил Сталину, к письму приложил интимные, красноречивые фотографии».

Вождь ценил Мехлиса. Лев Захарович признавал авторитет только одного человека — Сталина. Когда отстаивал более жесткую позицию, позволял себе возражать и самому вождю. Сталин, кстати, не обижался, видя, что Мехлис старается быть большим сталинцем, чем сам генсек. Но Мехлис, полагая проверку в Баку рядовым делом, не согласовал ее с вождем. А тот не любил самодеятельности. Зато ценил, когда подчиненные честно выкладывали друг про друга все, что знали плохого. Благодаря этому соперничеству Сталин выяснял, у кого какие слабые места.

Багиров доложил первым, и вождь занял его сторону. Руководившего проверкой заместителя министра госконтроля сняли с должности. Другого заместителя министра убрали за то, что он «в непристойной, развязной форме допустил грубые выпады против т. Багирова, обвинив его без всяких к тому оснований в провокационных действиях по отношению к работникам министерства».

Мир Джафар Багиров торжествовал. Откровенно издевался над московскими контролерами. Наказал своих подручных, засомневавшихся в его способности одолеть любого аппаратного противника:

— Некоторые решили, что Багиров закачался, и повели себя беспринципно. Ну что же, они долго сидели в президиумах. Больше сидеть не будут.

Хозяин Азербайджана, конечно же, был бесконечно благодарен Сталину и вовсе перестал считаться с московскими чиновниками. Вошел во вкус… На сообщение о приезде из Москвы заместителя союзного министра по фамилии Козлов отреагировал развязно:

— А Баранов не приезжает?

Подарки и угрозы

В более поздние времена точно так же два десятилетия единолично правил Узбекистаном Шараф Рашидович Рашидов. Его сила состояла в умении поддерживать добрые отношения с максимально большим количеством высокопоставленных чиновников в Москве. Гостей старались хорошо принять и ублажить. Когда в Ташкент прилетало высокое лицо, на грандиозном обеде Рашидов говорил просто и скромно:

— Сегодня солнце второй раз взошло над Узбекистаном — к нам приехал наш дорогой и любимый…

Шараф Рашидович ощутил в себе писательский дар, писал поэзию и прозу. Дружил с главными редакторами московских литературных журналов, с секретарями Союза писателей СССР. Отправлял им фрукты и вино. Щедро — за казенный счет — принимал в Ташкенте, поэтому в Москве, отмечая очередное творение за подписью Рашидова, не скупились на хвалебные рецензии. С пустыми руками ответственный работник из Узбекистана не уезжал. Подарки везли круглый год. Даже весной доставляли дыни и виноград, которые всю зиму заботливо хранились в подвалах.

Рашидов не мельчил. Не просил встречной услуги за только что оказанную любезность. Важно было повсюду иметь друзей, которые предупреждали бы любую неприятность. Шараф Рашидович предпочитал не сражаться с врагами, а заводить друзей. Критику в адрес республики он считал личным оскорблением.

Тем более что на Востоке критика воспринималась как предвестие освобождения от должности. Один из ветеранов советской журналистики вспоминал, что в Узбекистане нельзя было местным начальникам говорить, зачем приехал. Особенно если редакция поручала написать критический материал — могли в плов или водку подсыпать анаши. Журналист просыпался в отделении милиции и понимал, что его профессиональная карьера завершилась.

Собственный корреспондент «Правды» написал несколько критических статей об Узбекистане — о том, что школьников и студентов месяцами заставляют работать на хлопковых полях, они пропускают занятия, а от тяжкого труда болеют. Рашидов назвал корреспондента «врагом узбекского народа». Прилетевшего в Ташкент правдиста встретили враждебно: «Это представитель газеты, которая чернит узбекский народ, обливает его грязью?»

«Рашидов был коварным, — писал главный редактор «Правды» Виктор Афанасьев, — по-восточному изощренным, льстивым по отношению к верхам, за что пользовался огромным уважением и доверием Брежнева, который любил посещать Узбекистан. Рашидов был непримирим к своим оппонентам».

