Без демократии массы обычно живут весьма небогато. Это банальность, с которой иные спорят, защищая что-то исконно свое, что, в общем, тоже не ново. Но есть одна путаница, ее сюжет неразрешим, почти как с курицей и яйцом. Что первично? Государство, которое отучает своих граждан от излишней потребительской алчности, или, наоборот, скромность потребительских запросов является источником и составной частью недемократии?

И ради чего общество готово так легко отказаться от только что освоенного стирального порошка «Тайд»?

Только надо отринуть соблазн простых ответов. Про долготерпение, например, о котором принято говорить, скорбя о народном менталитете. Народ как народ. Никакого терпения. Только расчет.

Гражданин недемократического государства снисходителен к чужим недостаткам, хоть весьма с виду недобр. Этот гражданин — индивидуалист высшей пробы, что бы ни думали на его счет адепты соборности. Цену своему государству он знает лучше самого отчаянного нацпредателя. Он ничего не ждет от сограждан, соседей и отечественных производителей. Он все про них знает и готов довольствоваться малым. Только не потому, что лишь бы не было войны. Он снисходительно не замечает повсеместной лени, халтуры и надувательства просто для того, чтобы ему самому при случае никто не колол глаза. Это и есть общественный договор.

Высокий стандарт потребления накладывает ответственность на самого потребителя, а как любое физическое тело стремится к минимальному запасу потенциальной энергии, любое физическое и юридическое лицо стремится к минимуму ответственности. Грамотно выстроенная система скромных аппетитов открывает безграничные аппетиты, на зависть любому обществу потребления. Сколько оптимистов ошиблось на этот счет! Ведь так верилось, что потребительская революция станет всенародным демократическим прозрением. Все получилось ровно наоборот. Вполне по Фейербаху, между прочим. Материалистическая привычка не напрягаться оказалась сильнее идеалистической тяги к роскоши. Надежда на обретение последней на халяву, естественная и спасительная, ослепительно сверкнув, растворилась, как эмэмэмовская пирамида, оставив в воздухе горький привкус незаслуженного страдания, подтвердив пагубность больших ожиданий и надежд.

Свалившиеся на массы потребительские открытия ничего не поменяли в миросозерцании народа. Даже те, что были вполне доступны. По цене пошехонского сыра или порошка «Лотос». Расчет на европейское потребление как повод заинтересоваться европейскими ценностями рассыпался с тем же звоном, что и надежда на будущее поколение, которое обязано захотеть свободы. И что, увидев заграницу, наш человек усомнится, наконец, и в своих исконных ценностях.

Оказалось, наоборот. Только укрепился. Все, к чему он должен устремиться или, на худой конец, что он должен был теперь бояться потерять, было им воспринято, как презентация, на которую он случайно попал. Во-первых, за счастье не было заплачено — терять нечего. Во-вторых, кто бы за это счастье из наших людей стал платить?

Не из жадности. Не от недостатка средств. Бедность не в деньгах, бедность в запросах. Как тысячедолларовый виски — атрибут нишевой для страны экономики, так и сектор низких запросов — экономика со своими особыми законами, в соответствии с которыми «плохо» не означает «дешево». Важен не товар, а цена, в которую оценивается его потребительская функция. Качество не обязательно, а теперь оно еще и «санкционировано», и наш человек, не задумываясь, платит за микояновские «охотничьи» вполне сопоставимо с многострадальным хамоном.

Импортозамещение состоялось. Причем давным-давно. Импортозамещение — это не то, что вы думали. Импортозамещение — это и есть общественный договор о скромных потребностях. Конституция и моральный кодекс самодостаточного лузера. Человек человеку ничего не должен, он не должен государству, и оно не должно ему. Поэтому все — по минимуму. Каждый имеет право ничего сверх этого минимума не хотеть, чтобы никто сверх этого минимума не хотел от него. Право быть дилетантом объявляется священным, что особенно важно для отечественного производителя всего и вся — услуг, товаров, президентских указов. Договор дороже денег, и если кто-то делает плохие машины, то почему кто-то должен хорошо управлять государством?

Свобода, может быть, лучше несвободы, зато недемократия адаптивнее демократии. Демократия не переживет крушения мобильной связи, а недемократия уйдет в землянки с высоко поднятой головой. Недемократия — это не отсутствие свободы слова, которая никого не волнует. Это рай для бездарных инженеров, косоруких строителей, безграмотных менеджеров, кассиров, которым покупатель вечно должен посмотреть восемь рублей сорок четыре копейки. Они знают: сгодиться их дарования могут только здесь, в обществе лузерских запросов, и потому долой «пятую колонну», которая грозится разрушить их простое и выстраданное человеческое счастье. Демократии не бывает для тех, кто готов быть бедным. Хозяйственного мыла хватит. За ценой не постоим.