Юра

— Иван, тропинку видишь? Как к дому-то подходить? — В семь вечера мы с майором Константином Мориловым пытаемся найти подступ к бараку на окраине поселка Дороничи. Фонаря нет. Первая попытка пройти 20 метров от дороги не увенчалась успехом: уперлись в гору мусора.

Третья среда каждого месяца у кировских участковых — выход в рейд. Нужно обойти всех, кто состоит на учете: владельцев оружия, алкоголиков, семейных дебоширов.

Мы пробираемся к дому Юры. Ему 20, в январе вышел с зоны, где отмотал почти год. Теперь может вернуться обратно: на днях напился и начал гонять мать вокруг дома, угрожая ножом. Рецидив.

Входная дверь не заперта, Юра встречает нас уже с порога. На нем треники, тапки и дырявая серая футболка.

— Все нормально у вас? — интересуется участковый.

— Нормально.

Заходим в дом. Внутри грязно, напротив большой русской печки стоит заляпанный стол: скатерть не стирали, кажется, несколько лет. Гора немытой посуды, потеки на потолке и стенах.

— Документы покажи, — говорит Морилов Юре.

— Нету их. Сумку потерял, там паспорт и свидетельство.

— Ты хоть понимаешь, что дело-то серьезное?

— Понимаю.

— Поверь, я тебе зла не желаю. Но мама у тебя одна. Она тебя растила, кормила, в школу водила. Неужели она достойна того, чтобы ты ее гонял? 119‑я — статья серьезная.

— Я больше никогда…

— И что теперь делать? — внезапно спрашивает мама. — Посоветуйте…

— Не хочу пугать, но он может и в тюрьму уйти. Просите в суде условного наказания.

Прощаемся. Выходим за калитку, Морилов глубоко вдыхает: «Это он еще приличный сейчас стал: работу нашел, девушка у него появилась. Он при ней, кажется, и не пьет. Было хуже».

«С сыном общаемся в основном по телефону»

— Я в полиции оказался 18 лет назад и попал сюда вполне прозаично, — рассказывает Морилов, когда мы садимся в УАЗ. — Отучился в торгово‑экономическом техникуме, сходил в армию. Потом хотел по специальности устроиться, но везде был опыт нужен. А тут набор в милицию. Так и попал в участковые. Сначала привлекла стабильная зарплата: в Лянгасове (поселок под Кировом, где живет Константин.— И. Ж.) с работой нелегко всегда было, а потом уже понял, что вроде как полезное дело делаю.

Дед Константина и его дядя тоже служили в милиции, и это повлияло на его выбор.

На первых порах, рассказывает Морилов, работа доставляла неприятности: «Поселок у нас неспокойный. У меня и одноклассники были, которые ушли в криминал. Здороваться перестали. Но я и тогда, и сейчас понимаю, что прав».

Сын Константина сейчас учится в пятом классе. Но он, думает участковый, в полицию уже вряд ли пойдет.

— Он же все равно смотрит на меня: папа уходит рано, приходит поздно. Рабочий день у нас номинально с 9 до 18, но в действительности — с 7.30 и хоть до полуночи. Основная работа начинается после 17 часов, когда люди домой с работы приходят: я обход делаю, потом надо бумаги на все заполнять. Словом, с сыном общаемся в основном по телефону.

Остаток рейда проходит буднично. Наведываемся по трем адресам охотников: надо проверить правильность хранения оружия. У всех троих с этим порядок: ружья разобраны, лежат по сейфам.

В 21.00 в кировском УВД — отчет о рейде. Дома, в Лянгасове, Константин будет только ночью.

А был ли Росляков?

Лянгасовский пункт полиции находится на первом этаже многоквартирного дома. Длинный коридор, с десяток кабинетов. На стенде, среди образцов заявлений, нахожу любопытные бумаги: «Психология цвета». На желтых, зеленых и синих листах рассказывается о значении соответствующих цветов и о том, какими чертами характера обладает их любитель. На этом же стенде — методы психологической разгрузки.

