СюжетыКультура

Под осколками драмы

Человек в меняющемся времени — центр внимания театрального сезона

Этот материал вышел в номере № 133 от 2 декабря 2015
Читать
Человек в меняющемся времени — центр внимания театрального сезона

Спектакли, рассказывающие историю, чья частность обманчива, наблюдающие человека и род, семью и личность, один за другим возникают на столичных сценах. И так случилось, что в двух спектаклях, о которых речь, — почти всё определяют актрисы.

«Мой внук Вениамин»

Фото: Ирина ГЛАДУНКО
Фото: Ирина ГЛАДУНКО

Пьеса Людмилы Улицкой в антрепризной постановке Марфы Горвиц (впервые показанной на сцене МТЮЗа) начинается как бытовая история, оборачиваясь по ходу действия чем-то совсем иным.

Главную героиню зовут Эсфирь, и она, по характеристике автора, «последняя местечковая еврейка». Но ее играет Лия Ахеджакова, и потому суетливая театральная портниха, домашний тиран становится прямым потомком библейских Рахиль и Лии.

Эсфирь родилась в Бобруйске. А уже в 41-м город стал сначала огромным гетто, потом лагерем смерти. И от семьи, от всех семей — портных, часовщиков, врачей — остались осколки — двоюродные сестры Фира и Лиза. Ахеджакова много раз играла на сцене решительность и решимость, такая она — с первых ролей — маленькая, мужественная, отважная. Но здесь бесшабашная отвага ее героини особого корня — уходящего в судьбы всех расстрелянных, сброшенных во рвы под Бобруйском. Недаром, вернувшись в счастливый и страшный город детства и увидев на кладбище отколотый кусок надгробного камня, она сразу различает в нем знак. И находит дочку Симы Винавер, которую та родила «для моего Левы».

Вот в том-то и дело, что у Эсфирь есть сын. Ему пора жениться. Не на ком-нибудь, а на девочке из родного Бобруйска. К началу спектакля Фира эту девочку уже нашла; больше того — на наших глазах устроила свадьбу. И не важно, что почти сразу оказалось: сын любит другую, а девочка из хорошей еврейской семьи — русский приемыш. Сын сбежит к любимой, а у Сони от отчаяния случится что-то с одноклассником-курсантом…

У Ахеджаковой замечательная партнерша — Александра Ислентьева, Лиза, акушерка, у которой нет ни детей, ни мужа, но при этом она — повитуха-искусница, каждый день в умные руки принимающая тайну жизни. Им обеим удается совместить эпос и характерность в рамках одной роли. Пока одна бурно переустраивает реальность, другая — томится в тревогах и сомнении. Одна ни с чем не согласна, другая смиренно принимает все; вот из-за таких, как эти двое, и вращается Земля. И палитры разные: резкие, яркие краски у Ахеджаковой, мягкая, не выцветающая акварель — у Ислентьевой. Ну а юная Соня (Надежда Лумпова), от которой сначала сбежал избранный муж и которую теперь готов осчастливить антисемит-одноклассник, обретает характер по ходу движения событий к финалу. Спектакль на троих женщин при второстепенном участии мужчины Марфа Горвиц строит спокойно, без суеты. У своего учителя Женовача она научилась находить градации оттенков в самом очевидно окрашенном материале. Абсурд и юмор происходящего подчеркнут режиссером ненавязчиво, но внятно, как и бездна между поколениями.

История о том, как Фира поехала в Бобруйск, увидела на вокзале в киоске Марусю Кузакову, как та закричала на весь вокзал, как они заплакали (…«И знаешь, Лиза, у меня был двоюродный брат Сема, он был на ней женат!» — «Что ты мне рассказываешь?! Это был мой родной брат Сема…»), принадлежит одной эпохе, а, скажем, свидание двух молодых, полное неловкой чувственности и прозаического комизма, — совсем другой.

Сегодня сцена, как правило, далека от задачи тронуть зрителя. Да и мало кому это под силу: слишком быстро несется время, попутно раня «людей из публики» осколками то одной, то другой драмы. Но у Ахеджаковой в самой ее актерской природе заложено клоунское, чаплинское умение блеснуть улыбкой сквозь боль, посмеяться сквозь слезы. Она умеет быть нелепой, смешной, жалкой — и величественной. И стоит ей оставить на несколько минут «фирменный» голос, свои знаменитые, давно осевшие в ушах целой страны интонации, — и житейская история взлетает до бытийной.

