Борис Немцов: «Жить стало лучше, но противней. А большинство ставит точку после "лучше"»

Вначале о том, как возникло это кино. Его автор Зося Родкевич по прозвищу Анти-Рифеншталь, ученица Марины Разбежкиной, участник проекта «Зима, уходи!». В 2012-м она по заданию продюсеров Александра Расторгуева и Павла Костомарова начала снимать Бориса Немцова. Было начинающему режиссеру 22 года. Скоро стало ясно, что из съемок можно сделать портрет. Возникла идея: Зося смонтирует эпизоды, и Немцов их прокомментирует. Продюсеры ее поторапливали, а Зося тянула. Ее можно было понять: материала за 3 года скопилось море. Первая версия — 4 часа. Голос Немцова записать не успели…

Итак, юная анархистка с цветными волосами и кольцом в носу отправляется снимать известного политика Бориса Немцова, как ей тогда представлялось, доисторическое существо (53 года — древность!), самовлюбленного буржуя, барчука, наследника Ельцина. Жуть…

Она снимала его с перерывами 3 года, и вальяжный мамонт постепенно превращался в близкого друга. Энергичного и харизматичного, самолюбующегося и влюбчивого, смелого и комплексующего, победительного и уязвимого, честного и ироничного, упрямого, порядочного… и очень живого.

Знакомство. Купе, зеленоватый ночной свет, Немцов в полусне, рассуждает о балансе между демократией и возможностью выполнять собственные решения. О задаче ограничить власть, о ее сменяемости. Вдруг отрывает от подушки голову, просыпается: «Ты снимаешь, что ли, балда?» Тут-то он выясняет, что они с Зосей в один день родились. И Ленон — с ними: «Мы никогда не забудем про наш день рождения!»

Ростов Великий. По мнению Немцова, каждый город России вбирает и концентрирует в себе проблемы страны. Вот в Ростове, к примеру, жулики Кремль приватизировать хотят.

Его приглашают на похороны Тэтчер, а он — в Вятку на процесс Навального, с шуточками про патриотизм. На заседании с лидерами оппозиции делится своими физическими изысканиями в области инфразвукового оружия, которым… и коров повредить можно.

Узнаем, что его хотели женить на внучке Рокфеллера, когда он был кронпринцем российской элиты, да вот, фото ее увидев, отказался. Немцов делится с камерой и своей главной слабостью — любовью к женщинам. Рассказывает о детях от разных женщин, которым дал свое имя и помогает: «Мама говорит, если б я не любил женщин, ничего бы не добился».

Лидеры оппозиции на Болотной. Буквально светятся детской радостью: столько людей пришло! Немцов что-то кричит толпе с тумбы, его стаскивают полицейские, в автозаке у них с Навальным забирают телефоны.

И лишь в больших городах, где сосредоточен средний класс, вызревает протест».

«Я не хочу, чтобы мои дети стремились уехать из России». Он учит Яшина правильно нырять в прорубь («Как ощущения? Как на Триумфальной? Голым Немцова видели когда-нибудь?). Раздает листовки в защиту Навального.

Ярославль. Участвует в местных выборах. Интервью, теледебаты. Разговаривает с согражданами. Трезвыми и не очень. С болельщиками на футбольном поле. С бабушками на скамейке. Буквально ходит по дворам. Убеждает прийти на выборы, проголосовать за «ПАРНАС». Настроенной против либералов тётеньке Римме расписывает, что сделал лично: отменил залоговые аукционы, не отдал Курильские острова, ввел декларацию расходов чиновников… Пересчитывает, скольким журналистам дал интервью за день. Скользит по коридору на скейте… Переругивается с женой. Дерется. Ест. Пьет кофе.

Он физик, даже диссертацию написал, поэтому знает закон: «Внутренние силы не меняет импульса системы». Знает, но прикладывает максимальные «внутренние силы», чтобы нарушить известный закон.

Периодически подтрунивает над Зосей, гонит ее. И в какой-то момент камера его отпускает. Вот он стоит на платформе, нарядный, в хорошем настроении: «ПАРНАС» набрал 5,11% голосов избирателей и получил один мандат в Ярославскую облдуму.

