В мае 1921 года вождь писал жене Рыкова, которого только что сделал своим заместителем в правительстве: «Алексей Иванович производит впечатление совсем больного человека. Не можете ли Вы его уговорить, или хитростью, что ли, заставить, или самой с ним поехать?

Ну где в Ессентуках у нас хорошее лечение? Явный вздор! Будет хаос, бестолочь, неустройство, усталость, а не лечение, дерганье нервов, обращения местных работников. Он упрямится, не хочет в Германию. А там 2—3 месяца стоит 4—5 у нас. Будет изоляция, отдых, корм, лечение по науке строгое. Станет работоспособным человеком. Очень прошу постараться его «вывезти» в Германию и вылечить серьезно».

Ленин отчетливо понимал пороки советской системы, но избавить от них был готов только избранных. По его настоянию политбюро обязало Рыкова «выехать за границу для постановки диагноза и лечения». Алексей Иванович подчинился воле партии.

Только для себя

Большевики, взяв власть, запретили согражданам уезжать из страны. Но для себя сделали исключение. Высшее руководство лечилось за границей, в Германии. Наркому просвещения Луначарскому в Берлине сделали глазную операцию. Потом он перебрался в санаторий в Париже. Нарком иностранных дел Чичерин несколько лет лечился у немецких врачей. Секретарь ЦК Молотов через год после свадьбы направил молодую жену лечиться в Чехословакию, потом сам ее навестил, на обратном пути заглянул в Италию.

Политбюро постановило: создать при правительстве «специальный фонд в размере 100 000 рублей для организации отдыха и лечения ответственных работников». Ленин инструктировал полпреда в Берлине: «Поставьте дело так, чтобы о каждом лечившемся в Германии присылался в ЦК оригинал самого подробного заключения врачей и предписания больному или вылечившемуся».

Новые вожди быстро освоили преимущества своего высокого положения. Они не спорили, когда врачи, тонко чувствовавшие настроения своих высокопоставленных пациентов, предписывали им длительный отдых в комфортных условиях.

Через два месяца после революции, 5 января 1918 года, Ленин попросил предоставить ему отпуск. Просьбу удовлетворили. На следующий день с женой и сестрой он поехал в санаторий в финской деревне Халила. Лечили там усиленным питанием и регулярными прогулками в парке. После чего Ленин распорядился, чтобы питерский комитет партии открыл для себя дома отдыха в Эстонии и Финляндии — мест на 20—30.

Новая власть заботилась о том, чтобы руководящие кадры ни в чем не испытывали нужды. Так возникла система кремлевских пайков, отмененная только при Горбачеве. 31 января 1924 года на пленуме ЦК будущий маршал Климент Ворошилов сделал доклад «О здоровье партверхушки». После этого началось создание особой, разветвленной системы медицины для высшей номенклатуры, которая существует по сей день.

Система 4-го управления

Кремлевская больница первоначально располагалась в Потешном дворце. Когда пациентов стало много, ее перевели в трехэтажное здание на улицу Грановского (сейчас это Романов переулок). На втором этаже врачи принимали членов и кандидатов в члены ЦК. Первый этаж отвели для хозяев жизни — членов и кандидатов в члены политбюро, секретарей ЦК.

Право пользования системой 4-го управления определялось решением секретариата ЦК. В решение о назначении на номенклатурную должность вписывалась ключевая фраза: «…и распространить на него право пользования Первой поликлиникой 4-го главного управления при Минздраве СССР».

Эта поликлиника, которая и по сей день находится на Сивцевом Вражке, и считалась лучшей. При повышении в должности постановление секретариата ЦК предусматривало «право пользования Объединенной спецбольницей и поликлиникой 4-го главного управления при Минздраве СССР». Это медицинский центр на Мичуринском проспекте — для старшей номенклатуры, который построили при Брежневе.

Потеря возможности лечиться в 4-м управлении было настоящим горем для чиновника и его семьи.

Традиция?

