Когда-нибудь и это время кончится. А пока с каждым днем все труднее отвечать на извечный вопрос: какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?

Недалеко от центра Москвы, у метро «Октябрьское поле», в течение то ли десяти минут, то ли сорока (информация хоть от блогеров, хоть от очевидцев — не самая достоверная вещь на свете) ходит женщина в хиджабе с окровавленной головой ребенка и кричит «Аллах акбар!». Интернет штормит, в телевизоре — ни слова. Новостная повестка дня лучезарна, как и положено самой благополучной державе мира. Люди ящика со сдержанным восторгом рассказывают нам о новых переносных ракетно-зенитных комплексах; о сирийских викториях; об украинской пропасти; об оскаровском триумфе Леонардо Ди Каприо, который уже почти что русский. Драма на улице Народного Ополчения тонет в благодати. Охотно верю Пескову — Кремль не рассылал рекомендации не показывать данный сюжет. В этом нет нужды. Внутренний цензор каждого федерального канала давно уже действует на опережение. Кто не работает на опережение, тот не работает вообще.

Новое информационное общество мучительно вырабатывает новые правила игры. Разумеется, в эфире нет и не может быть места, никогда и ни за что, чудовищным кадрам, рвущим сердце. Но это не значит, что в эфире не должно сообщаться о событиях, на них запечатленных. Журналистский профессионализм в том и состоит, чтобы найти возможность оповещать общество о любых проблемах, касающихся всех и каждого. Неловко повторять азбучные истины, но, похоже, именно они недоступны главному фарисею на земле — российскому телевидению. У меня не хватает воображения представить, что творилось бы с нашими народными ополченцами от пропаганды, если бы подобное случилось в Америке или Европе, не говоря уже об Украине.

Год назад при повторе сериала «Мастер и Маргарита» случился казус. Из фильма была вырезана сцена с окровавленной головой Берлиоза, попавшего под трамвай на Патриарших. Десять лет зрители видели в деталях отдельную от товарища Берлиоза основную часть его тела, а потом перестали видеть. Цензурный акт от ВГТРК мотивировался, как это водится, высоким законом о защите детей. Берлиоза пожалели, а зрителей жалеть не стали. Страшные кадры зверства (то ли настоящие, то ли инсценированные) распоясавшейся украинской хунты подавали (и продолжают подавать) в новостях к завтраку и обеду младших школьников.

В крепости жить — по-волчьи выть. Сами себя загнали в крепость и сами устанавливаем свои, отдельные от всего мира, правила игры. Меньше всего ТВ интересует жизнь внутри крепости. Главное — поиск врагов. Вот она, единственная национальная идея. Врагов ищут и находят в самых неожиданных местах. Даже Гордон, закопавшийся по ноздри в «Мужском/Женском», не отстает от мейнстрима. На днях он заклеймил Людмилу Улицкую. Она, мол, говорит: не надо ехать в Африку, чтобы увидеть папуасов. Открыл дверь — и ты уже среди папуасов. Гордон негодует: «Это она нас имела в виду, большой многострадальный, многонациональный народ. Ей с народом не повезло, а нам — очень». Впавший в пафос Гордон — отдельная субстанция. Ведь именно он, не Улицкая, методично и ежедневно, рассказывает, как нам повезло с народом, многочисленные представители которого в его программах беспробудно пьют и закусывают друг другом.

Оптический обман восприятия — альфа и омега нынешнего мейнстрима. Коэффициент искажения реальности порой достигает ста процентов. В тот самый момент, когда Гордон печалился о народе, случилась трагедия на шахте «Северная». Ни он, ни Толстой со Стриженовой («Время покажет»), ни Белова с Норкиным (они теперь ведут дневное ток-шоу «Место встречи» на НТВ), ни тогда, ни сегодня ни словом не обмолвились о муках и гибели шахтеров.

Отрубленная голова в Москве на шестнадцатом году третьего тысячелетия — новая точка отсчета. И даже если убийца, как настаивают власти, наркоманка, сумасшедшая, с кем не бывает, и на Западе такое случается, — все равно это новая точка отсчета. Как минимум три века назад человечество задумалось о моральном аспекте смертной казни: как для тех, кого казнят, так и для тех, кто за этим наблюдает. И вот что интересно. В 1870 году казнь Тропмана в далеком Париже и статья очевидца этой казни Ивана Тургенева вызвали бурную полемику. В отличие от 2016 года. ТВ и интернета не было, а полемика была. Хворосту в огонь подбросил Достоевский, который, мягко выражаясь, не очень любил Тургенева. Федор Михайлович пылал от негодования, рассказывая об Иване Сергеевиче, который даже «в виду отрубленной головы» заботился исключительно о себе и своем спокойствии. Сегодня в роли коллективного Ивана Сергеевича выступает ТВ. Потому что главная проблема власти и ее обслуги — это спокойствие власти и ее обслуги.

Но есть нечто, недоступное тем, кто обитает в горних высях. Каждая отрубленная голова меняет социум. Независимо от того, будет об этом говорить телевидение или не будет.