Непарадный портрет, снятый с короткого расстояния. Кино с двумя героями. Немцов и автор, практически невидимый. Порой Немцов отмахивается от камеры с приклеенной к ней Зосей, как от мухи. Потом кокетничает… не знаешь с кем. То ли с Зосей, то ли с камерой.

Их отношения — магнит фильма. Почти по Бахтину, когда реальность героя — другого сознания — и есть предмет для оптики, художественного видения. В финале автор останется один. Такой вот осиротевший фильм.

Подтекст.Перед тем как поговорить с Зосей Родкевич о фильме, спрашиваю продюсера Расторгуева, почему она Анти-Рифеншталь? Ответ: «Мягко говоря, не любит власть — раз. Анархистка и панк — два. Снимает в цвете — три».

— Зося, было снято огромное количество материала. О каких фрагментах, не вошедших в фильм, вы жалеете?

— В полной версии фильма были пространные размышления-монологи Бориса Немцова, снятые в рамках проекта «Срок» в мае 2012-го. Он рассуждает о политике. Очень серьезно, с холодной интонаций. Совсем другой, чем в нашем фильме. Мы все вырезали, потому что это не сочетается с моей близкой камерой. А жалко. Мне кажется, фильму не хватает политического ракурса, крупности, значимости Немцова-политика. Кстати, Разбежкина предлагала фильм только из таких монологов сделать. Еще… Хороший был эпизод, когда он приходит на «Оккупай Абай». Купив несколько мандаринок и салат оливье, чувствует себя «скатертью-самобранкой», «хлеба» раздает.

— Как менялось ваше отношение к Немцову, знаю, что поначалу вам он не очень нравился?

— Да, в нашу первую поездку я отправилась со скептическим настроем. В Ростове он должен был поддерживать какого-то неказистого мэра. А у меня был суперлевый анархический период в жизни, я всему сопротивлялась. И, конечно же, не хотела иметь ничего общего со старыми либералами, слишком благополучными, процветающими. Даже на протестных акциях, когда видела Немцова, никогда не подходила его снимать. И уже в поезде этот настрой, как пелена, начал спадать. Конечно, его самовлюбленность осталась, но душевная щедрость… выяснилось, что он умеет быть другом. Что у него нет запретных тем. Он говорил, что у него и комплексов нет, но это неправда. До этого я снимала Якеменко и подкалывала его, чтобы «раскрыть». Поначалу попробовала ту же линию поведения с Немцовым. Полный провал. Как только я иронизировала на тему возраста… он сразу сдувался, сникал. Его надо было хвалить.

— Кажется, что ваши линии героя и автора движутся навстречу друг другу, чтобы в финале встретиться. Только встреча эта сорвана не по вашей вине…

— Нет, скорее это параллельное движение. Я ведь на протяжении фильма взрослею. У нас было много споров про название. И выбранный мною заголовок не случаен, он и есть мое отношение, мое высказывание. Почему это история стала для меня личной? Потому что он так себя вел, все время в камеру обращался. Звал меня всюду с собой. Екатеринбург — вообще его инициатива: «Обязательно едем, будет интересно».

— Выходит, его можно назвать сопродюсером фильма?

— Когда мы обсуждали с ним будущий фильм, мы поругались. Он говорит: «Меня же из молодых никто не знает. Надо посадить меня в кожаное кресло, сделать солидное представление, и потом будут мои монологи в этом кресле, сопровождаемые твоей хроникой». Я сказала, что такого не будет. Это было бы не мое кино… Я его отпустила, когда война в Украине началась, я уже совсем устала от политики. Взялась монтировать… Медленно. Сидя в лесу в деревенском доме, узнала о покушении. К тому моменту он давно превратился в настоящего друга, которому можно всегда позвонить, пожаловаться на жизнь, прийти выпить… И, когда увидела SMS, что его застрелили, я решила, что это дурацкая шутка. На похоронах рыдала. Я потеряла друга… а получилось, что это все снято.