В царской России не было медицины для начальства. Все пользовались услугами частных врачей. В США президент, как верховный главнокомандующий (а также вице-президент, как его возможный сменщик и министр обороны), могут обследоваться в военно-морском госпитале в Бетесде. Все остальные — министры, сенаторы, губернаторы — лечатся за свои деньги. В не любимой нами Европе никому и в голову не приходило создать поликлинику для высших чиновников.

Премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер выговаривала членам кабинета, которые пользовались всеобщей системой страховой медицины: вы не должны пользоваться деньгами, которые за вас платят другие. Она сама за все, в том числе за сложные операции, платила из собственного кармана.

Медицина для начальства возникла в СССР как следствие тотального дефицита, нехватки врачей, медицинской техники, больничных коек и лекарств. И как следствие социального неравенства. Детский писатель Корней Чуковский, оказавшийся в ЦКБ в 1965 году, записал в дневнике: «Больница позорная: работники ЦК и другие вельможи построили для самих себя рай, на народ — наплевать. Народ на больничных койках, на голодном пайке, в грязи, без нужных лекарств, во власти грубых нянь, затурканных сестер, а для чинуш и их жен сверхпитание, сверхлечение, сверхучтивость, величайший комфорт».

Мазь для Суслова

Второй человек в партии и главный советский идеолог Михаил Андреевич Суслов не любил врачей, не доверял их рекомендациям и не желал принимать прописанные ему лекарства. Лечащему врачу он жаловался на боли в левой руке и за грудиной после даже непродолжительной прогулки. Опытные доктора сразу определили, что это боли сердечного характера — у Михаила Андреевича развилась сильнейшая стенокардия. Сняли электрокардиограмму, провели другие исследования и установили «атеросклероз сосудов сердца и коронарную недостаточность». Но Суслов категорически отверг диагноз:

— Вы все выдумываете. Я не больной. Это вы меня хотите сделать больным. Я здоровый, а это у меня сустав ноет.

Может быть, он не хотел считать себя больным, чтобы не отправили на пенсию, может, искренне не верил, что способен болеть, как и все другие люди.

По просьбе академика Чазова, начальника 4-го главного управления при Министерстве здравоохранения СССР, в Соединенных Штатах заказали мазь, содержащую сердечные препараты. Михаилу Андреевичу сказали, что она снимет боли в суставах. Суслов старательно втирал мазь в больную руку. Лекарство, как и следовало ожидать, помогло. Сердечные боли уменьшились. Довольный Суслов назидательно заметил врачам:

— Я же говорил, что болит рука. А вы мне твердили: сердце, сердце…

Эта история — метафора отношений нашего начальства с западной медициной. Понимали ее высокий уровень, хотели ей пользоваться, но не афишируя.

Хирурги для Келдыша

Президент Академии наук Мстислав Всеволодович Келдыш страдал атеросклерозом сосудов нижних конечностей с перемежающейся хромотой. Весной 1972 года Келдыш обратился к Чазову за помощью. Сказал, что не может ходить: чуть пройдет, и возникают такие боли в левой ноге, что он вынужден останавливаться. Чазов доложил Брежневу, для которого Келдыш был высшим авторитетом. Генеральный секретарь потребовал вылечить академика.

Келдыш 10 дней пролежал в Институте хирургии, его лечили в барокамере, но не помогло. Встал вопрос об операции. Семья хотела, чтобы это сделали иностранные врачи. Возможно, на них подействовала трагическая история Сергея Павловича Королева.

Брежнев и Косыгин согласились «на иностранцев». Келдыша оперировал знаменитый американский хирург Майкл Дебейки, который позднее консультировал президента Ельцина. Дебейки прилетел со своей бригадой. Операцию аортобедренного шунтирования провели в Институте сердечно-сосудистой хирургии. Она продолжалась шесть часов и закончилась успешно — Дебейки соединил аорту с бедренной артерией для улучшения нарушенного кровообращения. От предложенного гонорара американец отказался, заметив, что ученые должны помогать друг другу.