Ссориться с ним никто не рисковал. Брежнев к нему прислушивался, и Шараф Рашидович мог подставить ножку за милую душу. Заместитель председателя Совета министров России Евдокия Карпова, отвечавшая за легкую промышленность, покритиковала Узбекистан:

— Все понимают, как важно поднять качество швейных изделий. Оно во многом зависит от качества сырья. Основные поставки хлопка идут из Узбекистана. К сожалению, качество хлопка низкое и продолжает ухудшаться.

К Карповой подошел Рашидов:

— Вы вылили много грязи на Узбекистан. Братский узбекский народ оскорблен, и этого он вам не простит!

В 1980 году старший помощник Генерального прокурора СССР Алексей Бутурлин был командирован в Узбекистан расследовать некоторые дела министерства внутренних дел республики. Рашидов выставил московских гостей.

Почем хлопок? За счет чего устраивались пышные приемы и дарились дорогие подарки?

Партийные секретари гуляли не на зарплату. И представительские расходы им не полагались — не было такой статьи. Поэтому обкладывали данью хозяйственных руководителей. Брали и наличными, и борзыми щенками. Система поборов была вертикальной — от республиканского ЦК до сельских райкомов. Нижестоящие тащили деньги вышестоящим. Вышестоящие брали, чтобы передать еще выше.

Безудержная лесть в отношении хозяина страны и подарки высшим чиновникам открывали возможность запускать руку в казну.

Шараф Рашидович сделал ставку на выращивание хлопка и каждый год сулил увеличить поставки. Хлопок был невероятно нужен стране, особенно военной промышленности. Рашидов получил две звезды Героя Социалистического Труда, десять орденов Ленина и даже Ленинскую премию — собрав все ордена, не знал, чем себя еще порадовать.

А в реальности это была афера. В документах значились огромные цифры будто бы собранного, но не существующего хлопка-сырца. Как потом выяснилось, государство ежегодно обманывали примерно на шестьсот тысяч тонн. Таким образом, из казны крали сотни миллионов рублей. А в Ташкенте полмиллиона горожан жили в землянках, без водопровода и канализации.

На эти деньги республиканская элита вела сладкую жизнь. Рашидов создал прочную систему личной власти. Раздал хорошие должности всем близким. Только в аппарат республиканского ЦК пристроил 14 родственников. Важные посты — только своим.

КГБ бессилен

Всемогущий глава КГБ СССР Юрий Андропов даже не смог отстоять назначенных им председателей республиканского Комитета госбезопасности. Рашидов выживал их из республики.

Осенью 1974 года Юрий Владимирович отправил в Ташкент генерала Эдуарда Нордмана, которого хорошо знал и которому доверял. Новый председатель КГБ с трибуны пленума ЦК заговорил о коррупции. Рашидов возмутился. Андропов сказал генералу: «Чего ты вылез на трибуну? Ты мне живой нужен».

Рашидов не хотел, чтобы в Москву уходила информация, которую он желал скрыть. Нордман, который всю войну провел в партизанском отряде в Белоруссии, рассказывал мне, как Рашидов умело выжил его из Ташкента.

В Москву пошла анонимка: «Пока весь народ республики беззаветно трудится на уборке хлопка, председатель КГБ развлекается». Нордман выяснил, что анонимку подготовили в его собственном аппарате… Генерала вызвали в Москву:

— Тебе надо уезжать из Узбекистана.

— А что произошло?

— Мог бы и не спрашивать. Рашидов поставил вопрос.

Нордмана отправили советником в ГДР.

— Ну не мог же я из-за Эдуарда сталкиваться с Шарафом Рашидовичем, — извиняющимся тоном в своем кругу говорил Андропов.

Следующий председатель КГБ Узбекистана, генерал Левон Мелкумов, тоже пришелся не ко двору, был освобожден от должности и отправлен в представительство КГБ в Чехословакию.

