8 октября в Стокгольме объявлено имя нового лауреата. Светлана Алексиевич стала шестым писателем-нобелиатом, пишущим по-русски, встала в этот ряд вслед за Иваном Буниным, Борисом Пастернаком, Михаилом Шолоховым, Александром Солженицыным, Иосифом Бродским. Ее премия — первый «Нобель» нашей словесности в новом столетии: Иосиф Бродский стал лауреатом в 1987 году.

Формулировка Нобелевского комитета точна и благородна: «За ее многоголосное творчество, памятник страданию и мужеству в наше время».

Книги и судьбу Светланы Алексиевич отечественный читатель знает хорошо. Тем не менее напомним. Вся проза Алексиевич — документальный эпос советского и постсоветского пространства в XX веке, сложнейший коллаж записей, монологов, подлинных свидетельств и судеб. «У войны не женское лицо» (1983) — первая книга, мгновенно принесшая молодой белорусской писательнице всесоюзную славу, — свидетельства женщин, прошедших Отечественную. «Последние свидетели. Соло для детского голоса» (1985) — монологи тех, кто пережил войну детьми. «Цинковые мальчики» — голоса и трагическая томограмма коллективного сознания тех, кто воевал в Афганистане. «Зачарованные смертью» (1994) — свидетельства тех, кто пытался покончить с собой (и в решении многих проступало время — перемена всего сущего в начале 1990-х).

В 1997 году вышла «Чернобыльская молитва». И только через полтора десятилетия, в 2013-м, — «Время секонд хэнд», эпическая попытка осознать и рассказать через человеческое многоголосье о сдвиге «постсоветского мира» за двадцать лет. В одной из первых европейских рецензий была точно определена суть книги: «Ошеломляющая картина того, что на самом деле происходило в этой огромной стране во время ее монументального исчезновения».

Книги Светланы Алексиевич переведены на два десятка языков. Она и до Нобеля-2015 стала лауреатом престижнейших литературных премий Европы: Angelus, Медичи, Германского союза книготорговцев и многих других.

«Стабильная» белорусская власть наших дней Алексиевич не любила. Так же как и Василь Быков (и по тем же причинам), писательница покинула Минск в начале нулевых и свыше десяти лет прожила в Западной Европе. Два года назад Светлана Александровна вернулась домой.

…О поэтике ее книг: конечно, это не равнодушная скоропись verbatim! К документальным записям Алексиевич и прозе, рожденной из них, куда больше подходит самойловская технология писания стихов «трижды сквозь душу и шкуру протаскивать будем строфу». Огромный массив рассказанного расщепляется до молекул — и из них синтезируется вещество прозы. Эта лабораторная работа, кажется, весьма опасна и для исследователя: темы Алексиевич — за порогом боли.

…Кухни и вагоны, рынки и казармы. Сельская учительница с тремя детьми: по вечерам они ходят к хлебозаводу «понюхать хлебушка». Свидетельства таджикского мигранта — и близких маршала Ахромеева. Московские вокзалы начала 1990-х, переполненные «новыми бездомными», бежавшими с воюющих окраин СССР: полуголодная, враз ожесточившаяся столица не может и не хочет дать им ничего, кроме кипятка из титана. Расстрелы бизнесменов в кабинетах, обнищавшие ученые, торгующие вразнос соленьями, и слова двадцатилетнего: «Я хожу на разные тусовки. К патриотам, националистам… Слушаю. Будет время, и кто-нибудь обязательно даст мне в руки винтовку. И я возьму».

Именно после выхода «Времени секонд хэнд» все ее книги окончательно сложились в гипертекст. В памятник переломному, смутному времени, советскому проекту, общему нашему ХХ веку. Колоссальный памятник, в котором тщательно, как складки плащей в многоярусном алтаре, — выделаны детали, голоса личного страдания. Страдания такой силы (вспомнить хотя бы рассказы жен первых ликвидаторов в «Чернобыльской молитве»), что они, кажется, могут расплющить и самого хрониста. Но вся тридцатилетняя писательская судьба Алексиевич — стояние над рекой времен и над рекой боли.

Надо ли говорить, как плотно вписано такое понимание литературы в отечественную традицию? Но у Алексиевич есть и запись, принадлежащая не героям — а ей, автору: «Я верю, что боль — мост между людьми, скрытая связь, а в другой раз в отчаянии думаю, что это — пропасть».

Писательница говорила «Новой газете» перед выходом книги «Время секонд хэнд»: «Для меня невероятно важно отношение человека к «красной идее». Я старалась исследовать сознание тех, кто намертво связал себя с «красным проектом» — и словно погибал вместе с ним. Я ведь из книги в книгу исследовала идею «домашнего коммунизма», тоталитаризма: что это такое? как мы тут жили? какими мы из этого вышли? <…> Я тридцать с чем-то лет пишу, записываю единую «Красную энциклопедию». <…> Исследую идею, которая залила страну кровью. Именно потому, что эта идея не ушла: это в 1990-х нам представлялось, что она уйдет легко и быстро. Но этот вирус долго живет в земле, вроде сибирской язвы. И я хочу рассказать, что это был за эксперимент над огромным количеством людей».

…Сейчас, после Нобелевской премии, к ее книгам — многофигурному монументу страдания «одной шестой» земного шара в ХХ веке — придет и множество новых читателей.

«Новая газета» поздравляет Светлану Александровну!

P.S.18 лет назад «Новая газета» вручила премию имени Андрея Синявского «За благородство и творческое поведение в литературе» той, кого в день 90-летия Синявского назвали лауреатом Нобелевской премии.