— Маэстро, посвящение Елене Образцовой вызвано личными обстоятельствами?

— Я очень любил Елену. Она была самой страстной моей Кармен и Далилой и самой роковой Графиней в «Пиковой даме». Елена всегда в моем сердце, она была уникальным человеком.

— Вы часто разделяете сцену с российскими певцами?

— Количество авторитетных русских певцов огромно. Часто и с удовольствием я пел с Дмитрием Хворостовским, когда был тенором. А сегодня желаю Диме в первую очередь скорейшего выздоровления. Много я пел и с Анной Нетребко, Ольгой Бородиной. Совсем недавно вместе с Александром Виноградовым и Екатериной Семенчук исполнял «Макбета» Верди в Валенсии.

— В мае вы будете исполнять «Макбета» и в Мариинском театре?

— Именно так. Макбет — относительно новая для меня партия. Она очень драматична, и мне нравится ее исполнять, равно как и выступать в Мариинском.

— К открытию исторической сцены «Геликон-оперы» вы прислали очень теплое видеоприветствие. Вам удалось побывать в театре?

— К сожалению, нет. Свободного времени не было ни минуты. Но я хорошо знаком с руководителем театра Дмитрием Бертманом. Он был автором замечательного спектакля «Набукко» в Мариинском театре, где я пел. Надеюсь, Дмитрий простит меня и в следующий раз проведет для меня не только экскурсию, но даст возможность спеть или встать за дирижерский пульт. Сейчас все реже и реже открываются оперные театры. Чаще наоборот — закрываются. Так что новый дом для оперного театра — это большая радость европейского масштаба.

Мне досадно, что с уже далекого 1974 года, когда гастролировал театр «Ла Скала», я не спел ни одного оперного спектакля в Москве. Быть может, «Геликон» поможет разрешить мне эту несправедливость, тем более русская публика уникальна своей просвещенностью и чуткостью. Одна из самых больших моих надежд — спеть русскую оперу, хотя русский язык невероятно сложен. Но однажды, работая над «Пиковой дамой», я уже преодолевал эту трудность.

— Вы уже несколько лет поете баритональный репертуар, а промоутеры ваших коммерческих выступлений продолжают называть вас «великим тенором»…

— Наверное, это неизбежная неточность, потому что я 50 лет пропел тенором. Но мне больше нравится, когда меня называют просто «Пласидо Доминго» без чинов и регалий.

— Вы руководите театром в Лос-Анджелесе, а до этого возглавляли оперу в Вашингтоне. Почему в США, а не в родной Испании?

— В Испании я предпочитаю быть не более чем артистом, поскольку должность директора театра в Испании сильно связана с политикой. И если вдруг изменится политическая ситуация, то, вероятнее всего, на пустом месте возникнет необоснованный, истеричный поток критики и множество неразрешимых проблем. Поэтому я уже много лет отказываюсь от подобных предложений.

— Должно быть, Европе, Испании в частности, переживающим и экономический кризис, и наплыв беженцев, — сегодня вообще не до искусства?

— Сейчас я скажу вещи, за которые меня многие осудят. Но я уверен, что Европа не должна принимать сотни тысяч людей, которым не способна помочь. Она лишь дает им ложные надежды, и тем самым только озлобляет и их, и еще больше — европейцев. Переселение народов не спасет мир. А искусство постоянно необходимо людям, оно — пища для души. Возможно, оно даже важнее, чем социальная помощь. И большинство театров Европы имеют поддержку правительства, отчего так зависимы от политической конъюнктуры.

— Ваши оперные герои всегда находятся на пределе человеческих эмоций. Это оставляет отпечаток на вашей реальной жизни?

— В жизни я счастливый человек. Это на сцене я привык страдать — то убивать, то умирать. Но мне это даже нравится. Сцена — это место насилия, страданий, больших печалей и трагедий. Если бы все это оставить в стенах театров, а в реальную жизнь забрать только радость! Музыка способна возвысить нас почти до совершенства, способна исцелить. С каждым прожитым днем все сильнее убеждаюсь в том, что музыка облагораживает людей, помогает находить взаимопонимание.

— Ваша автобиография «Мои первые сорок лет» была мировым бестселлером. Можно ожидать продолжения?

— Я хочу написать книгу «Мое второе сорокалетие». Меня просили написать ее к 60-летию, 70-летию, 75-летию — не было времени. Думаю, к 80-летию у меня получится. Сложность в том, что я не могу жить без работы. Боюсь пауз. Чувствую: если остановлюсь передохнуть — заржавею и не смогу больше двигаться. А новое дело — новые эмоции и открытия.

— Вы достигли всего, к чему стремились?

— Очень трудно сделать в жизни все, что хочется. В начале пути человек всегда опьянен своими мечтами. Но даже тогда я не думал, что смогу сделать карьеру такого масштаба. Наверное, слишком претенциозно считать, что мой талант так же велик, как моя карьера. Мне смешно, когда меня упрекают, что я очень много работаю. Я изучал биографии выдающихся теноров прошлого. Они работали гораздо интенсивнее, чем современные певцы, позволяли себе дюжину спектаклей в месяц, потому что были куда техничнее, чем нынешнее поколение.

— Что вы считаете главным достижением своей жизни?

— Наверное, я должен перечислить спетые партии, вспомнить выдающихся людей, с кем свела жизнь. Но главная ценность для меня — это возможность помогать молодым певцам. Я счастлив, что конкурс «Опералия», который я основал в 1993 году, открыл дорогу на большую сцену десяткам талантливых певцов, в том числе — и из России. В моем конкурсе важны не только и награды, но и то, что и после соревнования мы общаемся друг с другом, часто работаем на одной сцене. В этом году конкурс пройдет в Мексике. А может быть, через несколько лет снова вернется в Россию, как то было в Москве 5 лет назад.

— Как вы планируете отпраздновать свой юбилей?

— В Мадриде. Это будет семейный праздник. У меня трое сыновей и много родственников, но приедут и друзья. Мы разослали 150 приглашений. Надеюсь, вечер будет приятным для всех.

Мария БАБАЛОВА —
специально для «Новой»