Статистика — ложь лишь в той степени, в которой мы готовы обмануться, а вопрос существования знаменитых 86% важен лишь для оставшихся 14. Вне их восприятия эти 86% теряют свой статистический смысл, поскольку сами себя, в отличие от 14, они политической категорией не осознают и никакой необходимости в этом осознании не испытывают. В связи с чем неожиданно оказывается, что неприятных типажей с точки зрения радости простого человеческого общения среди 14 несколько больше, чем среди 86.

Для 86% жизнь не изменилась: ни после Крыма, ни после Донецка, для них не случилось ни цивилизационного слома, ни смены вех. Жаль, не посчитать, сколько среди 86 тех, для кого, как для 14, жизнь разделилась на до и после. Если даже в нормальной ситуации небольной страны, как просит верить на слово наука, около трети — лоялисты, во всем согласные с любой властью, при нашей химии воздуха и эфира эту треть можно смело умножать на полтора-два, что в итоге приблизит эту долю к тем же 86%, отчего возникает нехороший соблазн создать теорию.

То есть среди большинства тех, для кого возвращение Крыма в родную гавань на самом деле является жизненной ценностью номер один, в процентном соотношении гораздо меньше, чем среди меньшинства тех, кто масштаб личности поверяет исключительно мнением этой личности о роли Майдана в судьбе всеобщей демократии. Для тех, кто ходит на марши или сочувствует им, Крым и Русский мир в системе приоритетов значительно важнее, чем для их оппонентов, которым что марш, что Сирия — все один телевизор, спорить с которым будет только последний, прости господи, хипстер. На бескрайних просторах скверного климата всерьез оспаривать идеалы национального возрождения — прослыть чудаком и маргиналом, но зачем, тем более что речь, как всем понятно, идет не о символе веры, которой можно отдать жизнь в фейсбуке, а о привычной матрице конформных представлений.

И нет смысла сориться или настаивать на своих идеалах. «Крымнаш!» — не хоругвь и не надпись на щите, тем более что у носителей идеи и щита никакого нет. И совсем другое дело — «Крымненаш!», который кредо, принцип и самая настоящая скрепа для 14. Идеалы Русского мира — форма освобождения от унылого с детства катехизиса про хорошее и плохое, от утомивших своей вековой бесплодностью десяти заповедей и прочей этической чепухи.

Но и «Крымненаш!» в качестве нравственного императива — изрядный соблазн оправдать душевные изъяны: так часто происходит с борцами, особенно если нет никаких видов на победу. Чем все безнадежнее со страной и с 86%, тем больше принадлежность к 14% становится формой подвига, и все серьезно и никаких компромиссов.

Легко расслабляться и ни на чем не настаивать, когда ты в большинстве, особенно таком неумолимом, что меньшинство где-то даже жаль. А как улыбаться в меньшинстве, как не начинать каждое случайное знакомство с молчаливого и однозначного подозрения, с презумпции виновности в верности режиму, как смотреть на людей, заранее не хмурясь и отключив датчик «свой-чужой»?

А придется, вот ведь в чем концовка сюжета.

Добро не победит, но от него никто не потребует и капитуляции. Ему не придется рукоплескать вместе с массами и с ними чему-нибудь присягать. Но если и придется, то это будет делом обычным и уже нестыдным, потому что вокруг все уже будут свои. Но для этого придется научиться расслаблять мышцы лица и форматы убеждений, потому что над теми, кто этому не научится, будут смеяться уже и свои, научившиеся. Это будет не очень трудно, и, может быть, так даже будет лучше, когда все не всерьез, поскольку всерьез бессмысленно. Все где-то даже станет на свои места.

Десять заповедей, снова несколько модернизированных, — здесь, Крым — там. Русский мир — как когда-то солидарность трудящихся, повод для игривого тоста, потому что снова можно будет вместе наливать без риска поругаться из-за хунты, турок или «пятой колонны», потому что и сама «пятая колонна» станет шуткой и анекдотом, за который даже не придется сажать.

Хуже всех, наверное, будет социологам, которым уже некого будет считать. Хотя из былых хипстеров и прочих несогласных какая-то часть улыбаться так и не научится. И прослывут они опять людьми с неприятным характером. Процентов примерно четырнадцать.