Большие фантазеры братья Гнатюки (метафизически один человек, как А-Янус и У-Янус Полуэктовичи, на самом же деле — целая пиар-группа) на этот раз, 28 октября, затеяли феерическую вечеринку в кинотеатре «Иллюзион» в честь 45-летнего юбилея фильма «Начало».

Вообще грамотные люди, секущие фишку в винтаже и всяческой ретрухе, любят и умеют стилизовать и стилизоваться: под 40-е роковые, под стиляжные 50-е, под «мы думали это весна, а это от-те-пель…», под 70-е, конечно. С их юбчонками размером с почтовую марку и башнями начесов, намотанных на банку из-под китайской тушенки-дружба-навек, с клешами, российскими винами в ассортименте, «жигулями» по записи, подписными изданиями, интервидением и их Торшером — знаком домашнего уюта. Физико-лирическая безбытность стремительно утрачивала свою привлекательность. Хотелось жить, чтобы жить. В трещины и щели ржавеющего железного занавеса просачивались шмотки, книжки, виски и «ихнее» кино.

1970-й был блестящим киногодом. Пожалуй, лучший фестиваль из всех ММКФ. В прокат вышли — «Белое солнце пустыни», «Бег», «Жил певчий дрозд», «Был месяц май», «Дядя Ваня», «Спорт, спорт, спорт», «Король Лир», «Белорусский вокзал». В тот год мы увидели «Забриски Пойнт» Антониони, «Березняк» Вайды, «Американский солдат» Фасбиндера. В этом году Глеб Панфилов закончил снимать свой второй фильм «Начало».

На Котельнической, 24, в фойе — буфет в духе 70-х (бутербродики, яички с майонезом, винегретик, балтийская килька, ее земляки (водняки) шпроты, залейся хорошей массандры, а также и коньяка «Арарат» 5 звезд (тот самый, по 15,80). «Те» песни в исполнении каких-то чумовых певиц. Дресс-код в стиле ретро, который уже мало кто помнит, но постарались. Я даже паричок захватила старенький — типа каре. Тут же, в выгородке фойе, в гениальной сцене ужина Аркадия у Паши (ла-ла-лайлам-лалалайлам-ла-ла-ла!!! дичь можно руками), «кинопробы» всех желающих… Платили честно, 3 рубля новыми.

Но вот песни-пляски закончились. Социо- и культурологически оснащенную лекцию про кино и жизнь 70-х прочитал Швыдкой. Элегантный дивертисмент о материальной культуре фильма легко, буквально по-балетному провел Парфенов. Хорошо и по правде взволнованно выступил Глеб Панфилов. Прокрутили трогательный ролик с Инной Чуриковой, которая сбежала на гастроль — от страха за судьбу просмотра 45-летнего кино. Даже великая артистка подвержена тревоге о власти времени — не только над ней, но и над ее ролью…

А дальше началось собственно НАЧАЛО.

Фильм, который мы все смотрели по многу раз в кино, а потом по телику — сколько показывали, столько и смотрели. Не в силах оторваться от этого чуда. Ни тогда было невозможно, 45 лет назад, ни через 10–20–30 лет, ни сегодня. С той разницей, что сегодня мы не глотаем его со зрительской жадностью, но смакуем с синефильским наслаждением от деликатеса, от каждой реплики, каждого микроэпизода, взгляда, мизансцены — как и следует смотреть настоящее гранд-кино на века.

«Глубины бесхитростности, ураганы простого», — говорил о картине ее сценарист Евгений Габрилович. Сегодня от этой головокружительной простоты сносит башню. В ней — колоссальный авангардизм и современность. Простые ракурсы (а фильмы, снятые, например, Урусевским, — остались лабораторными пособиями операторского мастерства). Простые диалоги, в случае романтичной Паши чуть насмешливо (прелестно) приподнятая речь (а трек «9 дней одного года», например, невозможно слышать, хочется все переписать от слова до слова). Именно что ураганная легкость открытого приема «фильма в фильме» (почти все movies into movies, как бы хороши ни были, перенасыщены игровой иронией, «виньетками ложной сути», куда и уводят. Ну, величайший зеркальный фонарь «8 1/2» — конечно, недосягаемый пик).

