Юмор в этом смысле пересекается с поэзией, которая всегда говорит о том, что волнует больше всего. Самый тонкий механизм общественного развития, поэзия не просто выявляет болевые точки современности. Она еще, так или иначе, оценивает возможность выхода. Поиски решения главных проблем, оценка стоимости этого решения и степени готовности платить — все это входит в комплект интуитивного познания действительности.

Полагают, цель поэта Рвать бутоны наслажденья. Да херня, скажу, все это, Извини за выраженье.

Это строфа из новой книги известного поэта-сатирика Игоря Иртеньева с красноречивым названием «Повестка дна», которая как раз посвящена главным вопросам. Кто мы? Куда идем? Справедливо и счастливо ли живем? Какие у нас перспективы?

Одна из самых грустных книжек, которую приходилось читать, она не раз заставит читателя посмеяться. Смех этот, как правило, беспощаден и груб. Однако Иртеньев работает в такой сфере и на таком накале, что в обычной жизни общение здесь велось бы «только матом со слезами пополам». Соблюдать меру в таких условиях довольно сложно, но автору в большинстве случаев удается.

Сергей Гандлевский в предисловии к книге справедливо отмечает, что приемы, используемые Иртеньевым для создания «комизма», чаще всего не новы. Это и смешение стилей (в стране, где и первые лица порой срываются на причудливую смесь из канцеляризмов и уголовного сленга), и обыгрывание известных с детства стихов, и «простодушный» переход на язык наиболее распространенных обывательских заблуждений.

Но какую бы маску ни примерял лирический герой, безрадостный смех поэта ярко высвечивает всё, чем вызван, — боль, гнев, страх, горечь и любовь. Последний компонент, несомненно, важен, он обязателен и для аудитории — без любви к России, без хорошего знания русской литературы многие шутки автора не понять.

И вот когда главный вопрос — смешно ли? — решен, в общем, положительно, для читателя сатиры небезразличны еще как минимум две вещи: совпадение авторской картины мира с тем, что он сам видит вокруг себя, и — второе — подсказка решения.

Отношение Иртеньева к России не просто сверхмрачно и напряженно.

Ветер воет протяжно в печной трубе, Дом до стука зубов промерзает к утру, Я считаю, что это происки ФСБ, Жена утверждает, что ЦРУ.

Оно плавно растекается по времени («А при царе Горохе/Тут было хорошо?»), выходит за пределы страны и захватывает человечество в целом («Жизни прожитой по ходу/В суматохе мелких дел/К человеческому роду/Я заметно охладел»). Тихая, светлая ирония в книжке встречается нечасто (как, например, в стихотворении «Мы шли с тобою поздней ночью…»).

Пессимистическое мировоззрение поэта легко пережить, если оно не совпадает с читательским. Труднее, когда совпадает. И вот здесь особенно важно увидеть, почувствовать возможность, хотя бы призрачную, выхода. Выхода не только для человека творческого, которого всегда ждет «в неизменном пальто/Твой конь, благородный Пегас», но и для большинства. Поэтический сканер Иртеньева показывает — в сегодняшней России надежды на это нет. «Куда бежать? И где искать спасения?/Ответа два — нигде и никуда». Самое простое в этих условиях — эмиграция или смерть:

А потом слова такие Брошу, граждане, в лицо вам, А потом скажу с последней, древнеримской, прямотой: Оставайтесь, дорогие, Вы в дерьме своем свинцовом И хлебайте полной ложкой без меня густой отстой.

Говорить о коренном исправлении ситуации пока безосновательно, преждевременно, короче говоря, несерьезно. И это как раз та несерьезность, которая совершенно не веселит. Должно быть, поэтому современный читатель иртеньевских стихов невольно напоминает героя старого советского анекдота — редактора журнала «Крокодил», отбирающего карикатуры в очередной номер: «Ха-ха-ха!.. Не смешно…»

На качество стихов и актуальность новой книжки Иртеньева все это, правда, никак не влияет. Перспективы могут быть сколько угодно далекими — это не упраздняет честного взгляда и не отменяет важности действия.

Арсений АННЕНКОВ, специально для «Новой»