Два момента, точно сыгранные, держат спектакль как мост. Первый — монолог Фиры: «…Сема погиб, и все наши — и бабушка Роза, и дедушка Натан, и первенец мой Илья — погибли в один день. И я хочу, чтобы мой сын родил детей с Соней Винавер, а не Бог знает с кем! И чтобы за стол садилась большая семья. Я хочу, чтобы его дочери были похожи на бабушку Розу и на Симу Винавер, а сыновья — на моего покойного мужа Вениамина и на брата Сему! Я хочу, чтобы кровь моя не умерла на земле!»

И второй: когда вконец измученная тем, что все идет не по ее сценарию, но неукрощенная Эсфирь утирает слезы своей не от того беременной невестке, одним взмахом сухой птичьей руки разметая шелуху быта до золотого песка вечности. Наплевав на зов крови, она провозглашает: «…мы назовем его Вениамином!»

А Вениамин, как известно, — сын счастья.

«Саша, вынеси мусор!»

Фото: Михаил ГУТЕРМАН
Фото: Михаил ГУТЕРМАН

…в зале ЦИМа с изнанки заново выстроенного станка сцены стоит кухонный стол, на нем плитка со сковородой, шинкованная капуста, морковь. Пахнет жареным. Кажется, хозяйка вышла и через минуту вернется. И да, мы ее сейчас встретим — на сцене.

Две женщины, молодая и постарше, на фоне глухой кирпичной стены, вдвинутой в зал, упирающейся в колени зрителей. Весь спектакль они проживут у этой стены, будут то стоять, прислонившись, то сидеть возле. Мать (Светлана Иванова-Сергеева) и дочь (Инна Сухорецкая). У одной лицо жесткое, опаленное, у другой — кроткое, юное. Дочь засунет под свитер воздушный шарик и окажется на последнем месяце беременности. А мать, глядя куда-то далеко, за горизонт, станет разговаривать с мужем. Он вышел из дома, где на плите пригорала привычная их обыденность, и не вернулся. Умер, сердце. Надо жить дальше, привыкать. Но она говорит-говорит с умершим, как с живым. Ссорится с ним, спорит, доказывает. И страшным криком, как в спину ему, кричит: «Саша, вынеси мусор!»

Этого нет в спектакле, но словно бы и есть: и гарнизонный залп над могилой еще молодого полковника, и пластиковые кладбищенские розы, и водка в бумажных стаканчиках. От всего осталась глухая стена.

Спектакль «Саша, вынеси мусор» — редкий случай современной притчи. Виктор Рыжаков, постановщик, и Наталья Ворожбит, драматург, достойно поддержали тренд сезона. Ворожбит — автор молодой, но не страшащийся крупных планов и крупных моментов родной ей истории — от Голодомора до Майдана, и, похоже, это тот случай, когда тема растит автора.

За пунктирным сюжетом — война в Украине. Она началась уже без героя. Но «…наши мертвые нас не оставят в беде»: он выйдет из-за стены на сцену. Справный, крупный мужик (Александр Усердин), военный, не дождавшийся войны, не совпавший с моментом, подшитый алкаш, от которого прятали сладкое, всегда забывавший вынести мусор. Умерший хочет вернуться. Потому что на Украине идет шестая мобилизация. И служивым, ушедшим на тот свет от тоски мирного времени, время снова встать в строй. Надо только позвать… Об этом просит жену… Ползут по кирпичной стене черные буквы — и расцветут незримым салютом воспоминания их лучшего крымского лета — море, вино, любовь.

А вдова уже поставила памятник, соседям на зависть. И жестко мобилизовалась на жизнь без мужа: купить котел, дрова, вырастить, спасти детей. И дочь, снова беременная, запоет хит «Скорпионс», «нашу», их, родителей, песню. И что-то взорвется, навсегда исчезнет.

Все тут, казалось бы, сыграно и поставлено совсем просто, но есть в этой прозрачной простоте градус высокой очистки: сила народной сказки и черная поэзия, ненавязчиво поддержанные режиссурой. И кажется, драматург Наталья Ворожбит, уроженка «логова Змиева», с детства знающая про Вия, — здесь еще и младшая ученица Гарсиа Маркеса, а может, Сарамаги, с их свободой обращения со смертью, умением шутить с ней, соседствовать. Накоротке.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow