Заключенные омских колоний проиллюстрировали книгу авторитетного каторжанина, отбывавшего в этих местах наказание полтора с лишним века назад. В Омском остроге Достоевский пробыл 4 года (1850—1854). Здесь рождались замыслы его романов — как минимум трех: «Преступление и наказание» (как писал он брату «Я задумал его в каторге, лежа на нарах в трудную минуту…»), «Братья Карамазовы» (в частности, прототипом Дмитрия Карамазова стал острожный товарищ писателя поручик Дмитрий Ильинский) и «Записки из мертвого дома».

В этом году великому сидельцу исполняется 195 лет, а городу — 300: двум знаменательным датам и посвящена выставка, открывшаяся на днях в Литературном музее им. Достоевского.

«Для участия в конкурсном отборе осужденный должен был прочитать «Записки из Мертвого дома», а потом изобразить фрагменты книги, которые произвели на него наибольшее впечатление», — рассказал «Новой» инспектор по воспитательной работе с осужденными УФСИН России по Омской области, майор внутренней службы Григорий Стрельбицкий. Кончено, говорит инспектор, у многих прочитанное перекликается с их жизненным опытом, и он нашел отражение в их работах.

Большинство участников выставки (на ней представлено 24 картины и 3 макета Омской крепости) осуждены, как и герои «Записок…» по тяжким статьям: разбои, убийства, в том числе с отягчающими обстоятельствами. Под самодельными рамками подписи — ИК 7 (это колония особого режима), ИК 9 (строгий режим), ЛИУ 2 (лечебно-исправительное учреждение строгого режима, в котором содержатся закоренелые наркоманы). Все работы, прошедшие отбор, безымянны. «Мы не имеем права, — поясняет майор, — без согласия осужденных разглашать их персональные данные, а согласия никто из живописцев не дал». Что ж тогда их заставило рисовать? «Это дело глубоко личное — трудно сказать», — отвечает Стрельбицкий.

Есть работы, исполненные мастерски, особенно портреты писателя, но большинство удивляет неожиданной (если знать, по каким статьям сидят их авторы) просветленностью. «Освобождение» (ИК 9). Вышедший на волю арестант обнимается с любимой: на их лицах нет радости (ее на этой выставке вообще почти нет, но везде есть утешение). Иллюстрация к последнему эпизоду «Записок»: главный герой поднял спавшие кандалы, чтоб «взглянуть на них в последний раз». А вот, пожалуй, самая щемящая сцена: «Единственный друг» (ИК 9). Каторжанин присел на корточки, чтобы обнять дворнягу.

«Прибытие в острог» (ИК 7). Достоевский входит в Тобольские ворота. «На каторжных работах» (ИК 9). Острожники чистят снег у Тарских ворот. Все это происходило здесь — в сотнях метрах от музея. Метрах в трехстах от него — берег Иртыша, куда арестанты зимой «ходили ломать старые казенные барки», а летом, хоть и была работа «впятеро тяжелей», писателю случалось подмечать «чей-нибудь задумчивый и упорный взгляд в синеющую даль» (так потом смотрел отсюда на другой берег реки Раскольников).

Выставка под названием «Жизнь в нас самих, а не во внешнем…» (так говорил Достоевский) продлится полтора месяца, затем будет показана во всех подразделениях УФСИН по Омской области. После чего картины вернутся в музей навсегда — будут переданы ему в дар.