Протезы для Брежнева

Брежнев страдал от проблем с зубами, вернее с зубными протезами. Речь генсека стала невнятной. Это его очень мучило, поскольку он считал себя умелым оратором и верил в свою способность произвести впечатление на публику.

Леонид Ильич был трудным пациентом, у него так быстро происходило изменение твердых и мягких тканей челюсти, что зубные протезы плохо сидели. Когда Брежнев выступал, он должен был языком поддерживать протез. Поэтому генсек плохо говорил, возникали цокающие звуки, смешившие аудиторию. Нужен был такой протез, который бы очень плотно присасывался, тогда Леонид Ильич мог бы говорить спокойно. Посол в ФРГ Валентин Фалин нашел немецких врачей, которые взялись изготовить для Брежнева протез, используя новые технологии и материалы.

22 октября 1974 года Леонид Ильич писал Фалину в Бонн:

«Валентин Михайлович, прошу передать врачам, что я жду их с надеждой на успех дела, — мне очень трудно передать ощущение во всех деталях от того, что я испытываю от ношения оставленной модели, хотя я все время пользуюсь ею.

В целом хотелось бы, чтобы она была легче, — особое неудобство я испытываю в местах соединения модели с моим мостом — выпирание моих крайних зубов создает неприятное ощущение для языка. Обо всем этом мы говорили в Москве, и поэтому я не хотел бы вносить новых замечаний».

Вместе с запиской Брежнев через Министерство иностранных дел переслал Фалину подарки немецким стоматологам, а самому послу — кусок кабаньего мяса, фирменный охотничий трофей генерального секретаря.

Оригинал и копия

Изучая японский язык, я познакомился с руководителем японской фармацевтической фирмы, носившей русское название «Искра». Ее основатель Сиро Исикава, солдат императорской армии, в 1945-м попал в советский плен в Маньчжурии. Чуть не погиб, но его спасла советская женщина-врач, и Исикава на всю жизнь проникся теплыми чувствами к России. Он поставлял медицинскую технику 4-му управлению. Рассказывал мне, как в поликлинике на Сивцевом Вражке демонстрировал новинку — электронный гастроскоп. Рекламируя товар, японец сам проглотил кишку и показывал на экране, что у него в пищеводе.

Академик Чазов превратил кремлевскую медицину в процветающее учреждение. Как рачительный хозяин, следил за тем, чтобы начальство не оставалось без новинок.

Однако людям знающим была ясна разница между оригиналом и копией. Помню, как в позднесоветские годы, беседуя с одним из руководителей Министерства иностранных дел, я заметил, что он явно нуждается в помощи стоматолога. Позволил себе пошутить: «Вас открепили от 4-го управления?»

Он усмехнулся:

— Не хочу идти к нашим врачам. Да и материалы у них не те. Через неделю начинается сессия Генеральной Ассамблеи ООН, в Нью-Йорке и пломбу поставлю, и вообще полечусь.

Торжество невежд

Сессия Академии сельскохозяйственных наук летом 1948 года, знаменовавшая победу «народного академика» и мистификатора Трофима Лысенко над генетиками, воспринимается как комичный эпизод. В реальности триумф Лысенко спровоцировал погром современной науки — в рамках борьбы с космополитизмом и иностранщиной и воспитания ненависти к Соединенным Штатам, к Западу, вообще ко всему иностранному (что Сталин сделал своим идеологическим знаменем в послевоенные годы).

Президиум Академии наук СССР поддержал Трофима Лысенко и закрыл лаборатории, которые были объявлены очагами реакционной псевдонауки. Такое же решение приняла и Академия медицинских наук.

На этом Кафтанов не остановился. Он обязал университеты «в двухмесячный срок пересмотреть состав всех кафедр биологических факультетов, очистив их от людей, враждебно относящихся к мичуринской биологии, и укрепить эти кадры биологами-мичуринцами». Такую же чистку провели в сельскохозяйственных, медицинских, зоотехнических и зооветеринарных институтах. Пересмотрели учебные программы. Учебники и научные труды, написанные противниками Лысенко, запретили.

