«Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву», — чеховский вишневый сад, как известно, давно срубили. Люди, которые помнили, как «вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили… и, бывало, сушеную вишню возами отправляли в Москву и в Харьков», ушли в мир иной. Кресты над их могилами истлели в труху еще в середине прошлого века.
Крестьяне, помещики, купцы, каторжники в цепях, тощие сельские попы, ямщик, поющий заунывное и азиатское, — все они канули в Лету, исчезли, растаяли. Навсегда и больше никогда-никогда не вернутся. На месте вишневого сада уже много лет цветет другая жизнь. Мало похожая на ту, которая была и которая нам, смотрящим на нее из чеховских зарисовок, кажется такой приятной и эстетически цельной.
Из этой кажимости, из ощущения того, что срубленный в прошлом веке вишневый сад был прекрасен, а нынешнее, стоящее на его месте, сплошь ужасно, родилось желание вернуться обратно. В чеховские декорации. В которых якобы, как недавно казалось многим, будет лучше и полнее. Конечно, подразумевалась прежде всего эстетическая сторона существования. О других сторонах никто и не думал. Казалось, что прекрасное само как-нибудь притянет за собой бытовое. Само как-нибудь уладится и не будет путаться под ногами.
Это желание опять же, как казалось тогда многим, было напрасным. Pantarei — все течет, в одну воду нельзя войти дважды. Желание вернуться в свое счастливое прошлое и остаться в нем навсегда, возможно, самое частое и самое искреннее у большинства людей. О шаге в прошлое мечтают и дети, и взрослые, и старики. Человек жаждет счастья, он для него создан, как писал философ Кант. И если оно потерялось в прошлом, отчего бы туда не вернуться? Или хотя бы помечтать? Ну да, было бы, наверное, просто замечательно оказаться там, где столько цветов, запахов и в таких приятных сочетаниях, как у Чехова в книжках. Жаль, что это невозможно.
На беду мечтающих об их мечтах узнали на самом верху. И ради своих, нам абсолютно непонятных целей эти мечты решено было воплотить в жизнь.
Вот уже два года с реформаторским упорством, достойным Петра Великого, нынешнее, современное и как бы плохое и непонятное сносится, чтобы на его месте посадить новый вишневый сад. Чтобы снова «вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили». Якобы это должно осчастливить. Ведь это же сбывшаяся мечта. Чехов с нами, и улицы завалены вишневыми саженцами, их сажают, сажают и сажают.
К разочарованию мечтателей, в российском вишневом саду есть много неожиданного. Вслед за садом из прошлого полезли всякие уроды, страшные и смешные одновременно. Оказалось, сад не был единственной реальностью. К ней прилагалось еще много чего. Неприятного, пугающего, жуткого.
Вчерашних мечтателей отлавливают экономическими средствами и принуждают к вхождению в сословие, как оно и было, когда вишня плодоносила исправно каждый год. Уже набраны казаки, а армию не распускали никогда. Армия на месте и готова уйти к своим традициям хоть до конницы. Священство есть, уже избыток, крепостные крестьяне нарождаются.
Несколько лет еще пройдет, будет в России молодой патриарх, не знающий советского. Византийский и сусальный, как и грезилось. Сословия укрепятся, врастут в землю. И вишневый сад, о котором было столько воздыханий, снова будет шуметь у барской усадьбы. Как и мечталось мечтателям длинными зимними вечерами, когда на улице была проклятая современность.
Что будет дальше? Неужели новый вишневый сад — это всерьез и надолго? Надо полагать, что нет. Судя по всему, в скором времени вишню нужно будет снова рубить, как и сто лет назад, чтобы освободить место дачам и фабрикам. Снова кто-то продаст за долги, снова придут молчаливые мужики и будут рубить. И снова «слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный».
Остается надеяться, что возвращение сада, почти случайное, наверное, и, наверное, совсем не нужное, сыграет роль противоядия. И в будущем, каким бы отдаленным оно ни оказалось, уже никому не придет в голову мечтать о чеховских пейзажах так, чтобы эти мечты потом всерьез сбывались.
