Аргументация в стиле «кто против власти, тот агент враждебного государства» живет и побеждает. Почему?

С гражданской точки зрения сама идея всегда правой власти неприемлема. Гражданин скажет: правы или не правы конкретные лица — те, кто принимает то или иное, правильное или неправильное решение. С чего вдруг, спросит гражданин, эти ребята вообразили, что никому не позволено обсуждать их решения? Откуда взялся антиконституционный принцип верховенства неподотчетности и безнаказанности? Почему, поинтересуется он, тех, кто пытается обсудить решения власти, на любых ее уровнях, ожидают обвинения во всех смертных грехах? Почему того, кто оспаривает решения, называют врагом?

Представитель власти, нарушающий законы, скажет гражданин, вдвойне преступник и заслуживает самого сурового наказания. Но почему же тогда наказание ожидает не преступников и жуликов, благополучно избегающих кары, а тех, кто выявляет нарушения закона и старается донести это до общества? Почему не отменяются нелепые решения и не доводятся до конца расследования очевидных преступлений?

Многочисленные примеры подобного рода объясняются просто — одновременным (пока что) существованием двух разных систем управления: на основе приказа и на основе закона. Простейший пример первой системы — приказ командира, который следует выполнять беспрекословно, даже если он незаконен.

Сказано, допустим, воровать — значит, надо воровать, а что поделаешь, таков приказ. В случае чего — отмажут, своих не сдадут. А как же иначе? Скажут воевать — значит, надо воевать. Свалят потом на специально назначенного козла отпущения. Скажут вещать, что белое — это черное, а черное — белое, надо вещать. Приказ есть приказ. Даже скажут уверовать — значит, надо уверовать. И в церковь пойти. И молитвы вознести. Какому скажут Богу. Все на благо страны.

Наша власть управление с помощью закона всегда не очень жаловала, а теперь все время, наверное, про себя думает: а основной-то закон, если можно так его назвать, Конституция, вообще санкционирована специальным приказом или нет?

Но для полного счастья и этого мало. В понимании энтузиастов национального сплочения инакомыслие тоже подрывает существующий порядок и поэтому должно считаться изменой. Так что лучший способ покончить со зловредными идеями гражданского контроля и оспаривания принимаемых властью решений — не просто преследовать сомневающихся, объявив их экстремистами, но изменить сам контекст общественной жизни. Ввести необъявленное военное положение, даже начать некое подобие праведной войны, сыграть на патриотизме, чтобы примерный гражданин устыдился любых неуместных нападок на родную власть. Кому же охота, чтобы его считали пособником врага?

Нас всячески убеждают, что сегодня именно мы — главные мишени ополчившегося на нас мирового зла в образе то одной, то другой враждебной силы. Поэтому тезис «Власть всегда права!» с каждым днем становится в глазах систематически оболваниваемого населения все более осмысленным и верным. Еще немного — и изменой будет повсеместно считаться недоносительство на людей, высказывающих любое собственное мнение, а образцом гражданской добродетели — стукачество, диктуемое любовью к Родине. Разве в этой логике несанкционированное несогласие — не своего рода измена? Во всяком случае, теперь не только внутренняя, но и внешняя политика направлены на поддержку и пополнение опоры режима — агрессивно-послушного большинства, несчастной жертвы обмана и манипуляций, готовой превратиться в преисполненного патриотическим восторгом палача и ближнего своего, и дальнего. Кого угодно, только скажите, хотя бы намекните.

Если до сих пор в стране не введен комендантский час и «тройки», то объясняется это, конечно, фантомным либерализмом и инерцией недолгой эпохи демократизации. Наверное, какой-нибудь младший сержант, посаженный в кресло губернатора, искренне удивляется, почему ему не позволяют довести дело до конца и расправиться с оппонентом по всей строгости законов военного времени?

Ну потерпи еще немного, дорогой, и твои самые заветные мечты сбудутся.