Химическое отделение Академии наук провело сессию в подражание лысенковской, так что расправа с лучшими биологами страны дополнилась разгромом химической науки. Некому стало учить будущих врачей и фармацевтов. Место настоящих ученых в институтах и университетах заняли настоящие шарлатаны, поддержанные властью, поскольку они боролись против «враждебных западных теорий», а своих противников обвиняли в низкопоклонстве перед Америкой.

«Мы вынуждены выслушивать безумную старуху Лепешинскую, открывшую «живое вещество», — возмущался академик Александр Мясников. — Эта баба-яга, оказывается, — соратница Сталина по партийной работе до революции, она попросила у него поддержки, и было дано «соответствующее указание». Лепешинскую возвели в гении».

В 1950 году старой большевичке Ольге Лепешинской, которая увлеклась медициной, присудили Сталинскую премию и приняли в Академию медицинских наук.

«Население поверило в ее высказывания о пользе особых ванн, — пометил в дневнике писатель Юрий Олеша. — Стали распространяться ее рецепты на папиросной бумаге. Люди возвращались домой после ее лекций взволнованные, поверившие в долголетие».

Лепешинская была не одна!

Ветеринар Геворг Мнацаканович Бошьян в 1949 году выпустил книгу «О природе вирусов и микробов». Автор утверждал, что его открытия изменят современную медицину. А был он просто авантюристом. Проповедовал нечто чудовищное по безграмотности, но призывал вести борьбу «против космополитизма в науке, за идеи Ленина—Сталина» и получил поддержку высшего начальства. Бошьяна поставили во главе секретной лаборатории НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф. Гамалеи, присвоили ему научную степень доктора медицинских наук и звание профессора.

Торжество маниакальных невежд! Ветеринарный фельдшер Дорохов растворял рога крупного рогатого скота в азотной кислоте и предлагал этот яд больным раком. Техник Качугин проповедовал лечение солями тяжелых металлов. Микробиолог Троицкая вводила больным в качестве вакцины вытяжку из раковых клеток. И поддавшись безумию, творившемуся в стране, к этим мистификаторам вереницей шли больные.

Шрамы не исчезают

От этого разгрома, который продолжался несколько лет, отечественная наука так и не оправилась. Уничтожение интеллектуального потенциала определило отставание медицины и фармацевтики. Средства диагностики, медицинская техника, лекарственные препараты — все приходится закупать и сегодня.

Чины, служащие по ведомству здравоохранения, могут рвать на себе импортную рубашку и твердить, что медицина у нас наилучшая. Но есть надежный индикатор. Высшие чиновники и олигархи, все, кому это по карману, поправляют свое здоровье далеко от России. Евгений Максимович Примаков, которого никто не обвинит в недостатке патриотизма или в любви к Западу, после вынужденного ухода в отставку сделал операцию по замене тазобедренного сустава в Швейцарии.

Конечно, лечиться за границей могут позволить себе немногие. Хотя ведь и у нас… Стоимость операции (они почти все платные) — не единственный расход. Придется раздавать взятки, чтобы попасть к хорошему хирургу и лечь в приличную палату. Необходимые лекарства (в том числе препараты, которые понадобятся при операции, а то и средства анестезии), протезы или сердечные клапаны тоже предстоит купить самим; хорошие — импортные — стоят безумных денег. Еще надо платить за послеоперационный уход. Иначе усилия даже лучшего хирурга в мире пропадут втуне: выхаживание — слабое место отечественного здравоохранения.

У нас действительно всегда были чудесные врачи. Бог талантами не обидел. Но так и не удалось создать систему оказания медицинской помощи на современном (и постоянно совершенствующемся!) уровне. Никогда не концентрировалось столько интеллектуальных сил и не выделялось денег из казны, чтобы догнать ушедших далеко вперед Европу и Северную Америку. А наличие медицины для начальства объясняет, почему и не было потребности ликвидировать отставание.

Объявленный нынче отказ от закупок иностранной диагностической техники и лекарств означает, что основная масса населения не получит полноценной медицинской помощи. А начальство о себе — позаботится. Традиция.