В общем, устарело, увы, многое. Ряд фильмов французской «Новой волны». Немалая часть неореалистских лент. То советское кино, что проходило у нас по рангу «великого»… Не так давно, перечитав роман, пересмотрела «Невыносимую легкость бытия» Кауфмана, режиссера, бесспорно, качественного. Не ругайте меня, но при всем блеске — и это кино вчерашнего дня. Легендарного, но вчерашнего. Скажу вещь еще более неприличную: хоть и овеянное как легендой, так и каннской веткой, навсегда осталось в 80-х «Покаяние» Абуладзе.

Могу составить здесь мой список фильмов, куда мы ломились до треска в ребрах, но которые испытания временем не выдержали. «По-моему», как учит меня говорить поэт Орлуша. И «по-моему-я-так-считаю», тайна сия велика есть. Велика и очень интересна. И есть повод о ней поговорить. Но не сегодня.

Потому что сегодня, а вернее, пару дней назад (что непринципиально), мы смотрели «Начало», отметившее свой 45-летний юбилей.

В студенческом прошлом ученица Габриловича рассказывала мне его байку. Основа фильма, значит, уже была почти вылеплена, оставалось придумать картину, в которой бы снималась Паша Строганова. И сценарист протянул руку к заветной полочке и наугад вытащил книжку. Это и была, мол, история о Жанне д’Арк.

Конечно, и великие сценаристы — чисто по зову своей сочинительской природы — могут навешать на уши влюбленным ученикам чудесные «виньетки ложной сути», обаятельные апокрифы и прочее очевидное-невероятное. Но мы-то с вами, взрослые, литературно (да икино-) отравленные люди понимаем, что такие вещи случайно не случаются. Что Жанна — это зерно Паши. Что наша фабричная девчонка — русская реинкарнация маленькой французской крестьянки. Общее простодушие, доверчивость, максимализм, вера в свое предназначение. И общий легкий, если хотите, сдвиг, который делает простушку Прасковью такой непростой и окрыленной. Способной к полету — как та же (ох, неслучайная!) Баба-яга.

Эпизод в клубной гримерке, кстати, сочинили в Пицунде на крыльце хинкальной, где немедленно и сняли эту сцену. Жемчуг в буквальном смысле хрустел у авторов под ногами…

…А кабы Евгений Иосифович наугад вытащил «Анну Каренину»?

«Начало» осталось свежим и исполненным режиссерско-сценарно-актерско-операторского шика наряду с исполинами: Висконти, Феллини, Годаром.

И только теперь, на этом роскошном пиру профессии, я поняла, чем взяло «Начало» Венецию и другие фестивали планеты. Чем Габрилович, Панфилов и Чурикова обольстили мир и страну на полвека и будут обольщать дальше. И, так уж факультативно, поняла кое-что про наше российское кино сегодня, про все победы Звягинцева и Ко, и чего они стоят.

«Начало» — МИРОВОЙ фильм. Это не про Россию. Вот в чем дело. «Начало» — это не «картина маслом» (между прочим, самая легкая техника). Это офорт, процарапанный сухой иглой на меди. Такая «китайская» работа, которая не допускает спекуляций. Такая работа, где можно и возможно говорить только главное. (Не потому ли «Библию» иллюстрировал именно величайший в мире гравер Доре?)

Базовые ценности — это не политика, не церковные шашни, не грязь и чернуха, и даже не «боль народная». Это, сказанное устами Жанны, — человек и его душа, которая сильнее пыток и смерти.

Многие хотят, да мало кому удается. Очень уж мы заточены на «про родину». И про себя.

У Габриловича, Панфилова и Чуриковой — не про себя. А про всех. Как у Володина. Как у Чехова и Бунина. Как у Тонино Гуэрры. Как у Норштейна в гениальной «Сказке сказок».

Я попыталась сказать это все Глебу Анатольевичу после просмотра. К нему стояла очередь, и пришлось сокращаться по ходу. Видать, не очень точно выразила мысль. Панфилов сердечно улыбнулся и ответил: «Вы очень красивая». И я рада. А что, было бы лучше, если бы мужчина сказал тебе: вы очень умная? Во-первых, это не была бы правда. А во-вторых, в красоте-то Глеб Панфилов уж как-нибудь знает толк. Не у каждого Пигмалиона чем ближе к золотой свадьбе, тем неотразимей любимая.