После смерти Брежнева Юрий Владимирович хотел взять реванш.

Попытки разобраться, что происходит в Узбекистане, выявили картину тотального взяточничества в партийно-государственном аппарате. Но московские чекисты натолкнулись на спаянное сопротивление. Эмиссаров центра ловили на ошибках и глупостях. Борьба с коррупцией была поручена республиканскому аппарату КГБ, но там служили родственники местных партийных руководителей, в том числе самого Рашидова.

Развеять в пух и прах!

Смерть Сталина и арест Берии, который покровительствовал Багирову, поставили точку в его блистательной карьере. Обитая в политической провинции, он не распознал стремительного хода событий. А хозяину Азербайджана припомнили всё. Секретарь ЦК Михаил Суслов обиженно заметил:

— Работники ЦК побаивались ездить в Азербайджан.

Багиров не привык к роли оправдывающегося. Десятилетиями он сам презрительно разил с трибуны врагов народа. А зал послушно внимал. И вдруг все поменялось. Человек, к которому подчиненные обращались как к живому божеству, превратился в ничто. На бакинской городской партийной конференции поэт Самед Вургун призвал:

— Мы должны развеять в пух и прах легенду, миф о Багирове. Этот миф, эту легенду создали подхалимы, что, мол, он имел когда-то заслуги, что он даже критиковал нас любя. Какое любя, когда он душил каждого живого человека! Садист не может иметь хороших черт.

На республиканском партсъезде о Багирове высказался второй секретарь ЦК Виталий Самедов:

— Он мял людей, давил, душил, молотил, компрометировал, снимал и выгонял…

Никто не смел задаться главным вопросом: как получилось, что палач 20 лет руководил республикой и никто не смел ему слово сказать поперек? Что же за система сложилась в стране?

26 апреля 1956 года Багирова приговорили к расстрелу. Двадцать лет он карал людей за преступления, которые они не совершали. Теперь его самого поставили к стенке «за контрреволюционную и террористическую деятельность». 7 мая президиум ЦК КПСС утвердил приговор. Президиум Верховного Совета СССР отклонил прошение о помиловании. 23 мая «Правда» сообщила, что приговор приведен в исполнение.

«Темное это дело»

И счастливые дни Рашидова закончились со смертью его покровителя Брежнева. Но Шараф Рашидович ушел из жизни раньше, чем его успели снять. Большой некролог подписали все руководители Узбекистана. Пройдет совсем немного времени, и все они не только потеряют свои высокие кресла, но и окажутся за решеткой…

У многих возникло подозрение, что Рашидов умер не своей смертью. Его ждали крупные неприятности — минимум отставка, максимум — тюрьма. Его преемник на посту первого секретаря ЦК сядет. Так что же, Рашидов не стал дожидаться, когда за ним придут, и совершил самоубийство? А может, его заставили это сделать, чтобы он не мешал очистительной операции Андропова в Узбекистане?

— Не знаю, почему он ушел из жизни, — говорил мне Егор Лигачев. — По официальной версии — болезнь сердца. Он производил впечатление человека, пышущего здоровьем.

Рафик Нишанов, который был секретарем ЦК компартии Узбекистана, уверял меня, что Шараф Рашидович умер своей смертью. Поехал на поезде в Каракалпакию, и ему стало плохо с сердцем — не выдержал грозивших разоблачений. Но и сейчас, когда разговор заходит об обстоятельствах его смерти, люди замолкают и многозначительно качают головой: темное это дело.

Драматические судьбы восточных властителей — сюжет для авантюрных романов. Но главное другое. Считалось, что они прочно привязали свои республики к России, потому им и отдавали на откуп целые территории со всем народонаселением. Они же так убедительно клялись в верности! Говорили: только прикажи, все исполним! На Востоке это умеют: вместе на вечные времена! Но оказалось, что такие вожди — ненадежная опора. Вотчины царьков отсоединились от Москвы при первой же возможности.