— На нашей работе, конечно, понервничаешь, — говорит Морилов, встречая меня на проходной. — Почему-то люди думают, что по любому поводу нужно именно в полицию обращаться. Звонят и говорят: «Соседи топят». Или, например: «Ходит кто-то подозрительный под окнами». Чем подозрительный? Да Бог поймет. Из 20 звонков только 2—3 по делу.

В этот раз «по делу», правда, начинается сразу. Константин берет трубку.

— Что-что? Рослякова побили? А где вы? Комсомольская? Сейчас будем.

Майор одевается на ходу. Из отделения буквально выбегаем.

Нужная нам пятиэтажка находится в трех минутах ходьбы от отделения. Поднимаемся к квартире. Морилов стучит в дверь. Ответа нет. Стучит еще раз — безрезультатно.

Опрашиваем соседей: женщину с ребенком из квартиры напротив и бабушку из квартиры снизу. Никто признаков драки не заметил, шума не слышали.

— Сказали, что избили его здесь, а живет он якобы на Молодежной. Сейчас туда пойдем, — заключает Константин.

Но и на Молодежной улице Рослякова не оказывается: квартиру открывает заспанный молодой человек. По просьбе участкового показывает паспорт: не Росляков.

Выходим на улицу.

— Ну и что теперь делать? — интересуюсь.

— А что делать? Буду ходить в ту квартиру на Комсомольской, пока не откроют.

Бумаги — половина работы

На пути в участок разглядываю Лянгасово. 73 года существования поселка изрядно его потрепали: разбитые дороги, фасады с облупившейся краской. Много домов под снос. Самое красивое здание — железнодорожная станция.

«Новая, 20 миллионов потратили», — говорит Константин.

Лянгасово участковый любит, потому что «где родился, там и пригодился». И проблемы местного отделения полиции он принимает как свои.

— Бумаг очень много. Вот, например, семейный скандал какой-то, вызывают меня. Я должен разнять, успокоить, а после этого взять письменные объяснения с дебошира, с членов семьи, с соседей. Если есть состав уголовной статьи — тут писанины еще больше: заявление, объяснение, протокол осмотра места происшествия. Затем необходимо все сфотографировать, составить фототаблицу, потом вызвать всех в отделение и откатать пальчики, потом занести это в базу данных. Если что-то пропало, например, телефон — дать ориентировку на человека, на похищенный телефон — все это и в электронном виде нужно сделать, и на бумажном носителе. Если кто-то из нашей базы криминального элемента подпадает под описания потерпевшего — проверяем, был ли он на месте преступления. Все это излагается в рапортах. Половину рабочего времени проводим за бумагами.

«Работы нет, а бутылка есть»

Не успеваем мы дойти до отделения, Морилову звонят на мобильный.

— Да, будем сейчас! — говорит он встревоженно, и мы снова переходим на бег.

Звонил пожилой мужчина: в дверь ломятся неизвестные.

Пробегая мимо полицейского участка, хватаем УАЗ. «Доедем на последнем топливе, — говорит Константин. — Далеко».

Приезжаем за 10 минут, но никого у двери уже нет. Морилов стучит, открывает женщина.

— Люба, звонили? — спрашивает участковый. Квартира, оказывается, ему хорошо знакома.

— Да! А что он ломится ко мне беспрерывно?

— Кто он?

— Артур.

Артур, сожитель Любы, когда пьяный, плохо себя контролирует, бывает агрессивным. А дома двое детей.

Полицию вызвал Любин прадедушка Алексей Леонидович.

— Ломился Артур к нам часа полтора, сначала просто стучал, потом пошел на хитрость: мол, вы мне только сигареты дайте, и уйду, — объясняет Алексей Леонидович. — Но я‑то знаю: только дверь откроешь — вломится и устроит дебош. Вчера так меня оскорблял!

«А папа у нас тупица, а папа у нас тупица», — монотонно повторяет Люба, покачивая на руках младенца. Ребенок улыбается.

Квартира — это ободранные обои, потолок в разводах, старые шкафы, из которых вываливается одежда.

— Почему они так живут? — спрашиваю я на выходе из подъезда.

— Ну сам посуди. У Любы работы нет, она с детьми сидит. Пособие у нее 5000 рублей. Артур пьет постоянно. Очень много у нас людей от этого страдает: работы нет, а бутылка есть…