СюжетыКультура

Кирилл МЕДВЕДЕВ: «Давайте не видеть друг в друге убогих совков и противных креаклов»

Поэт, музыкант и левый активист — о протесте дальнобойщиков, Болотной и русском бунте

Этот материал вышел в номере № 4 от 18 января 2016
Читать
Поэт, музыкант и левый активист — о протесте дальнобойщиков, Болотной и русском бунте
Изображение

— В декабре, почти сразу после задержания, ты с группой ездил в химкинский лагерь дальнобойщиков, пел для них, вы общались. Что эти люди представляют собой, с точки зрения левого активиста?

— Ну, для начала это не тип рабочего, которому нечего терять, кроме своих цепей, а скорее радикально настроенный средний класс, хотя среди них есть как индивидуальные предприниматели, так и наемные служащие. Они относительно неплохо зарабатывают еще с советских времен, любят свою работу, не хотят отказываться от нее. У них достаточно высокая самооценка, и личная, и коллективная. В их реакции есть что-то эмоционально близкое к тому, что было 10 лет назад при монетизации льгот — почему с нами поступили как с дерьмом? Замечательно, что водители из разных мест, в том числе из Дагестана, действуют заодно, вообще это такая метафора нового гражданского и территориального единства, по поводу которого я очень переживаю. Замечательно, что им сочувствуют и помогают самые разные люди и политические силы, а конкретно мы, левые, считаем, что надо связывать их протест с другими трудовыми протестами, объяснять людям, что система «Платон», которая должна быть отменена, касается не только дальнобойщиков, агитировать за независимый профсоюз и помогать в его создании — это то, что нужно в данный момент.

— Значит, договориться можно?

— Можно и нужно. Главное — не принимать культурные, стилистические расхождения за классовый конфликт. Московская интеллигенция боится гражданской войны, боится пресловутого Уралвагонзавода, но гражданская война между Уралвагонзаводом и посетителями кафе «Жан-Жак» нереальна, это бред. Недавно, кстати, на Уралвагонзаводе готовилась забастовка, а забастовки, как известно, бывают только там, где есть сознательные рабочие, которые пытаются отстаивать свои права. Давайте отбросим мифы, рабочие сами по себе не плохие и не хорошие, но есть среди них и те, кто даст интеллигенции и креативному классу сто очков вперед в плане самоорганизации. Конечно, разрушение образования и здравоохранения, борьба против нарушений Трудового кодекса, за реальное право на забастовку — для кого-то скучные темы, не такие интересные, как свобода высказывания и честные выборы, но это то, что по факту объединяет всех.

— Кстати, ведь и ты, убежденный левый, пел со сцены для митингующих на Болотной. И неоднократно вступался за тех, кого забрали 6 мая.

— Ну левые тоже участвовали в протестах, и их много среди узников 6 мая. Вообще же надо постоянно напоминать, что тогда выходили самые разные люди, иначе пропагандистская версия событий победит окончательно. Проблема в том, что в плане риторики возобладало представление протестующих о самих себе как о единственно свободных и мыслящих людях в России. Произошло разделение на правильных и неправильных. Этим умело воспользовались власти, и началось противостояние, от которого до сих пор все страдают. Рецепт простой: давайте уважать друг друга, давайте не видеть друг в друге убогих совков и противных креаклов, и все будет нормально. У большинства из нас общие интересы.

— Значит, гражданская война нереальна. Но ты же понимаешь, что в случае бунта, бессмысленного и беспощадного, а такой вариант вполне возможен, бить будут не олигархов и не правительственных чиновников, до них тяжело добраться, а таких, как ты, как я? Об этом говорит вся история России.

— Неучастие в политике этот возможный бунт не отдаляет и не отменяет. Иногда то, что кажется мудрой умеренностью, как раз приближает кровь и хаос, а радикализм, как какой-нибудь крутой поворот или резкая остановка, — может увести от пропасти. Да, видимо, какой-то выплеск уже неизбежен. Но для того и нужно участвовать, чтобы пытаться избежать беспощадности и бессмысленности. Именно за тем, чтобы в критический момент те же дальнобойщики, например, поняв, что от политики никуда не уйдешь, схватились за левые идеи, а не, скажем, за националистические. А гарантий никаких нет. Маркс говорил: первое, что сделает победивший пролетариат, это повесит нас с Энгельсом на фонаре.

— Он просто не дожил, а так-то вполне могло быть… И все же вы очень разные. Вполне нормально, с точки зрения идейного социалиста, бороться за права трудящихся, но вот, скажем, антизападная риторика — это то, что тебе, интеллигентному человеку, переводчику Чарльза Буковски, вряд ли может понравиться. А она ведь есть, правда?

— Если мы представляем их себе как некую зомбированную массу, которая по определению антизападная и ксенофобская, то тогда будем видеть в них врагов. Но мы бы не были социалистами, если бы повелись на все эти восклицания: ах, смотрите, среди них есть антимайдановцы, а кто-то сказал что-то ксенофобское, а кто-то что-то антиамериканское. Всё, мы не с ними, они плохие. Это же просто глупо. Кроме того, американская культура, поэзия — это одно, а вот поговорить об американском империализме, не забывая и про российский, — в радость любому левому. Так и можно находить общий язык.

— У левых в стране плохая репутация. Как только произносишь слово «социалист», тебе говорят: «Ну, они хотят, чтобы опять все жили в хрущевках, чтобы все было по талонам, чтобы лагеря были». В самом мягком варианте скажут, что ты зюгановец.

— Реакция, о которой ты говоришь, обычно исходит от либерального сообщества. Для интеллигенции Советский Союз — это прежде всего лагеря, но к сожалению, тема лагерей — в основном интеллигентская, что неправильно, исторически неадекватно, но это так. Меня гораздо больше волнует, как общаться с большинством, которое нормально относится к Союзу, для которого лагеря — как минимум не главное. Я много езжу. И в последнее время беседа с попутчиками в поезде часто начинается с Украины и бандеровцев, с этого вот всего. Конечно, бывают и фанатики, но в основном, если перейти к более реальным проблемам — квартира, работа, поликлиника, цены, — уже вполне можно найти общий язык. В итоге и о лагерях можно поговорить, и реакция обычно вполне нормальная: они все знают и признают, но мы, скажет какая-нибудь бабушка, многого добились, победили в войне, я чувствовала, что я нужна стране, нужна людям. И мне нечего ей возразить. Она действительно гораздо лучше себя ощущала в советское время, это ее личное чувство, это не из телевизора. Нельзя людям внушать, что они прожили свою жизнь зря, что они и их родители были все лишь жалкими и обманутыми жертвами. Вся советская история с самого начала и до конца — это история конфликта прошлого с будущим, архаики и прогресса, чудовищных бессмысленных жертв и огромных достижений. Уверен, что и за такое мнение многие назовут меня совком или даже сталинистом. И в этом главная проблема. Чтобы ее решить, хотя бы попытаться, обеим сторонам надо как минимум идти на контакт.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow